Страница 2 из 13
– Ну что, Чок-паучок-получок, пойдем, заберем хабар «двухсотого»! – с ехидной улыбкой Шпик стал подниматься, закидывая на плечо винтовку. – Был сталкер, и нет его больше. Одним гадом на этой вшивой земле стало меньше. Айда туда.
– Куда? – Напарник вздернул брови, удивленно уставившись на товарища.
– Блин, кашу доедать и носки сушить с рейда… – пошутил Шпик, выпрямившись во весь рост. – Конечно за его наживой, куда ж еще?! Тебе чо, много в рейде досталось? А у этого – явно полна котомка артефактов. Пошли, паря.
– Земеля, ты чо?! Командир добро не давал на отход от группы. Только на уничтожение. Тут с полкилометра будет, туда-сюда, там пять минут, итого полчаса уйдет. Летеха всыплет по первое число, мама не горюй!
– Чего ты канючишь?! Ща я отпрошусь у него.
– Сдурел?..
Но сержант Гресько уже нажал кнопку гарнитуры и обратился к старшему группы, глядя на округлившиеся от страха глаза Вешкина:
– Командир, тут это… Такой расклад. Я его снял, этого сталкера, а у него рядом, под рукой, сидор полнехонький. Бьюсь об заклад, там стопудово с десяток артов покоится. Командир, разреши метнуться до костра, прихвачу хабар эвоный да за одно контрольный сбацаю. А?
– Балда! – раздраженно ответил наушник, даже Чок сморщился, глядя на кислую физиономию друга. – Хабар эвоный! Сам ты эвоный… По фене ботаешь, как ренегат вонючий! Сколько можно вас культуре учить?.. – И уже менее возбужденно продолжил: – Ты всю группу сейчас осадишь на полчаса, когда до базы осталось с полкарася.
– Товарищ старший лейтенант! Я… я быстро, за пять сек успею. И вон… сержант Вешкин меня подстрахует от всяких форс-мажоров. – Шпик подмигнул напарнику, который жестами и мимикой показал «вот те на». – Половина хабара сталкерского ваша, товарищ старший лейтенант, ну… как обычно. Разреши, командир?
Некоторое время гарнитура молчала: видимо, старший ГОНа размышлял над просьбой подчиненного. Шпик понимал это и, замерев, терпеливо ждал ответа. И дождался, довольно оскалившись.
– Сержант Гресько, бери сержанта Вешкина, пулей у меня туда-обратно, забрали вещдоки, зачистили точку и вернулись. Бдим аномалки, следов не оставляем, время на все – пятнадцать минут. Ждать вас будем у мостика через речку, шестьсот на одиннадцать, за лесом. Как понял меня, Шпик?
– Есть. Понял, командир! Выполняю…
Снайпер отключил гарнитуру, хлопнул по плечу напарника:
– Вот видишь, Чок-получок, а ты боялся…
– …Заткнись, архаровец! Придумал, блин… Херня на постном масле. Чую, не к добру это…
– А пару артов в карман на полгода безбедной жизни не хочешь? Слышал, командир засуетился там? Вещдоки ему. О как?! Пошли уже. У нас времени в обрез.
– А если он там не один?
– Кто? Сталкер этот? Я что, слепой, по-твоему? Один он был… Как пить дать – один! Шевели колготками, дружбан. И бди аномалки впереди.
Бойцы выдвинулись с исходных, явив себя взору печальной луны, и быстро засеменили к цели. Их подгоняли чувство наживы, ощущение своего преимущества в этой дикой местности и совсем немного страх. Страх попасть в природную ловушку Зоны в каких-то пяти шагах от жирного халявного куша. Вся эта гремучая смесь будоражила их, прибавляла сил, подгоняла вперед. Но в то же время притупляла разум…
Костер весело трещал обугленными поленьями, озарял полянку, сооруженный из еловых лап шалашик, а еще мерцал отблеском натянутой проволоки.
– Сигналки наставил, бродяга. Ишь, продуманный! – отметил Шпик, показывая напарнику на ловушку и осторожно переступая ее. – Чок, глянь по периметру поляны, я проверю скарб этого оленя.
– Угу. – Вешкин кивнул, взял чуть левее, по краю поляны, но искоса все же взглянул на убитого.
