Обретая крылья

Что-то я замечталась… Того гляди — слюни потекут в предвкушении.

— Детка! Ты готова? — ненормальные мыслишки прерываются приятным вопросиком.

''Да, да, да! Бери меня уже скорей!'' — на радостях, чуть было не прокричала на всю больницу.

Мда… хорошо, что сдержалась, иначе бы бедные пациенты, услышав мои

''жаркие'' крики, жалобу бы накатали на то, что среди белого дня, что-то непристойное твориться в послеоперационном отделении.

— Готова, милый, — захлопала глазками, как невинное дитя, желая скорее убраться из жуткой тюрьмы, где плохо кормят, бес конца обкалывают иголками и транслируют кошмары, вместо сладких снов.

Помочь тебе переодеться? — спрашивает нежным голосочком и кладет на кровать новые джинсы с белой рубашкой, — Или позвать медсестру?

— Нет! Не уходи… — решительно отвечаю, боясь, что вдруг мужчина опять надолго исчезнет.

Внезапно, его глазки загораются сапфировым блеском, а уголки рта соблазнительно подергиваются:

— Как скажешь! Сами справимся!

Сами справимся! О Боги…

— Н-нет, все в порядке! Мне не нужна помощь, правда! — нервно хватаю брюки и от волнения забываю ''где перед, а где зад''. Верчу в разные стороны, как полоумная, но неожиданно выпускаю из рук.

— Малышка… — Мэт подбирает одежду с пола и приседает рядом на корточки, — Нечего меня смущаться. Я не кусаюсь.

Хриплый смешок моментально вырывается из моего рта:

— Ну ладно. Тогда просто закрой глаза.

— Ммм… Звучит так возбуждающе.

— Ну Мэт! — в ответ на озорную фразочку шутливо хлестаю штанами по плечу, — Перестань. Я и так жутко смущаюсь.

— Правда? Говоришь так, будто у тебя никогда не было мужчин, — Мэт игриво подергал бровями.

Нет! Никогда! Теоретически… Но тебе об этом знать не обязательно.

Последнюю фразу просто проигнорировала.

— Закрывай глаза! И обещай не подглядывать.

— Обещаю! — клянется, а сам руки за спиной прячет.

Паразит! Пальчики скрещивает.

Беру крепкие мужские запястья, (на одном из которых красуется золотой Ролекс) и подношу к своей груди, помогая на ощупь отыскать пуговички больничной рубашки. Сама в этот момент смотрю на его густые опущенные реснички, проверяя, чтобы все было по-честному, чтобы кое-кто не вздумал хитрить.

Мэт касается пальцами пуговичек и медленно начинает расстёгивать больничную пижамку. Замираю в вечном ожидании, забывая, как правильно дышать.

Одна… Вторая… Третья… Последняя… Когда с пуговицами покончено, привстает с пола и очень нежно, с особой бережностью, спускает рубашку с плеч, при этом как бы нарочно касаясь оголенной кожи мягкими кончиками пальцев.

Господи! Самой хочется закрыть глаза, притянуть к себе сие совершенство в мужском обличии, прижаться обнаженной грудью к его спортивному торсу и сдаться в плен своим диким фантазиям.

Ну и пофиг, что это место я до тошноты ненавижу. Когда чувства завладевают разумом, становиться уже все равно, где у меня случиться первый раз! Напротив, так даже интересней. В глубине души во мне живет дикая пошлячка.

И да… Ведь у меня никогда в жизни не было секса…

Было жестокое изнасилование. Которое нельзя назвать первым разом.

Рубашка падает на пол. А я тихонько вздрагиваю от постороннего шороха и осознаю, что теперь нахожусь в одном лишь лифчике и штанах.

Мэт медленно наклоняется, сокращая дистанцию между нашими телами и замирает, практически соприкасаясь коником носа с моей правой щекой. Горячее дыхание мужчины словно обжигает нежную кожу лица.

— Рану не задел? — мурлычет в ухо, а затем, спонтанно касается влажными губами одной из самых чувствительных зон тела.

— Н-нет, — постанываю в ответ, закатывая глаза от удовольствия, — Вот чистая рубашка.

Протягиваю одежду, пытаясь сосредоточиться на том, что мы должны сделать (одеться и свалить от сюда к чертовой матушке), но опять все из рук валится.

Пленитель моего сердца ухмыляется.

