Страница 38 из 41
- Да ты шутишь! - воскликнула Китти, борясь с дверью. Едкий запах запустения и камфорного дерева, собравшийся вокруг законсервированной древности и царящий в этом непроветренном и неприглядном пространстве, казалось, пахнул Китти в лицо в тот самый момент, когда она распахнула дверь внутрь, и та упрямо заскрипела о шиферный пол.
Низкий потолок в темной, захламленной комнате первого этажа создавал давящее ощущение. В дальнем конце виднелась крошечная закопченная, отделенная потрепанной занавеской пристройка, где располагалась кухня. Находящаяся напротив входной двери открытая лестница вела на второй этаж. Не было ни светильников, ни электричества.
Китти сразу же подумала вернуться в машину и гнать обратно в Лондон, без остановок. Внутри у нее все сжалось. Голова закружилась, и Китти прислонилась к дверному косяку. Вымотанная длительной поездкой, она еще сильнее изнурила себя чередованием гнева и смятения, как только увидела "Курган малышки Мэг". Знакомый цикл. Теперь еще у нее в желудке разгорался голод. Сегодня она не уедет, и она знала это. Ей показалось, будто чучело лисы, стоящее на полке, беспорядочно заваленной старыми книгами и декоративными колокольчиками, усмехается ей.
Китти прошла в холодный, темный интерьер, по крайней мере, довольная тем, что оказалась подальше от солнца. И упала в древнее кресло возле грязного камина. Полка над ним была захламлена железными подсвечниками, высохшими веточками вереска и миниатюрами каких-то святых, судя по их изможденным, блаженным лицам, позеленевшим от старости и взывавшим из деревянных рам к ее состраданию.
Она чихнула от пыли, взметнувшейся от кресельных подушек. Из одного протертого подлокотника торчало нечто, похожее на клок человеческих волос. Китти убрала с него свою веснушчатую руку.
- О, Мораг. Маленькая сучка... Посмотрим. Посмотрим, - сказала она сама себе, энергично кивая головой, отчего солнцезащитные очки стали подпрыгивать на копне ее рыжих завитков
Китти испытывала колоссальное личное поражение, осознавая лицемерный характер ее предложения насчет коттеджа. Мораг, очевидно, пронюхала о своем надвигающемся увольнении и решила обманом заставить свою начальницу уехать из Лондона в Озерный край. Заманить в эту жалкую, приютившуюся за скалистой насыпью хибару. Возможно, она даже показывала фотографии этого мерзкого дома в пабе после работы. Возможно, делает это прямо сейчас. Китти проверила наручные часы и подтвердила свою догадку. Все они смеются и поздравляют Мораг с ее уловкой. На Китти накатила волна такой горячей ярости, что у нее закружилась голова. И она вынуждена была закрыть глаза и снова стабилизировать дыхание.
Она сидела в тишине и одиночестве, ощупывая глазами тесную и мрачную комнату. Единственное окно, закрытое грязным тюлем, пропускало тусклый пыльный свет. Под подоконником стояло крошечное пианино, покрашенное белой краской и разрисованное безвкусными красными цветами. Инструмент вызвал у Китти в голове образ цирковой обезьяны в костюме гостиничного коридорного. В детстве она видела такую, брянькающую на чем-то похожем. Перед пианино стоял маленький стул с красным бархатным сиденьем, должно быть, предназначенный для ребенка.
Другие рисунки в рамках, висящие на стенах, потускнели, но были объединены одной тематикой. На них, предположительно, были изображены круглолицые крестьяне, с какими-то тряпками, неряшливо повязанными на головах. Они косились пустыми глазами и ухмылялись разинутыми ртами, трудясь на фоне заснеженных средневековых пейзажей. Были ли дело в этих придурковатых рожах или в пятнистой и облезлой штукатурке вокруг рамок, Китти не была уверена, но осмотр стен оставил у нее тревожное впечатление. Маленькая черная лопатка для каминной золы была прислонена к плетеной корзине, наполненной покрытыми паутиной дровами.
