Страница 29 из 32
А стареющие мужчины покупали своим любимым молодых самцов. Это значительно реже, но встречалось в некоторых… социальных прослойках.
Инвалидам дарили секс-услуги. Скинулись, например, боевые товарищи, купили сослуживцу годовой абонемент. И приходит по понедельникам небрезгливая стареющая гетера. Оказывает посильную помощь.
Молодёжь набиралась опыта у взрослых, годящимся им в родители. Или у специально обученных людей. Состоятельные старики заботились о молодых содержанках. Подолгу заботились, медицина шагнула вперёд.
Это всё не стало повсеместно распространенным, но перестало являться ненормальным. И даже не резало глаз. Это… вселяло надежду. На нескучную старость. Ха-ха!
Наличие же нескольких партнёров в течение жизни у одного человека, иногда параллельно, давно стало обычным. Мало ли? Просто он, или она, в поиске! Ищут свою половинку. Пока не нашли, но процесс идёт! Для кого-то процесс стал важнее результата. Это тоже нормально. Это – жизнь!
Но всё это… обычно не имело отношения к высоким чувствам. Как и раньше – проститутка целуется в губы только с любимым человеком. Не с клиентом. Буквально эта фраза давно стала анахронизмом, но по сути… Замени «поцелуй» на «свяжет жизнь», и попадёшь в точку. Что порою не помешает ей заниматься тем же. Ради заработка или любви к искусству.
Я однажды попытался объективно осмыслить все эти чувства – дружба, секс, любовь, и пришел к интересному умозаключению. Что верна формула «любовь = дружба + секс». Что-то одно исключаешь, и суммы не получается. Позднее, несколько помудрев, добавил еще одно слагаемое, названное мною «неизвестное слагаемое, из другой системы координат». Иногда, в силу его незначительности, любовь можно спутать с сильной привязанностью. Но вдруг… Оп! Вот она, искра! Понимаешь, что не так всё здесь просто!
А порою искрит так, что слепит даже не очень внимательных окружающих! И иногда… на этом «электричестве» начинаются или заканчиваются войны…
Глава 45. IN CAMERA CARITATIS[23]
– Ваша честь! У меня большие планы на ближайшие пять лет, и в них никак не входит изучение быта мордовских педерастов! Давайте уже прекратим этот балаган, я думаю, у вас персонажей и без меня хватает. Более достойных.
– А, Вы нахал, Бондаренко, и хам к тому же! Мне рассказывали о вас совершенно другое.
– Она вас не обманывала, Ваша честь! Я хороший, чуткий и нежный. Отпустите меня, пожалуйста! Вон, посмотрите на свидетеля обвинения, по нему ж турма плачет. По теории Ломброзо, это как минимум удушитель, да ещё и, как мы все тут видим, лжесвидетель. Делай людям добро, называется! Давайте его порасспросим…
– Бондаренко, прекратите паясничать. Мы все здесь, с интересом понаблюдали ваше шоу, но не забывайтесь – это не цирк, а арбитражный апелляционный суд. И, по сути, я пока не вижу никаких оснований для отмены решения суда первичной инстанции.
– Ваша честь! А первые тридцать минут моей пламенной речи, это как? Двенадцать решений в пользу предпринимателей по аналогичным делам, это не прецедент?
– У нас не прецедентное право, Бондаренко, и вам это известно. Тем более, что фискальные органы, в свою очередь, предоставили свежее постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда, а также разъяснения Минфина, из которых очевидно, что следует оставить решение Арбитражного суда в силе, а вашу апелляционную жалобу без удовлетворения. Дабы не нарушать единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права. Что отнюдь не прецедент. Съел, Александр Иванович?
– Блин, ты меня сделала! Хоть и не убедила. Короче, прекращаем эти ролевые игры. Надо что-то другое придумывать, иначе действительно все продуем!
– Вы продуете по любому! И апелляцию, и кассацию. Надеюсь, не лезть выше у тебя ума хватит? Инспекция – это федералы. Им надо наполнять бюджет любой ценой, и судам явно дана установка валить всю мелкую шушеру, типа вас. От олигархов местного разлива они возьмут. И проявят принципиальность. И для статистики неплохо – не всё фискалам выигрывать. А вы что? Пыль! Решать надо было на стадии проверки.
