Страница 6 из 13
Когда Вера поставила в комнате аквариум с рыбками, у Зябкина появился лающий кашель. Он ходил по врачам, сделал флюорографию, стал подозревать у себя неизлечимое заболевание, чуть ли не с жизнью прощался. Глотал зонды, чтобы проверить гортань. Пил сиропы и таблетки. Ничего не помогало – он кашлял так, будто работал на рудниках. Рыбки при всем этом ему нравились, и он каждый вечер подходил к аквариуму и сыпал корм. Лишь один врач совершенно случайно обнаружил причинно-следственную связь и заподозрил аллергию – на рыбий корм.
Аквариум отдали в местный детский сад, а Вера завела пуделя, которого назвали Шурик. Зябкин любил собак, но на расстоянии. Пудель же полюбил его страстно, с первого взгляда, и признал единственным хозяином. Зябкину понравилось выходить по утрам, выгуливая Шурика, он наслаждался свежим воздухом и прогулками. По вечерам спешил домой, чтобы выйти с Шуриком на вечерний променад. Но прошел всего месяц, может, чуть больше, как Зябкину снова поплохело. Его тошнило, мутило, настигали приступы рвоты. Он списывал все на еду, погоду и стресс. Опять ходил по врачам, которым рассказывал, как проходил быстрым шагом минимум по пять километров в день и так прекрасно себя чувствовал, как никогда. И лишь один врач, тот же, что выявил аллергию на рыбий корм, заподозрил у Зябкина глистов. Самых обычных. Зябкин диагноз отверг категорически – откуда глисты? Он ведь даже суши не ест! Врач сказал, что суши – не единственный источник заражения, так сказать. И поинтересовался, не нашли ли замену рыбкам. Зябкин ответил – нашли. Пса Шурика. Но от него никакой аллергии, одна радость и польза для здоровья, в том числе психического.
– Он меня любит, – чуть не плача, признался Зябкин врачу.
– Это понятно, – ответил тот и поинтересовался, не давали ли Шурику таблетки от глистов. Зябкин ответил, что нет, не давали. Откуда у Шурика глисты? Он тоже суши не ест. Врач прописал таблетки и Зябкину, и Шурику. Сданный анализ на яйцеглист подтвердил диагноз. Зябкин быстро пошел на поправку, а Шурик совсем плохо выглядел, в один из дней не смог даже встать. Ветеринар констатировал сердечно-сосудистую недостаточность.
– Частое заболевание у этой породы. На генетическом уровне, – пожал плечами врач.
Шурик умер. Зябкин страдал. И объявил Вере, что больше домашних питомцев они не заведут. Ни рыбок, ни мышек, ни тем более собаку. Иначе у него, у Зябкина, сердце остановится.
Тогда Вера завела цветок, который поставила на холодильник. Зябкин даже не заметил, что на холодильнике что-то зеленеет. В тот же вечер он открыл дверцу холодильника, чтобы взять кефир, и цветок, стоявший в увесистом горшке, упал прямо ему на голову. Зябкин недоуменно смотрел на рассыпанную по полу землю, расколотый горшок и красные капли, которые падали на осколки. Зябкин никак не мог понять, откуда капает, пока не дотронулся до собственной головы. Пришлось ехать в травмпункт, где он чувствовал себя очень неловко, рассказывая, что стал жертвой цветка. Медсестра ему даже не поверила.
– Небось, жена сковородой припечатала? – уточнила она.
Зябкину было не столько больно, сколько обидно. Особенно после того, как врач сообщил, что легкое сотрясение мозга все же присутствует. Так что лучше в ближайшее время лежать, резких движений не делать и вообще себя поберечь. Таблеточки еще попить. И валокординчик на ночь не помешает.
Зябкин уже всерьез опасался за собственную жизнь. Он себя берег, как мог. Но, едва оклемавшись от сотрясения, снова получил бытовую травму. Вера всегда сбрасывала туфли и сапоги как попало. Зябкин сто раз просил ее убирать туфли на специальную подставку или молча делал это сам. В тот вечер он вернулся домой, разулся, убрал ботинки и в следующее мгновение споткнулся о туфлю жены, больно наступив на каблук. На ногах Зябкин, естественно, не удержался и рухнул на пол как подкошенный. Попытка подняться не увенчалась успехом – голеностоп горел и раздувался на глазах. В травмпункте констатировали растяжение связок. Врач опять посоветовал беречь себя. «По возможности», – добавил он, и Зябкин понял, что не жилец.
