Страница 28 из 40
Но вскоре мне стало неловко.
Он работал. Причем так, как мне и не снилось. Организация выставки, оформление документов, договоренности занимали кучу времени, а Виктор еще умудрялся и за мной ухаживать. И я начала потихоньку выползать из мастерской. Готовить не могла — от вида и запаха некоторых продуктов по прежнему мутило, но вот убраться было мне по силам. Хотя это право пришлось отстаивать со скандалом:
— Угомонись! Виктор, пойми, ты не нахлебник! Ты столько делаешь, что уже мне неловко, понимаешь?
— Беременным нельзя перетруждаться!
— Ага. Только вот беременная еще не значит — больная. Немного физической нагрузки мне не помешает.
— Иди в сад!
Несмотря на идеальный русский, Виктор упорно продолжал называть мой любимый парк садом. И никогда не отпускал меня туда одну:
— Мало ли что. Споткнешься, голова закружиться…
Его забота походила на параною. Пришлось долго убеждать, что со мной все хорошо, что я не тургеньевская барышня или трепетная лань, готовая упасть в обморок от малейшего косого взгляда.
И тем страшнее оказалось остаться в одиночестве.
26
Виктор исчез внезапно. Просто однажды, вернувшись с прогулки, я нашла пустую квартиру.
Ну как пустую… Все вещи и деньги остались на местах, а вот о Викторе напоминал только заботливо накрытый прозрачной крышкой обед на столе.
Я тут же кинулась к шкафу. Полки ощерились пустотой, а на перекладине покачивались освобожденные от пиджака и рубашек плечики. Чемодан тоже пропал, как и документы.
И — никакой записки.
Я успокаивала себя, что Виктор появится еще до вечера. Пусть не лично. Пусть просто позвонит или перешлет сообщение. Но телефон молчал. И когда утром раздался переливчатый звон, я чуть не упала, так резко подскочила с кресла, в котором провела ночь.
Но это был Артем.
— Ева, я не могу дозвониться до Виктора!
Он произносил имя на русский манер, ставя ударение на первый слог.
— Виктора. — машинально поправила я и спохватилась: — Ты тоже не знаешь, где он?
В трубке повисло молчание. А потом Артем поинтересовался:
— Ты дома? Никуда не выходи!
Нарочито спокойный голос меня не обманул: он волновался. Стало страшно:
— Ты что-то знаешь? Виктор тебе звонил?
— Сиди дома! Я скоро приеду.
Легко сказать — сиди дома. Я чуть ногти не сгрызла, пока дождалась. Честно пыталась поработать, помня о грядущей выставке, но все валилось из рук. Запоров несколько поделок, я махнула рукой: в таком состоянии нечего и пробовать.
И когда раздалась трель домофона, кинулась к двери, как утопающий — к спасательному кругу.
— Ну? Что? — налетела с порога.
И осела на банкетку, на которой обычно переобувались: вид у Артема был растерянный.
— Ты… что-то знаешь? — повторяла, как заводная.
— Думал, ты объяснишь… прилетел с гастролей на пару дней, а мне тут звонят: Виктор на связь не выходит, а надо кое-какие вопросы решить, причем срочно. Эй, Ева! Ева. ты что?
Я потеряла нить разговора. Голова закружилась, по телу разлилась слабость.
Пришла в себя сидя на кухне, со стаканом воды в руке. Оказалось, я пью из него маленькими глоточками и не понимаю, что делаю.
Напротив стоял встревоженный Артем.
— Очухалась? Рассказывай!
Я не знала — о чем. О том, что осталась в пустом доме? Об осиротевших шкафах? За что там шкафы. Осиротела я сама. И пусть вокруг масса друзей, без Виктора этот мир утратил краски. Черно-белая кинолента. Какое-то движение, подобие занятости… но что мне это без Виктора?
Но почему все вокруг расплывается? Предметы потеряли очертания, словно кто-то брызнул на акварельный рисунок водой.
— Ева! Да что это такое…
Нежные руки обхватили за плечи. На миг показалось — Виктор!
Понимание пришло отчаянием. Отстраниться Артем не позволил, и я разрыдалась. А потом долго всхлипывала, изводя бумажные салфетки и прихлебывая горячий чай.
— Успокоилась? Рассказывай! — велел Артем. Вид у него был испуганный.