– Ты же знаешь, что это было бесполезно. Им с области указивка пришла, они в усердии расшибли лоб. В служебном рвении. Там по любому бы докопались. Хоть до чего. Денег жалко. Это несколько лет работы! Это моё здоровье и время, потраченные зря. Обидно.
– Да ладно, ты мне честно скажи – знал же, что проиграешь? Чай-то пей, остынет. Адвоката поэтому не взял?
– Веришь, нет! Я был уверен, что уж тут-то все очевидно. Всё ж по вашим сраным законам. Всё прозрачно. Я искренне не ожидал такого беспредела. Я верил, что в суде всё решится. Что там нормальные люди сидят. Первые два заседания был уверен. Я, стыдно признаться, и сейчас еще надеюсь…
– Не надейся, судьи не сентиментальны. Ты для них коммерс, с менталитетом коммерса. Не служака. А они – правосудие! И других государевых людей, без очень уж веских аргументов или звонка, наказать не дадут. А у тебя таких аргументов нет, и то, что ты считаешь таковыми, для них не серьёзно. Тут придворные адвокаты гонорары берут больше, чем сумма твоего иска.
– Да ну?!
– Да, Бондаренко, да! Причём себе они оставляют процентов двадцать. Хотя клиенту втирают, что только пять. А ты тут правосудие побрёл искать!
Глава 46. Беседы комбатантов
– Утверждать, что события, происходящие в мире, не имеют под собой соответствующей подоплёки, это – то же самое, что говорить о случайности, – Наглер в обычной своей манере нервно расхаживал по учительской вперед-назад и скорее рассуждал, чем пытался кого-то убедить. – Повторю: это то же самое, что говорить о случайности событий в конце восьмидесятых…
Он подошел к окну, опустил конспект на перемазанный подоконник, посмотрел вниз и закурил. С седой головой и багровым загаром издали Наглер напоминал негатив самого себя, только несколько лет назад. Разве что залысины на лбу стали отчетливее.
– Очевидно ведь, что Советский Союз не развалился сам по себе, – продолжил он. – Этому предшествовал комплекс мер, реализация которых способствовала как непосредственно ослаблению государственных институтов и подрыву экономики, так и запуску процессов, направленных на изменения в сознании людей. В головы вбивались постулаты индивидуализма, стяжательства, подменялась система ценностей.
– Да это вы со своей конторой всё просрали… и слили, – подал голос дремлющий в кресле Чечен.
– Мы? Замечательно! А, вы, блядь, орлы горные, у себя раскачали и воспользовались! – парировал Наглер.
– Следи за помелом, начальник! – вскинулся Чечен. – Да, время показало, что к независимости мы не готовы. Менталитет не тот. Мы – воины, не чиновники! Допускать наших до власти по идее вообще нельзя! На любом уровне.
Народ поднял головы и начал прислушиваться. Стало неожиданно тихо.
– Как, впрочем, большинство… любых кавказцев… и чурок, – ляпнул Чечен и тут же сконфуженно поправился: – Азиатов. Касыма нет? Хорошо. Любых. Для нашей же пользы. Назначенный главврачом начнет подтягивать всех своих, неважно какой ты доктор или медсестра. И завтра там нельзя будет лечиться! Директор предприятия назначит главным инженером своего племянника-барана, который купил диплом. Надо, чтобы наверху были честные и справедливые, которым без разницы, из какого ты тейпа. Профессионалы, а не по блату!
– Ух, какой ты у нас сегодня самокритичный, – засмеялся Наглер, – чего-то даже страшно. Ничего такого не съел?
– Это потому, что он один тут такой, – заметил Чапа, – было б больше, так только б письками и мерились.
– Завалите свой поганый рот! – не поворачивая головы, продолжил Чечен. – Вас не спрашивали! Я очень серьёзно. У нас многие понимали, что без России будущего нет. Знаешь, когда в зал не приходил тренер, мы назначали тренером кого-нибудь из своих, любого опытного, кто знает порядок проведения разминки и тренировки. Потому что самостоятельно… каждый сам по себе… не шло ничего. Несерьёзно. Только по команде, все в одинаковых условиях.
23
In camera caritatis (лат.) – без свидетелей, с глазу на глаз, под сводом взаимного уважения.