Про семейную жизнь Зябкина знали все друзья и ждали новых подробностей. Хохотали. Только Зябкину было не до смеха.
Его терпение все же лопнуло, и он решил с Верой развестись. Не из-за непримиримых противоречий, а потому что боялся скоропостижно скончаться от инфаркта, как бедный Шурик. Еще тогда Зябкин спрашивал у ветеринара, почему у Шурика начались проблемы с сердцем. Ведь все же было хорошо!
– Стресс, у собак он тоже бывает, – пожал плечами врач.
Тогда Зябкин подумал, что именно Вера могла стать источником стресса для Шурика. Может, и на него что-нибудь ненароком падало?
Так вот, Зябкин решил развестись, о чем объявил однокурсникам. Мол, все, последняя капля. Очень жить хочется. Не готов еще умирать. Молодой, а нервы уже в труху. Да и давление скачет. Естественно, все потребовали подробностей «последней капли».
Зябкин пришел домой, промокнув до нитки, – лил дождь, зонт забыл. Да еще и на работе день выдался тяжелым. Он пошел в ванную, намереваясь постоять под горячим душем, чтобы согреться и расслабиться. Разделся, встал, собирался уже включить душ, как почувствовал, что ноги уже мокрые, да еще и в ванной он явно находится не один. Зябкин поднял одну ногу, будто это могло его спасти, и, преодолевая страх, посмотрел вниз. На какой-то миг он представил себе ванну, полную крови, и тянущуюся к его лодыжке из слива руку, которая хочет ухватить за лодыжку и утопить его в этой кровище.
В ванне плавал осетр. Зябкин, после случая с тушей барана на балконе, испытывал брезгливость ко всем видам мяса и морепродуктов в натуральном, так сказать, виде. К живым рыбам после проявившейся аллергии на корм, он тоже относился с опаской и воспринимал лишь в виде стейков или филе, естественно, без головы, а желательно в виде рыбных котлет. Креветок и раков не ел, причина оставалась необъяснимой. На субпродукты даже смотреть на мог, от одного запаха мутило. Зато Вера, напротив, любила именно субпродукты – печенку, куриные сердечки в бульоне. А рыбу любила разделать непременно лично. Не говоря уже о том, что за воблу, да еще и с икрой, да под пиво могла жизнь отдать. Зябкин, так уж получилось, пиво не любил. И с неподдельным ужасом смотрел, как женщина, называвшаяся его женой, выгребает из внутренностей воблы икру и поглощает ее с животным аппетитом.
Поскольку про осетра Вера его не предупреждала, то Зябкин заорал как ошпаренный и выскочил из ванны. Осетр продолжал нарезать круги по ванне. Вот в тот вечер Зябкин и объявил Вере, что они разводятся.
– Из-за осетра? – уточнила она.
– Нет. Из-за всего, – ответил Зябкин.
– Хорошо. Давай завтра. Сегодня должны твои друзья в гости прийти. Поэтому я осетра купила, – спокойно ответила Вера.
Зябкин вспомнил, что действительно сегодня ожидались гости, которых он в тот момент желал видеть меньше всего. Зябкин взял книгу, потом включил телевизор, но перед глазами все равно стояла другая картинка – как Вера заходит в ванную, вылавливает осетра, тюкает его по голове, потом разделывает, доставая внутренности, промывает от крови. Зябкину поплохело не на шутку.
За ужином, на котором все нахваливали запеченного под сметанным соусом осетра, Вера рассказывала, как осетр чуть не умер от сердечного приступа раньше времени, поскольку на него наступил Зябкин. Все хохотали. Зябкин смотрел на собственную жену, которую все обожали, слушал, как она играет джазовые импровизации, как успевает подавать, уносить тарелки, рассказывать анекдоты, и прекрасно понимал, что будет выглядеть полным идиотом, если разведется. Он пытался рассказать, какой испытал кошмар, почувствовав под ногой нечто живое, как представил ванну, полную крови, но все лишь хохотали. И жаждали подробностей. Вера с артистизмом изображала, как вопил Зябкин, как он выскакивал из ванны и как перепугался бедный осетр перед смертью. Все уже не просто смеялись, а рыдали от приступа хохота.