Страница 15 из 28
Гость тем временем снял шлем и зажал его левой рукой, прижимая к туловищу. Из-под шлема на наплечники упала волна длинных золотистых волос. На верховного епископа уставились холодные глаза голубого цвета, точь-в-точь как у послушника, незаметно уколовшего его.
– Ну, здравствуй, верховный епископ, – спокойным, немного шипящим голосом поздоровался гость. – Прошу прощения, что беспокою без приглашения. Ты же знаешь, у нас, паладинов, не так много времени, чтобы тратить его на ненужные формальности.
Кламион скорее понял, чем почувствовал, что опорожнил под себя кишечник от страха. Все это, паладин у дверей, мстительная улыбка наполовину с гримасой отвращения на лице ублюдка-юнца и игла, торчащая из его груди, означало две вещи. Первая – его предали, а вторая – он умрет. Осознание происходящего наполнило его разум таким ужасом, что он почти утратил способность рассуждать. Но какая разница? Он уже был мертв.
Первый паладин подошел к кадке, ухватился за ее края окованными железом пальцами свободной руки и без усилий покачал ее из стороны в сторону вместе с содержимым, расплескивая воду на роскошный ковер.
– Сперва я хотел поговорить с тобой наедине, – Вилларион, прим-паладин Первого Собора Церкви, аккуратно погладил стальной перчаткой голову Кламиона и отступил на шаг назад, чтобы лучше видеть первосвященника. – Поговорить по совести, мой старый добрый друг. Но потом я передумал. Ты сильно изменился, брат Кламион. И, видит Святой Лорх, говорить нам было бы не о чем.
Вилларион подошел к столу Кламиона и взял в руки один из колокольчиков, приподнял его на уровень глаз и позвонил, прислушиваясь к мелодичному перезвону. Огромная ладонь резко сжалась, сминая тонкий металл.
– В кого ты превратился? – спросил с отвращением Вилларион и отшвырнул кусок металла в угол покоев. – Колокольчики? Святой Лорх, колокольчики!
Кламион смотрел на прим-паладина, всем своим существом желая лишь одного – чтобы Вилларион дал ему маленький шанс на спасение. Ведь не зря же он говорит с ним, вместо того, чтобы просто убить? Мысли Кламиона судорожно заметались, стараясь выстроить хоть какую-то цепочку в голове, которая позволила бы ему сохранить жизнь. Святой Ваал, если бы только он мог говорить!
Но верховный епископ ошибся. Его участь была предрешена заранее. Прим-паладин Вилларион не знал, что такое жалость, прощение или милосердие.
– Ты предал нас, ублюдок. Предал интересы Церкви, – голос Виллариона стал бесцветным, словно он зачитывал какой-то свиток. – Ты поставил свои мелкие интересы выше интересов Церкви. Ты обвиняешься в измене. Скажешь что-то в свое оправдание, старая толстая свинья?
«Тварь! – мысленно заорал Кламион. – Тварь!..»
Он бы мог привести сотню доводов в свою защиту, мог бы купить свою жизнь, мог бы… Это было бессмысленно. Он уже мертв.
Вилларион склонился над неподвижным первосвященником, так что едва не соприкоснулся с ним лбами. Его чисто выбритое лицо, без единого изъяна, встретилось с холеным и жирным лицом Кламиона, обрамленным идеально ровной бородой.
– Ты в самом деле верил в то, что я безумен? – прошептал паладин, буравя Кламиона тяжелым взглядом. – Ты в самом деле считал, что твой старый добрый друг окончательно рехнулся со своей верой? Что он способен лишь проливать кровь врагов во славу Святого Лорха? Старый дурак.
Рука прим-паладина сжала край кадки и медленно повернула ее, открывая обездвиженному верховному епископу вид на противоположную от входной двери стену как раз в тот момент, когда потайной ход открылся и в кабинет вошли двое. Один в белоснежной робе, второй в серой. Они подошли ближе и встали в шаге от кадки. Вилларион еще раз повторил свои последние слова, но уже шепотом:
– Старый дурак…
Глаза Кламиона открылись еще шире. Только теперь он понял, насколько он был глуп и слеп. Прямо напротив него стояли Калеб и маг, живой и невредимый. Святой Ваал, как же он мог так просчитаться? Хотя какая теперь была разница? Никакой.
Вилларион повернул кадку обратно, встречаясь с обезумевшим от ужаса верховным епископом взглядом.