Когда свет за окном померк, будто одинокое облако заползло под убывающее солнце, Китти заставила себя подняться с кресла, чтобы забрать сумки из машины. Но остановилась и посмотрела на потолок. Она была уверена, что услышала какой-то слабый звук, будто на деревянный пол опустились маленькие ножки. Или, как если бы кошка спрыгнула с кровати.
Нахмурившись, Китти встала. Подошла к подножию лестницы. Посмотрела вверх, на тесную площадку, и увидела в темноте одинокую дверь. Хотела, было, окликнуть, но поняла, что будет выглядеть глупо. Она напрягла слух, предположив, что на втором этаже такого маленького здания не может быть больше двух комнат и ванной.
Тишина.
Прижимаясь к стене, поскольку со стороны лестницы, выходящей на комнату первого этажа, не было перил, Китти стала подниматься наверх. Ее ноги гулко бухали по крутым ступеням.
На маленькой площадке находились две закрытые двери. Первая вела в ванную. Древний унитаз был втиснут напротив ванны настолько маленькой, что взрослый человек с трудом смог бы сесть в нее, даже согнув колени. Скорее это была большая глубокая раковина, чем ванна. Один взгляд на нее укрепил намерение Китти уехать рано утром. Вторая дверь вела в одиночную спальню. Неужели здесь когда-то жила семья? Возможно, что так. И, чтобы согреться, им приходилось ютиться на одной кровати. В доме не было радиаторов, только камины.
Большую часть спальни занимала кровать, очень старая на вид, с темными деревянными панелями, закрепленными по сторонам каркаса. По сути, прямоугольная коробка, с вложенным в нее матрасом. Достаточно просторная для одного взрослого человека небольшого роста. Скошенный с обеих сторон комнаты потолок соответствовал уклону крыши. Сквозь тюль глубоко посаженного единственного окна проникал тусклый серый свет. К счастью, хотя бы стены были без каких-либо прикрас.
Китти шагнула в комнату и выглянула в окно, посмотреть какой вид открывается за уродливой насыпью из камня и земли. Но внезапно ее внимание привлекла фигура, сидящая в комнате слева от нее. Китти повернула голову и уставилась на нее.
- Господи! - Прижав руки к груди, она попятилась назад, пока не уткнулась ногами в основание кровати.
С облегчением Китти закрыла глаза и медленно выдохнула. Это была всего лишь кукла.
Растрепанная фигурка сидела на маленьком стуле, который идеально подходил под размеры своей миниатюрной хозяйки и, похоже, был сделан под нее. С площадки Китти ее не видела, потому что стул был придвинут к стене напротив изножья кровати, и его загораживала дверь.
Китти уставилась на куклу с отвращением и с некоторым чувством тревоги. Но что в этой фигурке так нервировало ее? Дело было вовсе не в простом лице из гладкого шелка с равнодушными чертами, грубо вышитыми красными шерстяными нитками. Ни в пустом взгляде глаз из перламутровых пуговиц. Ни в длинных деревянных руках и ногах, окрашенных в телесные тона, с облупившейся местами краской. Ноги заканчивались высокими башмаками на шнуровке. И хотя казалось, что конечности, торчащие из-под грязного крестильного платья, были взяты от другой куклы, или даже у ребенка-инвалида - что добавляло нежелательный реализм, не это отталкивало ее. Нет, самой тревожной частью куклы были ее волосы. Тяжелые каштановые локоны, напоминающие пышный парик Карла Первого, несомненно были срезаны с настоящей человеческой головы. Но их несоответствие грубому тряпичному лицу создавало впечатление, что кукла на самом деле была ребенком в маске.
Китти не собиралась спать рядом с этой мерзостью ни минуты.
Она схватила куклу за деревянное запястье и подняла со стула. И стала спускаться по лестнице на кухню. Кукла болталась у нее в руке. Китти не покидало ощущение, что она тащит силой какого-то угрюмого ребенка в место отбывания наказания, поскольку кукла была размером со среднего четырехлетнего малыша. И это чувство усиливалось, пока она не бросила ее в жестяную кухонную раковину и не задернула маленькую потрепанную занавеску, отделяющую пристройку с кухней от главной комнаты.