Страница 6 из 32
Бонда знал, как себя обманывать, и торжественно пообещал по окончании работы открыть и сожрать единственную банку гречневой каши с мясом. Невзирая на последствия. Обильно запив все это дело мутной подсолённой водой. Как говорится: «Славно выпить на природе, где не встретишь бюст Володи».
Сразу стало легче, все сомнения и лень неведомым образом испарились. Бонда сам над собой усмехнулся – задуриванием собственного организма он занимался уже лет сорок. Ради не слишком отдаленного во времени физического удовлетворения тушка соглашалась терпеть тяготы и невзгоды на тренировках, в армии, на работе и в быту. И если Бонда говорил себе: «Терпи, сволочь, и через два драных месяца ты будешь бороздить морские просторы и дышать целебным воздухом!», то организм живо реагировал на обещание и делал все возможное. Но обещания следовало держать, или… Или сдерживаться при их раздаче. Иначе, как минимум болезнь… А потом саботаж, и… договариваться станет сложнее.
Когда он почти выдохся, под стеной на глубине полуметра лопата наткнулась на большой плоский камень. Обкопав и вытащив его, Бонда обнаружил зеленоватую литровую стеклянную банку, обернутую изнутри серой бумагой. Горловина была закрыта сложенным мутным полиэтиленовым пакетом, обвязанным черной медной проволокой. Бонда размотал проволоку (полиэтилен тут же развалился склизкими чешуйками), и отжал капроновую крышку.
В банке неплотно лежали замотанные в невзрачные тряпицы двенадцать царских червонцев, продолговатые золотые серьги с большими зелеными камнями и скорлупка дешевого гитарного медиатора бордового цвета. Ошеломленный Бонда несколько минут крутил в руках находки, затем, спохватившись, вытянул из банки крутящийся по стенкам сложенный вдвое плотный лист ватмана. В центре печатными буквами было выведено: «Чем ярче горят мосты за спиной, тем светлее дорога впереди. Удачной охоты!» И два смайлика: подмигивающий и грустный…
Удивленный Бонда машинально завернул цацки в носовой платок и, спрятав сверток в накладном кармане разгрузки, глубоко задумался.
Он мог дать голову на отсечение, что к этой банке давным – давно никто не прикасался. Ясно, что всё, с обеих сторон стены, оставалось нетронутым много лет. С улицы бурьян, да и кто будет хоронить клад, махая лопатой у всех на виду. Дощатому настилу тоже лет дцать. Сарай вообще, поди, еще со времен Хрущева стоит. Бонда вспомнил огромные черные лиственные дома декабристов на Енисее, и добавил: или со Столыпина. Местные с села свалили уже три месяца как. Что мешало хозяевам взять золото с собой? Ведь это не бумага, это реальная валюта. В любом месте. Боялись? Возможно. Но, перезаныкать поближе и подоступней, чтоб, в случае необходимости, быстро достать, им в любом случае ничего не мешало. А это значит… а это означает, что последние хозяева сарая, а возможно – и ряд предыдущих, про золото… и не догадывались?!»
Но капроновая крышка и медиатор-дымовушка – это уже Брежнев. Или Андропов. Или Черненко. Или Горбачев. Вот только смайлики, да еще карандашом, тогда не рисовали. Хотя возможно, что рисовали их уже в конце 90-х… И крышки капроновые никуда не делись. А вот медиаторов за полкопейки тогда было не найти. Хотя… мало ли у кого какого завалялось хлама. Вот только банка слишком большая, тогда удобней было обойтись майонезной или сметанной. И надпись странная. Пугающая надпись…
«Удачной охоты!» – это любимое выражение Бонды за последнее поганое время. И еще одного товарища из старой жизни. Которого звали Маугли.
А вот пожелания, которые так похожи на приказ? Кому это все предназначалось?
Когда дети были маленькие, Бонда любил делать для них сюрпризы-загадки. Нашли, скажем, записку на столе, а там слегка завуалированное указание, где следующая. «Вы на правильном пути, двигайтесь к книжной полке и посмотрите, что хранит Каверин на 55 странице». И так далее, пока не доберутся до приза. Наблюдать за мечущимися по дому ребятишками было не меньшим удовольствием, чем самому искать приз.
