Страница 140 из 182
- Но Элаби мертв, и Клу теперь заявляет, что никогда больше не влюбится, не рискнет вновь испытать боль разлуки.
- Моя разумная сестра вообще неспособна испытывать нежные чувства, если это не касается ее самой. Себя она обожает страстно. Ты ее не слушай - она отправится в будущее, и обязательно вместе с Кугалом, лелея надежду на то, что потомки Ремилардов когда-нибудь до основания потрясут Галактическое Содружество. Ясно, что это будут за отпрыски? Конечно гибриды тану и Ремилардов. И наши с тобой дети...
- Хаген, у нас, Манионов, тоже есть одно редчайшее качество. Хочешь, докажу?
Они вновь обнялись, и Дайана крепко поцеловала Хагена. Но на этот раз миг счастья был недолог. Небо затянуло облаками, померкли звезды, и первые капли дождя зашелестели в купах высоких деревьев. Они вскочили с земли и, смеясь, принялись одеваться. Хаген раскрыл маленький психокинетический зонтик, и влюбленные бросились в Стеклянный Замок. Хаген хотел тотчас поговорить с королем, однако Эйкена не оказалось во дворце. Не было его ни в подземных лабораториях, ни в общежитии для персонала. Укрытые брезентом "ропланы" тоже все стояли на своих местах...
Сначала он почувствовал резкую боль и в следующее "мгновение" погрузился в серую безмолвную муть - не на какую-то долю субъективно отсчитываемого времени, как было в его последних d-переходах, а на целых пятнадцать мучительных "минут". За это время ему надо было доставить три тонны экспериментального балласта в отдаленную точку Галактики. Это в добавление к его обычному многотонному скафандру. Он терпел, стиснув зубы, пока росное, измеримое материальное пространство не изогнулось, и Марк, прорвав суперграницу, не провалился в не имеющее ни измерений, ни времени серое крошево.
Заключенный в тесной, охлаждаемой бронированной коробке, которая сама по себе являлась церебральным генератором, он не был подвержен физическому или психологическому воздействию. Его разум находился в состоянии величайшего напряжения.
Гиперпространство не является пространством в обычном смысле слова, то есть протяженностью, дающей пищу ощущениям. Скорее эта область есть нечто бесформенное, не обладающее свойством воздействовать на рецепторы человека, и тот цвет его, который наблюдал Марк, - клочковатая серость без всякого стереоскопического эффекта, - являлся лишь его собственным ощущением или, точнее, реакцией на окружающее, на только что оставленное привычное трехмерное пространство. Например, закройте глаза - то, что вы увидите за опущенными веками, есть плод работы зрительных нервов, моторные реакции, но никак не образ внешнего мира. Теперь представьте, что вы не прикрыли веки, а мир померк, - эффект будет тот же, поэтому ощущения Марка описать можно, но это будут только его личные ощущения. Ремилард находился в полном сознании, мог совершать какие-то движения в пределах, допускаемых его скафандром, словно он находился на борту космического корабля, летящего со сверхсветовой скоростью. Но на этом сходство кончалось. Пассажиры суперлайнера во время d-перехода могли спать, читать, принимать пищу, развлекаться, полностью доверившись экипажу и машинам, влекущим его через небытие на расстояние в четырнадцать тысяч парсеков.
Что же касается Ремиларда, то он сам являлся таким лайнером. У него, правда, не было ни сложных навигационных систем, ни искусственно-разумного прокладывателя вектора через подпространство, или, как его еще называли, лимбо; ни могучих двигательных установок, извлекающих энергию из расщепления элементарных частиц. Оборудование, которое он нес на своих плечах, служило только одной цели - прорвать суперповерхностную пленку. В подпространстве поводырем и опорой ему служила исключительно специальная ментальная программа и запасы собственной психоэнергии. Алгоритм перемещения в лимбо - величайшее достижение человеческой мысли, но овладение и использование его было суровым и тяжким испытанием. Не каждому оно было по плечу, не каждый человек мог применить его на практике. Во время перелета ни на мгновение нельзя отвлекаться от точного следования параграфам программы, основным требованием которой оказывалось постоянное мысленное наблюдение цели. Ни одна посторонняя мысль или какая-нибудь другая помеха не должны помешать метапсихическому управлению и отслеживанию конечной точки, иначе путешественник мог оказаться совсем в другом месте.
На этот раз целью d-перехода служила периферийная звезда, классифицированная в личном каталоге Марка Ремиларда как G3-1668. Неприметное солнышко, никогда не носившее в мире Содружества собственного имени. Он высмотрел эту звездную систему еще семь лет назад и после недолгого изучения пришел к выводу, что особого интереса она не представляет. Обитатели ее четвертой планеты еще не освоили оперантское искусство. Стало очевидно, что для его замысла эта цивилизация не подходит. Однако спустя несколько лет он пересмотрел первоначальное решение и из трех потенциально пригодных миров окончательно остановился именно на этом. Здесь он собирался устроить колыбель для "ментального человека". Марк и звезду назвал Goal [Цель (англ.)]. Туда он сейчас стремился.
В расчетный срок Марк достиг конечного пункта, где ему предстояло вновь прорвать разделительную энергетическую оболочку и выйти в трехмерное пространство. Подготовка заняла несколько мгновений - сначала он проткнул через поверхностную плевру экспериментальный балласт, потом нырнул сам. Нестерпимая боль заставила его вскрикнуть. От этого крика содрогнулся космос.
...Бело-голубой, с мраморным отливом полудиск, освещаемый резким шафрановым светом местной звезды, висел в свободном пространстве. Вот она, четвертая планета, родина гуманоидной цивилизации... Несколько часов Ремилард кружил на орбите вокруг небесного тела и, невзирая на тяжесть балласта, особенно неподъемного в мире, где существует тяжесть, преодолевая боль, проверил показания всех приборов, обежал внутренним взглядом каждую молекулу захваченного в полет экспериментального груза. Все в норме, можно опускаться на поверхность terra incognita [неведомая страна (лат.)]. Здесь, на берегу какой-то звонкой речушки, Ремилард ослабил тиски. Булыжники, собранные в устье Сены, раскатились по берегу, смешались со своими собратьями из далекого мира... Так и остались лежать неотличимые, невзрачные камни, рожденные на планете, отстоящей от Goal на четырнадцать тысяч световых лет.