Охота на охотника

– Хорошо, – сказал я. – Убивать тебя я пока погожу. Но ты-то сам кто такой?

Его тихий рассказ был сбивчив и перескакивал с пятого на десятое. Звали моего нового знакомого Вася Жупишкин. А точнее, Василий Маркелович Жупишкин, двадцати трех лет от роду, из Кулунды, Алтайского края. В плен к немцам попал на Юго-Западном, в октябре 1942 года. Дальше обычная история – «Шталаг», рабочие, то есть, лагеря, где работал куда пошлют – разгружал тяжести, надрывал анус в каменоломне, на строительстве дорог, разборке руин и прочих земляных работах. В последнее время, по его словам, работал на каком-то немецком аэродроме в соседней Силезии. Десять дней назад их погрузили в вагоны и куда-то в очередной раз повезли. Ночью, по пути, где-то в районе Закопане их эшелон попал под бомбежку. Охрана частично погибла, частично разбежалась, и, естественно, уцелевшие пленные немедленно дали дёру в разные стороны. Точнее – бездумно ушли на рывок, не думая о маршруте и последствиях. Лично он бежал в компании двух товарищей по несчастью, один из которых был то ли из комсостава, то ли просто шибко грамотный, поскольку немного знал по-немецки и по-польски. Поначалу им, вроде бы, повезло. Сначала натолкнулись на какую-то лесную сторожку, где, судя по всему, жили лесорубы или пастухи, отсутствовавшие в тот момент. Сбили замок с двери, вошли, сперли скудную одежонку и немного хлеба и овощей. Потом старались идти на восток. Однако обратили внимание, что вокруг слышны разговоры на каком-то не очень понятном языке. На третий день вышли к сельской ферме с коровами, где их неожиданно застукал хозяин. Фермер вроде бы понял ломаный польский одного из коллег Жупишкина и поначалу отреагировал на их появление более-менее спокойно. По словам Жупишкина, они с товарищами подумали даже, что хозяин фермы – наш человек, поскольку он отвел их под навес и накормил хлебом и супом. Однако, пока беглецы ели, хитрожопый фермер послал своего пацана за полицией. Явились двое жандармов, после чего Жупишкину с товарищами пришлось срочно разбегаться куда глаза глядят. За Жупишкиным не погнались, но о том, что стало с остальными двумя, он теперь даже боится предполагать, поскольку слышал, как жандармы стреляли несколько раз. В процессе унесения ног до Жупишкина наконец дошло, что на жандармах была очень странная форма, не немецкая, но и не польская. Из этого он сделал вывод, что, кажется, сильно заплутал.

Я терпеливо выслушал этот его рассказ. Конечно, пристрелить бедолагу Жупишкина было бы проще всего. Но, с другой стороны, если он, конечно, не врал, готовый на все человек для разного рода мелкой работы, вроде «сходи-подай-принеси», мне бы в тот момент пригодился. Конечно, считать его явление за некий «рояль в кустах» явно не стоило, поскольку это создавало разные дополнительные сложности. Но я очень надеялся, что агентура моих работодателей поможет мне как-то легализовать этот нечаянный «подарочек судьбы», снабдив его хоть какими-нибудь документами. Лихорадочно прикидывая возможные варианты, я понял, что факты насчет плена и прочего вряд ли поддаются быстрой проверке – татуировки с порядковыми номерами заключенных на левом предплечье делали только в Освенциме и, возможно, в некоторых других крупных концлагерях, вроде Бухенвальда. Но отнюдь не в многочисленных рабочих лагерях для военнопленных. Так что было бессмысленно просить Жупишкина закатать рукав. А значит, в чем-то приходилось верить моему новому знакомому на слово.

– Ты вообще-то кто был, в прежней жизни, то есть до плена?