Бонда верил в тайные знаки. Называл их маячками. Относился он к этому иронично, но серьезно – попытки игнорировать странные явления обходились дорого. Для себя Бонда обозначил это именно природным явлением, и вёл себя соответственно. Вы ведь смотрите на небо. Слушаете прогноз. И делаете выводы. Зонт в сумку, плащ на руку, а то и валенки да лопату в багажник! Меняете или вовсе откладываете запланированные ранее маршруты. То есть реагируете. Так и в данной ситуации.
Извечная проблема Бонды состояла в идентификации знаков. Не всегда можно было понять какие-то вещи. Порою легко, как будто крикнули в ухо: беги, дурак! Иногда же Бонда терялся в догадках. Как, например, сейчас.
Склонный к логическому инженерному мышлению, он выявлял повторения, закономерности, прикидывал вероятности, даже рискованно экспериментировал. И поделил в свое время цели маячков на три группы: предостережение, побуждение к решительному действию и… непонятного назначения.
Иногда можно было однозначно утверждать, что требуется чего-то не делать: не выезжать, не лететь, не встречаться. С этим Бонда худо-бедно разбирался. Во всяком случае, чаще, чем встревал. Четыре раза это понимание совершенно точно спасло ему жизнь. Может быть, и больше, но достоверно он этого не знал. Не делать – обычно легче, чем делать.
А вот с определением маячков, которые, напротив, побуждают что-то совершить, а не просто развернуться, имелись традиционные проблемы… Задним числом Бонда понимал, что надо было, скажем, правильно интерпретировать слова нечаянного собеседника. И услышать в них шорох подкрадывающейся проблемы, а не вызов-искушение. Обрывок случайной радиопередачи, так засевший в мозгу – это вообще конкретнейший сигнал. А не паранойя, как тогда думалось. А третий, последний маячок просто резал глаз – тебя позвали, тебе протянули руку, а ты, идиот, заколебался и предложение отверг. И так, или почти так, всегда.
Только став седым, Бонда начал понимать бабушку, приговаривавшую в детстве: «Дают – бери, бьют – беги!». Бегать он не любил. Ни от кого-то, ни за кем-то, ни просто так. Брать предложенное остерегался, искал подвох, возможность дальнейшей манипуляции. Не хотел быть обязанным. А бабушку следовало слушать. Многих проблем удалось бы избежать, просто уклонившись от конфликта. И сколько и скольких он потерял, отвергнув предложение, не ответив взаимностью!
В-общем, стоя на коленях перед запиской, Бонда не испытывал никаких сомнений по поводу адресата. Кем бы, кому и когда она не писалась, но сейчас… это для него…
Глава 10. Презумпция
– Он говорит, что ничего не помнит. Вспомнил какую-то пятьдесят первую статью[9]. Мы не разобрались, что он имел в виду, но парень этот очень непростой. И в село он попал случайно, и в автобусе уснул. И вообще – клад он нашел, видите ли! Денег, мол, было бы неплохо получить. Он очень нагло себя ведет. Тыкает всем направо-налево. Ничего не боится.
В селе его никто не видел. На остановке у трассы да, а вот в селе – нет. И напрашивается вопрос: а где же он был?
– А вот у меня другой вопрос. Выяснилось, что это именно он звонил небезызвестному тебе… товарищу, так сказать, Штейну. Монеты совпадают. А вот это, это уже просто ни в какие ворота!
– И что? Получается так: сел на автобус, поехал в областной центр… Хотел продать? Вот только по дороге его, похоже, и переклинило.
– Вопрос по Штейну остается открытым. Тот его вроде-как и не знает. Но у Бондаренко был записан номер телефона и инициалы. Опять же – по цифрам, по размеру – идут нестыковки. И хватит уже с ним миндальничать. Возможно, тогда, в автобусе, не всё при нем было.
Глава 11. Смерть как благо
Он, похоже, понимал, о чем речь. У Бо́нды имелись все основания считать их формального куратора мутным типом. С его появлением в подразделении стали происходить непонятные вещи. Ходырев передергал на индивидуальную беседу всех бойцов. Со слов ребят Бонда понял, что вопросы задавались всем разные, как безобидные, так и провокационные, но в целом шла элементарная агрессивная прокачка на вшивость. Подбор фактуры в полевых условиях.
9
«Освобождение от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд» – ст.51 УК РСФСР. «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого…» – ст. 51 Конституции РФ.