— Я открою глаза, чтобы найти блузку? — шепчет, оставляя в покое мочку уха, но сразу же находит новое чувствительное местечко.

Спустя секунду, чувствую, горячее дыхание на своей шее. А затем… ощущаю пламенный поцелуй.

— Господи… Да! — кричу, теряя контроль над разумом, Мэт широко открывает глаза и награждает пристальным взглядом, изучая каждую родинку, каждую впадинку, каждую ссадинку на моем лице.

И улыбается.

Улыбается настолько нежно, что хочется стонать от умиления.

— Моя… прекрасна девочка! — мурлычет, поглаживая большими пальцами пылающие от смущения щёки.

— Мэт… — произношу с мольбой это имя, мечтая, чтобы еще хоть разочек его сладкие губы коснулись моей чувствительной кожи.

Улыбка не оставляет ни на секунду его идеально красивого лицо.

И эта бесподобная улыбка является исключительным дополнением обворожительной внешности мужчины:

— Да, малышка! Прости… но если еще раз прикоснусь к твоему потрясному телу, случиться то, что случается обычно у тринадцатилетних мальчишек.

Я тихонечко хихикаю, прекрасно понимая, на что намекает этот проказник.

— Блинн… Детка! На полном серьёзе, у меня, такое в первый раз!

Представляешь! Когда прикасаюсь к тебе, даже кончиком пальца, то нахожусь на грани страстного извержения! Всего лишь от одного прикосновения.

— Тогда лучше не трогай… пока. А то у меня нет запасных трусишек твоего размерчика.

Мы смеемся и смотрим друг другу прямо в счастливые искрящиеся от счастья глаза. Никогда в жизни еще не было так беззаботно… и так легко на душе.

Мэт протягивает руку к перебинтованному плечу и нежно касается белой повязки. Внезапно, яркие огоньки в глазах мужчины затухают, а руки начинают подрагивать:

— Эмми, прости…

— Хватит Мэт! Я не злюсь. Что было, то забыли. Ты ни в чем не виноват, — перехватываю руку, прижимаю к щеке. Мысленно, через прикосновение, умоляю отпустить прошлое.

— Каждый день, до самой смерти, не престану молить о прощении.

Ненавижу себя. Ненавижу, за свое отношение. Ненавижу за боль, причиненную своей девочке. Ненавижу потому чт…

— ПРЕКРАТИ! — громко вскрикиваю, обвиваю руками шею мужчины, притягиваю к себе… И затыкаю вредный ротик настойчивым поцелуем.

Больше не могу терпеть то, как он себя оскорбляет.

Мэт мгновенно обмякает и успокоится, чувствуя мои прохладные губы на своих невероятно горячих губах. А затем, страстно обхватывает за талию и притягивает к себе, бережно усаживая прямо на колени.

Нежно, не спеша ласкаем друг друга только губами, (без помощи язычков), как застенчивые школьники. Во время поцелуя, Мэт чувственно гладит мою спинку, нежно поглаживает руками бедра, громко постанывает. Затем, насладившись своим личным наркотиком, отрывается от губ и утыкается носом в шею, покрывая это чувствительное место самыми страстными поцелуями.

Мой первый поцелуй… Первый настоящий взаимный поцелуй. Такой нежный и такой прекрасный. Как же я счастлива наконец попробовать на вкус самые аппетитные губки в мире. Ведь я очень долго об этом мечтала. Но только не так представляла… Господи Боже! В реальности, поцелуй Мэта оказался намного кайфовей, чем в мечтах.

— Сладкая… Какая же ты сладкая! Сейчас умру от восторга! — через силу, отрывается от моей шеи, заглядывает в искрящиеся от удовольствия глаза, и неожиданно улыбается. Практически до самых ушей, будто читает все мои пошлые мысли.

— Уж кто бы говорил… На себя посмотрите, мистер Исключительный, — резко обхватываю за шею притягиваю к лицу и опять впиваюсь в губы, награждая новым пламенным поцелуем, от которого все внутренние органы застывают, будто устраивают забастовку своей хозяйке, отказываясь работать.

Еще пол минуты таем от наслаждения, делая ставки, кто же первый сдастся, не выдержав предельного возбуждения. Конечно это буду не Я.

Мэт с большим трудом отрывается от моих сладких губ и тяжело выдыхает:

— Детка, что ж ты со мной делаешь?

Виновато опускаю глаза, а сама продолжаю гладить его густые мягкие волосы на затылке: