Страница 7 из 15
– Лев Григорьевич, – обратился Александр Чесноков-младший к помощнику. – Все военные активы Яранских вольются в нашу ЧВК "Арес" под твоё управление. Доля твоих акций в компании возрастёт до пяти процентов.
– Благодарю, шеф, – заулыбался Лев. О большей щедрости он и мечтать не мог.
– Удели особое внимание личному составу бывших боевиков Яранского, тем, кто захочет влиться в наши ряды, – продолжил Чесноков. – Многие потеряли близких друзей в войне, я не исключаю попыток мести. Разбей их по отдельным подразделениям, раствори среди наших бойцов. Ну, не мне тебя учить.
Лев молча кивнул, делая мысленные пометки на будущее.
Среди собравшихся остался один человек, к кому Чесноков-младший ещё не обратился. Последний в очереди, но отнюдь не по значимости. Александр Иванович Чесноков-старший, отец Александра и Сергея Чесноковых, патриарх семейства. Его портрет в полный человеческий рост сурово взирал на собравшихся с самого видного места на стене. Сам Чесноков-старший, покрытый глубокими морщинами, сидел во главе стола на инвалидном кресле, маленький, скрюченный, с покрытым морщинами лицом. Глаза его были полуприкрыты, казалось, что он спал. Грудь его украшали десяток медалей и орденов.
Чесноков-старший являлся самой настоящей легендой – родился в конце девятнадцатого века, лично видел Николая второго и Ленина, участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, брал штурмом Берлин в составе третьей ударной армии первого Белорусского фронта. Выдающийся пользователь "Речи", он сохранил ясность ума даже спустя век жизни и лишь в последние годы начал сдавать. "Речь" хоть и могла увеличить срок жизни, улучшить её качество, в конечном итоге всё же отступала перед старостью и смертью. Тем не менее, Чесноков-старший принял самое активное участие в войне с Яранскими. Именно благодаря его советам Чеснокову-младшему удалось избежать катастрофических потерь. Тем не менее, даже выдающийся ум Чеснокова-старшего не предусмотрел шальную пулю, едва не отправившую патриарха на тот свет. Александр Иванович выжил, но оказался до конца жизни прикован к инвалидному креслу. И здоровье его с каждым днём слабело.
Но не смотря на костлявую за спиной, Чесноков-старший не собирался сбавлять оборотов. Вопреки советам врачей и просьбам сыновей он принимал активное участие в делах семьи. Вот и сейчас, вместо того, чтобы отлеживаться в постели, он присутствует на совещании и внимательно слушает.
– Отец, – обратился к патриарху Александр Чесноков-младший. Фактически совещание было окончено, но он хотел завершить его на хорошей ноте, дав последнее слово отцу. – Как видишь, в нашей семье наступают светлые времена. Ты сделал для этого больше, чем кто либо!
Чесноков-старший открыл глаза, затянутые белой плёнкой. Создавалось ощущение, что он был слеп, но Александру Ивановичу не требовалось зрение, чтобы увидеть родню.
– Хорош уже пафосу нагонять, Сашка, тут всё свои, – пробурчал он. Юля прыснула в кулак, но сдержанные выражения лиц прочих Чесноковых и Черепанова не изменились.
– Я просто следую семейному этикету, – пожал плечами Александр Александрович. – Который ты сам и утвердил.
– Сам утвердил, сам и отменю, – заявил Чесноков-старший, ёрзая в кресле и скрипя одеревеневшими суставами на всю комнату.
Александр Чесноков-младший улыбнулся краешком губ и покачал головой. Всё таки вздорный характер отца стал только хуже с годами. Юля своим бунтарством и непослушанием явно пошла в деда.
– Ты, конечно, молодец, Сашка… Все вы молодцы – тон патриарха стал более серьёзным. Он распрямил плечи, приподнял голову, взгляд слепых глаз устремился в невидимые дали. – На долю нашей семьи пришлось тяжкое испытание, и мы прошли его с честью. Да, понесли потери – земля тебе пухом, Николай – но всё же доказали, что лучшие. Не совру, если скажу, что счастлив. Ну насколько может быть счастлив старый пень вроде меня с Костлявой за спиной, – он усмехнулся. – Очень надеюсь, что молодое поколение, – его лицо повернулось в сторону Юли. – Молодое поколение вырастет в мире без войн и крови.
Все присутствующие закивали. Последняя крупная война у Чесноковых отгремела в девяностые, после чего наступили сытные и спокойные нулевые. Более пятнадцати лет мира и спокойствия, пока не началась заварушка с Яранскими. Война, прогремевшая как гром среди ясного неба, напомнила, как хрупка человеческая жизнь и как иллюзорна мирная жизнь.
Чесноков-старший отпил из стоявшего рядом стакана и продолжил:
– Сегодняшние переговоры положат начало мирной эпохи в жизни нашей семьи. Саша, ты должен привести наших гостей к послушанию. Но и не дави сильно. Дай им понять, что мы можем сокрушить их в любой момент, но не хотим продолжения войны и желаем закончить дело миром… – он закашлялся, из его рта на столешницу полетели прозрачные капли. Сидевший рядом Черепанов постучал его по спине. – Спасибо, Лев. Совсем я сдал… Так и о чём это я? – Чесноков-старший задумался и опять посмотрел на Юлю. – Когда я внуков увижу, девчонка? Когда ты учёбу закончишь?
– Не знаю! – та показала деду язык. – Папа говорит мне идти на второе высшее!
– Тьфу, молодёжь, – пробурчал Чесноков-старший. – Вся жизнь так и пройдёт за учёбой. Мне вот восьми лет в третьей Московской гимназии хватило с лихвой. А потом я работать пошёл. Вот было время! Ни интернета, ни телевиденья, ни машин! А сейчас? Выйдешь на улицу – и ни одной лошади, одни машины! Прощай экология…
Он что-то забормотал под нос, уже совсем неразборчиво. Александр Чесноков-младший тяжело вздохнул. Отец и без того сильно сдал в начале нулевых, но всё равно решил лично участвовать в боевых действиях. За что и поплатился. «Речь» спасла его от смерти, залечила рану, но рассудок и здоровье в полной мере не восстановила. Провалы в памяти, внезапная сонливость – и это лишь неполный перечень недугов, терзавших патриарха.
Громко всхрапнув, Чесноков-старший пришёл в себя.
– Охо-хо… Я опять заснул? Вот же пень! – ругнулся он на себя. – Ладно, не буду вас больше учить, чай не маленькие, – патриарх махнул рукой. – Надеюсь, я уже сказал что-то умное и мотивирующее. А если нет, сами додумайте. Давайте уже расходится. У меня, кажется, давление подскочило. Надо лекарство принять.
Дрожащими руками он извлёк из кармана пиджака коробку с таблетками.
Александр Чесноков-младший нажал кнопку под столом. В помещение вошла сиделка, ожидавшая всё это время в соседней комнате. Она измерила Чеснокову-старшему пульс и давление, лицо её приняло обеспокоенное выражение. На что патриарх заметил:
– Это во мне остатки старой закваски на белогвардейских пулях играют!
Сиделка помогла Чеснокову-старшему принять лекарство, после чего, укутав старика пледом, вывезла его из комнаты. Колёсики инвалидного кресла, скользя по тканному ковровому покрытию, тихонько скрипнули напоследок.
Чесноков-младший проводил отца взглядом холодных расчётливых глаз. Тому, очевидно, осталось недолго. Несколько месяцев, максимум полгода. Испытывал ли старший сын – старший из оставшихся в живых – какие-то чувства, зная о скорой кончине отца? Да, острая игла тоски каждый раз вонзалась в его сердце, когда отец заходился кашлем. Александр Александрович любил отца, хотя бывали ситуации, особенно в юности, когда он на полном серьёзе хотел убить родителя. Именно Александр Чесноков-старший превратил сына в то, чем он является теперь, в холодного безжалостного тактика и стратега, способного пойти на любые жертвы ради цели. Но такова была цена могущества и процветания. Чесноковы испокон веков уплачивали её до последней копейки.
– Полагаю, на этом всё, – сказал он, оглядев собравшихся. – И ради бога, Юля, надень что-то более подобающее, – укоризненный взгляд Чеснокова-младшего остановился на рубашке дочери. – Тебе на день рождения подарили такое красивое платье, а ты его ни разу не надела.
Юля со скучающим видом кивнула. Вроде бы уже взрослая девушка, а ведёт себя иногда как подросток, подумал Чесноков-младший. Совсем девчонку избаловали.