Это был мужик на вид лет пятидесяти, с короткими пепельно-седыми волосами на опаленной огнем голове, он лежал лицом вниз и не шевелился. Да и не мог бы он уже шевелиться, когда разрывная пуля из СВД пробила… Сержант присмотрелся и заметил на спине трупа плоский рюкзачок – судя по габаритам, почти пустой: лямки вокруг плеч, правая рука мертвеца почти до локтя в костре. Вешкин сморщился, понимая, что пламя пожирает уже не только ткань куртки убитого, но и плоть. Если бы сталкер был еще живой, то от боли начал бы корчиться и орать. А так… покоился мужик на горячей земле и не подавал признаков жизни или беспокойства.
– Ишь, как я четко слупенил его! – Довольный Гресько присел рядом с телом, бегло осмотрел результаты своего выстрела. – Кровяки сколько… Прям между лопаток всадил ему. Даже рюкзак не спас. Насквозь. Кстати, чо тут у нас?
Снайпер без зазрения совести ловко развязал узел, раскрыл горловину рюкзака, налобным фонариком осветил его внутренности и разочарованно прошипел:
– Вот же гадство! Ты гля… был артефакт – и нет его. И аптечку пробил, и арт. Одна жижа зеленая от него… Тьфу! Склизко. Никак спайку нарушил разрывной?!
– Да брось ты его! Вон другой сидор, полнехонький, – подсказал Вешкин, приближаясь к костру. – Забирай, и валим. Времени в обрез. Летеха нас закопает за опоздание.
Гресько кивнул, продолжая осматривать убитого им сталкера, но в отличие от напарника не морщился при виде обгорающих в огне пальцев мертвеца и тлеющей кожи на его запястье. Шпик сноровисто обшарил покойника, выудил нож «Касатка», сорвал с мощной, почти борцовской шеи сталкера веревочку со сверкающим амулетом, поднялся с корточек, забирая тяжелый вещмешок.
– Татуированный ты мой! – сказал сержант, криво ухмыльнулся и пошел в сторону. – Чок, все, валим. Нема тут больше хорошего. Забери «калаш», костер пусть горит себе. К утру шашлык от сталкерюги останется.
Вешкин согласно кивнул, прихватил трофейный АК-103 и направился вслед за товарищем. Бросил прощальный взгляд на убитого: коренастое телосложение, истоптанные, видавшие виды берцы, потертая рыбацкая куртка, камуфляжные штаны, разодранный рюкзак на спине. Взглянул и забыл.
Бойцы растворились в темноте, окутывающей поляну, и уже бегом припустили по тому пути, которым добрались сюда. Ведь он уже был проверен.
Вскоре они благополучно достигли речушки и мостика, возле которого их ждал отряд.
– Сталкер «двухсотый». Вот сидор, я его не смотрел, считаю, что вы, товарищ старший лейтенант, первым должны оценить хабар. – Сержант Гресько протянул вещмешок командиру, попыхивающему сигаретой, спрятанной, чтобы не светиться в темноте, в кулаке.
– Молоток! Верю. Разделим по-братски. – Долгушин затушил о край берца окурок, присел рядом со снайпером и стал развязывать сидор. – Документы сталкера глянул или КПК его прихватил?
– Э-э… – Шпик нахмурил лоб, улыбка с его лица медленно сползла. – КПК неликвид, его пулей пробило в заспинном рюкзаке, а доки, поди-ка, в сидоре лежат.
– Точно сталкер? Не ошибся? – как бы между прочим бросил старлей.
– Командир, обижаешь! – Сержант выпятил нижнюю губу, обкусанную до крови. – Чок, скажи же…
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Сталкер, – добавил Вешкин, следя за манипуляциями офицера. – У него прикид сталкерский, и наколки на шее и запястье. На том запястье, что огонь не повредил.
– Огонь?! Вы его там что, зажарили?
– Сам бултыхнулся в костер, когда пуля срезала. – Гресько снова заулыбался, скребя пятерней бородатый подбородок. – Я разрывной всадил, пуля разворотила рюкзак с содержимым и спину бродяги. Жалко, арт хороший кокнула, типа мутагена или спайки. Да КПК с аптечкой разорвало.
– В затылок надо было влепить, – пробурчал старлей, раскрывая сидор и возясь с фонариком на шлеме. – Что за наколки? Уркаганские или имя?
– Да так… Фигня какая-то. – Снайпер в предвкушении наживы облизнул губы и подсел ближе к командиру. – На козынках – типа «САША», на шее – «ВДВ», а на предплечье, кажись, «Неудержимые».
– «Неприкасаемые», – поправил напарника Вешкин и вздрогнул от реакции старлея, резко вскочившего с корточек.
– Кто-о?!
– Что – «кто»?
– Твою мать! Так неудержимые или… – Офицер запнулся, с трудом проглотил ком в горле и уставился на опешившего Гресько… – Или неприкасаемые?