— Да чего рассказывать? Вернулась — а Виктора нет. И его вещей — тоже.
— Деньги? Ценности?
Не доверяя мне, Артем сам проверил шкафы.
— Так и думал, что как было, так и осталось. Хоть бы перепрятывала. Ну? Все на месте?
Я только кивала, не в силах осознать, что произошло. Почему так плохо и одиноко?
— Ева, может, к врачу? Мало ли… — Артем кивнул на начавший округляться живот.
— Не надо, — я нашла силы встать и дойти до холодильника. Высыпала на ладонь пару желтоватых таблеток. И взвизгнула от удара.
Лекарство покатилось по полу, а ярдом стоял разъяренный Артем:
— Ты что удумала?
О чем он заподозрил, поняла не сразу. Но почему-то не рассердилась и не развеселилась.
— Это валерьянка. Мне её врач прописал, — и сама удивилась сквозящему в голосе равнодушию.
Артем проверил упаковку. И торжественно вручил мне две таблетки. А потом включил чайник.
Пока ждали, когда закипит, тишину в кухне нарушали только вздохи — мои, и Артема. Наконец, он спросил:
— Что делать-то будешь?
Я пожала плечами:
— Пока не знаю. Ничего не знаю.
— Так не пойдет. Ева. мне завтра улетать, возиться с тобой нет ни сил. ни желания. У меня своя жизнь, у тебя — своя. Прошу об одном: позаботься о ребенке. И если что-то понадобиться: лекарства, врачи, или еще что — сразу сообщай. Я оплачу. Теперь я могу это сделать.
— Я никогда в тебе не сомневалась.
— Я знаю.
И в этих словах звучала искренняя благодарность.
Чай допить не смогла — захотелось спать. Артем помог перебраться на диван в мастерской, идти в большую комнату не решилась — там все напоминало о Викторе. А засыпая, слышала, как он с кем-то бойко болтает по телефону. Ну да. жизнь закончилась только у меня. У остальных она продолжается.
Мысли путались, цеплялись одна за другую, как слишком длинные нитки в иголке. А потом я заснула.
Во сне я бежала по каким-то бесконечным коридорам. Свет длинных ламп вдоль всего потолка едва разгонял темноту, в зеленоватая краска на стенах казалась скользкой и мокрой. Я кого-то искала, звала, но не слышала собственного голоса. Только эхо шагов. Кто-то убегал, кто-то. очень нужный и важный. С каждым шагом расстояние между нами увеличивалось, а с ним — и отчаяние. А потом из-за очередного поворота раздался лязг. Я вздрогнула и… проснулась.
На кухне кто-то был. Не Артем — тот вечно на что-то натыкался. То на стол, то на табурет. Куда только девалась вся его ловкость!
Осторожные шаги, лязг — тот самый, что преследовал во сне. Теперь я его узнала: ложка задевала о стенку стальной миски. Там кто-то что-то готовил. И это мог быть только один человек!
С кровати я не встала — Вскочила. И замерла в коридоре, не смея открыть дверь.
27
Она распахнулась сама.
— Проснулась? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Маша.
— Ты что здесь делаешь? — удивилась я.
— Артем позвонил. Когда я примчалась, он был в панике. Самолет завтра на рассвете, а тут — ты.
— Ну и летел бы!
Быть обузой я никогда не желала. И не была.
— Ага. И оставить тебя в таком состоянии? Нет, Артем, конечно, эгоист, но не до такой степени. К тому же — снова этот взгляд на мой живот, — ты носишь его ребенка. Так что просто расслабься и предоставь взрослым мальчикам решать все проблемы. Я всегда так делаю!
Кошмар! Это она мне предлагает? Никогда не рвалась сесть кому-то на шею и грузить свои проблемы. Сама все могу, сама все сделаю! О чем и сообщила не в меру активной подруге.
— Вот поэтому нормальные мужики от тебя и бегут, как черти от ладана! Им что нужно? Сильными себя почувствовать. А если женщина впереди них в горящую избу врывается… да кому рядом с ней уютно будет?
Я слушала, кивала, даже соглашалась. Но менять планы не собиралась. Да. кони бегут и избы горят… ну, судьба у меня, значит, такая!
— Ай, да что с тобой говорить! — махнула рукой Маша. — Садись, почаевничаем. Я печеньки принесла. Ты все еще токсикозишься?