– Пора прощаться, – уголком рта улыбнулся прим-паладин. Он резко встал и перед тем, как надеть шлем, провел рукой по своим позолоченным, до плеч, волосам, приглаживая их. Его лицо, настолько красивое и чистое, что с него могли писать лики ангелов, исказило отвращение, которое тут же исчезло под сталью глухого шлема.
– Отдайте его палачу! – раздался приглушенный из-за шлема голос. Вилларион на миг задумался и встрепенулся. – Нет! Ты! – стальной палец указал на полуголого юнца, все это время стоявшего у окна с опущенной головой. – Мальчик, утопи эту грешную тварь в его же сраме. Не стоит марать о него честное железо!
Последнее, что увидел верховный епископ Первого Собора Церкви Кламион перед тем, как маленькие, но цепкие ручки схватили его за волосы и опустили непослушную голову под воду, было его собственное перекошенное от ужаса лицо, отражённое в глазах мага, который вплотную наклонился к нему и заботливо поправил прядь волос, повисшую посредине лба.
Глава 8
Смена?
– Вперед, парни! – неожиданно хрипло завопил Вепрь и с широко раскрытыми от страха глазами указал мечом наверх. – Полезли!
Десятки дружно поползли вверх, стараясь не столкнуться с выжившими стражниками, скатывающимися вниз. Одно стремительное мгновение, и Патрик уже наверху, в самом центре бойни. Только что юноша с тоской смотрел на силуэты людей в лагере, упираясь спиной в бочонок с песком, а вот он уже лицом к лицу с напирающими мертвецами.
«Смена!» – один крик, отделяющий их от кошмара наверху. И он прозвучал. Патрик успел заметить, как много было нежити впереди. Несколько сотен! Если бы не мост, перекрывающий поток мертвяков до маленького ручейка, защитников давно смяли и нежить прорвалась в центральную часть города.
Мертвецы бездумно напирали друг на друга, едва не продавливая ряды стражников. Это мало напоминало бой на мечах, которому учили стражников наставники на тренировочных площадках, когда мечом ты атакуешь врага, а щитом принимаешь его удары. Нет, это была толкучка в тесноте. Давящие со всех сторон плечи и щиты товарищей. Скрежет зубов и проклятья. Живой заслон на пути толпы мертвецов.
Патрик запоздало вспомнил слова солдата снизу. Всеединый, как же он оказался прав. В такой давке не стоило и думать о том, чтобы нанести точный удар мечом. Сражаясь в два ряда, как их приучили, мужчины сперва пытались атаковать нежить мечами с задней позиции, укрываясь за напарниками со щитами, но быстро понимали бесполезность таких действий. Нежить не обращала на выпады никакого внимания, продолжая упрямо напирать на живых. В самом дел, ну что им в пробитой груди или отрубленном ухе? А меч, попавший в глазницу, и вовсе застревал в ней и падал под ноги вместе со своей жертвой. Так в эту глазницу еще надо было исхитриться попасть!
Патрик сразу сообразил, что меч в этом бою ему не пригодится. Вместо выпадов со второй позиции, стражник уперся в спину напарника, давая ему дополнительную точку опоры на вершине укрепления. Довольно быстро все воины последовали его примеру. Мужчины отбросили ненужные мечи за спины и взялись за щиты двумя руками. Все, на что они могли рассчитывать – это удерживать позицию на верху заграждений и постепенно оттеснять нежить назад или скидывать с моста в канал.
Патрик видел краем глаза, как Вепрь изловчился и мощным ударом щита сбросил мертвеца в воду. Но тварь успела уцепить за руку зазевавшегося стражника, отбивающегося рядом, и увлекла его за собой. Юноша, холодея от ужаса, слышал крики несчастного, всплывшего на поверхность и заживо раздираемого мертвецом, крепко ухватившего того со спины. Патрик не видел, но догадывался – оба быстро ушли под воду и уже не всплыли на поверхность.
Вся нежить слилась перед его глазами в одну неразборчивую и вопящую массу. Яростная волна мертвяков, желавшая разорвать его в клочья. Напарник исчез. В одно мгновение. Его просто не стало. Последняя преграда между юношей и мертвецами пропала. Нежить тут же стала напирать в брешь. Патрик шагнул вперед, судорожно вцепился в щит обеими руками и вжал голову в плечи, моля Всеединого, чтобы мореное дерево выдержало эти безумные удары и толчки. Он словно стал единым целым со своим щитом, стараясь вжаться в него как можно сильнее и теснить невидимого врага прочь.