Как выяснилось, Жупишкин был старшим сержантом ВВС РККА. Летчик-штурмовик, с «Илюхи-горбатого». Стандартная биография. Восьмилетка в родной Кулунде, потом кооперативный техникум в Барнауле и, параллельно, местный аэроклуб, организованный в 1935 году. Едва успев закончить техникум, сразу после начала войны Жупишкин, как и многие, записался добровольцем. Его отправили в авиашколу в Энгельс. Методика обучения несколько раз менялась. Сначала Жупишкина учили как штурмана на бомбардировщик СБ, но потом резко сменили профиль и сократили срок обучения. В итоге выпущен он был пилотом Ил-2 и некоторое время отирался в запасном авиаполку, где при избытке пилотов ощущался хронический некомплект самолетов и вместо «Илов» использовали И-153 – вполне обычное дело для первого года войны. На фронт он попал в самое что ни на есть поганое и горячее время, весной 1942 года, 619-й ШАП, Юго-Западный фронт. О своей боевой деятельности Жупишкин рассказывал путано. В основном, я понял главное – на фронте ему почему-то не везло прямо-таки фатально, хотя раньше, при полетах в аэроклубе или училище, этого не было. Во-первых, он был «вечный ведомый». Во-вторых, всего Жупишкин успел выполнил тридцать один боевой вылет, но при этом ему ни разу (!) не удалось без проблем вернуться на аэродром и нормально посадить самолет. Каждый раз его сбивали или подбивали, иногда на пути к цели, иногда – на обратном пути. В лучшем случае, он дотягивал до своего аэродрома и сажал подбитый или горящий «Ил» на брюхо. В худшем – садился на обратном пути на вынужденную или же прыгал с парашютом. Два раза он оказывался на немецкой стороне фронта, но все-таки удавалось добраться до своих. Благо тогда немцы еще наступали и окопов особо не рыли. В третий раз ему пришлось покидать подбитый Ил-2 прямо над немецкой мехколонной, и тут уже было без вариантов – хорошо, что хоть сразу не пристрелили. Ну, как по мне, эти его похождения были вовсе не признаком невезения, а скорее наоборот. Ведь все эти неведомые лейтенанты и капитаны, летавшие ведущими в звене Жупишкина, уже давно сложили свои головы где-нибудь, между Сталинградом и Воронежем. А в те моменты, когда Жупишкин относительно легко (а он при всем своем пресловутом «невезении» умудрился не получить ни тяжелых ранений, ни серьезных травм) выбирался из разного рода переделок, масса таких же, как он, наших молодых и скороспелых пилотов одноместных Ил-2 гибла в первых трех-пяти вылетах под огнем немецких малокалиберных зениток или бивших в упор из задней полусферы «мессеров». Так что, до известной степени, Жупишкин был «тертый калач»…

– Н-да, паря, это несомненно рекорд, – сказал я, выслушав его рассказ. Специальность летчика сразу же повысила потенциальную ценность Жупишкина в моих глазах. А что до «невезения» – помнится, в старой американской комедии «Горячие головы» был некий седой адмирал с подобной биографией – летчик-герой всех прошедших войн, которого стабильно сбивали в каждом вылете…

– Далеко же ты забежал, – продолжил я. – Но только явно не туда, до фронта еще ой как далеко. И вообще тут тисовская Словакия, союзное Гитлеру государство. Конечно, теоретически, какие-то антифашистские партизаны водятся и здесь, но не в таких количествах, как в Белоруссии или Польше…

– И что мне делать? – спросил Жупишкин, чье лицо приобрело слегка плаксивое выражение.

– Слушай сюда. Мне с тобой нянькаться некогда! У меня, как ты сам понимаешь, задание, которое категорически не совпадает с твоими нынешними устремлениями! Поэтому давай выбирай. Либо расходимся, и каждый идет дальше своей дорогой. Ты меня не видел, я тебя не знаю. Либо можешь остаться со мной. Но тогда ты должен во всем мне подчиняться и открывать рот только по моей команде, тем более что, как я понял, иностранных языков ты не знаешь. И еще – учти, что я направляюсь вовсе не к линии фронта, а в другую сторону, прямиком в Германию. Такое вот у меня важное задание. Если мы его выполним – помогу чем смогу. Как минимум, попробую свести тебя с местным подпольем, а уж они могут или спрятать тебя, или, скажем, отправить к партизанам. Так как?

– Как будто у меня какой-то выбор есть, – засопел Жупишкин. Было понятно, что он согласен, и я опустил пистолет – уже рука затекла стоять с этой железкой на изготовку.

– Это точно. Выбора нет. Тогда пойдешь со мной. Без свидетелей можешь называть меня «товарищ Андрей», на людях обращайся ко мне «пан» или «герр», но вообще старайся помалкивать. Ты машину водишь?

– Вожу. А куда мы идем?