Форт Заря

— Ладно, Иваныч. Поговоришь с ним нынче, завтра с утра еще перетрем тему.

— А может, все-таки, по-тихому под мох его убрать? Сколько он еще будет нам нервы портить?

— А людям как объяснять?

— Скажем, что тигр сожрал.

— Нет, не могу я так.

— Ну смотри, ты начальник.

Вечером, закончив все дела, Женя поднялся в свою комнату. Привычно уже расстегнул ремень, снял кобуру, положил ее на тумбочку. Да, теперь у него была настоящая тумбочка и низенький топчан — Грубер постарался. Он нашел себе троих помощников и с удовольствием занимался любимым делом. Все хотел закончить с ширпотребом и заняться действительно красивыми вещами. Но для этого требовалось хотя бы просушить дерево, то есть творчество откладывалось по крайней мере на пару месяцев, а уж эксклюзив — так и вовсе на пару лет. Распоясавшись, Женя присел на топчан, стянул с уставших за день ног ботинки. Ольга, уже успевшая устроиться на постели, протянула руку, игриво царапнула ноготками между лопаток. Вечер обещал быть бурным и весьма, весьма приятным.

Тут на лестнице послышался топот и без стука и извинений — Ольга едва успела обмотаться одеялом — ворвался Григорьев.

— Командир, оружейку ограбили!

Вот, млин, начался бурный вечер! Только вот приятностей теперь уже не ожидается.

— Что пропало?

— Выясняем.

— Шар на месте?

— Сейчас Петрович прискачет, доложит.

Тут сержант сообразил пикантность ситуации и, выходя, добавил за спину:

— Ты спускайся в штаб, я там подожду.

Женя обернулся к Ольге, виновато пожал плечами и принялся вновь одеваться.

Штаб устроили на третьем этаже донжона. Большую комнату разгородили на две неравные части. В меньшей обосновался радиоузел, а в большей Грубер поставил стол и полдюжины табуретов. Там и происходили теперь все мало-мальски важные совещания. Женя, Григорьев и Шрайбер уже сидели за столом, когда примчался Касаткин, на ходу утирая со лба холодный пот. Доложился: не хватает одного «стэна», двух «ТТ», «сайги» и двух боекомплектов к каждому стволу.

— А шар?

Изъятый у Джамала шар-индикатор, за неимением другого надежного места, хранили в оружейке. Женя попробовал однажды занести индикатор в операторскую. Через полсекунды вылетел обратно, едва не поседевши. Несовместимыми предметами оказались работающий терминал и шарик. Помимо ворот и операторской, в форте запиралась только оружейная комната. Ключа от нее было два. Один — у Касаткина, другой — у начальника караула, переходящий по смене. Собственно, по причине нехватки людей, начкар собственной персоной и стерег злополучную оружейку.

— Тоже стырили.

Капитан страдальчески скривился, как от зубной боли.

— Курт, кто отсутствует?

— Выясняем.

— Кто последний выходил из ворот? Там ведь тоже пост стоит.

— Блондинка.

Млин! Вот что за дебильная баба!

— А Троекуров?

— Не видели. Но часом раньше выезжал газон, пошел за рабочими на просеку. В кабине никого кроме водителя не было, кузов не проверяли.

— Все, можно дальше не выяснять. Пока эта сучка перед начкаром сиськами трясла, зашел Троекуров и вырубил мужика. Потом спокойно забрал все, что нужно, и ушел.

— В общем, примерно так оно и было.

Женя, скрипнув зубами, обернулся к Григорьеву.

— Ты, Иваныч, был прав.

— Прав, не прав — чего уж теперь… надо меры принимать.

Касаткин выглядел ужасно. Как ни крути, это его косяк — стоящий на посту боец отвлекся на девку и забыл о своих обязанностях. Можно было не сомневаться, что нарушителя воинской дисциплины перспективы ожидают самые мрачные. Но это все потом, а сейчас капитан бил копытом, стремясь догнать и покарать.

— Погоди, Петрович, давай сперва подумаем.

Женя обеими руками облокотился на стол.

— Инфа о площадках пришла мне от Ашенафи сегодня вечером. О южной мы подозревали и раньше, а вот северо-восточная появилась не больше недели назад. Были сведения, что Троекуров мог контактировать с Тэкле, эфиопа видели неподалеку от бригады лесорубов, в которой был и наш бизнесмен. Считаю, что именно толстяк передал Троекурову сведения о площадках и о назначении шара.

Сидящие за столом молча согласились.

— Поехали дальше: вы все читали троекуровское досье. Можно сказать почти наверняка: он попытается активировать одну из площадок с целью стать местечковым королем. Инициирует терминал на себя, и потом сможет ставить условия. У него приличная фора. Наверняка есть проводник, а, возможно, и транспорт. Думаю, он давно составил план похищения шара, но что-то его подстегнуло. Что именно — сейчас неважно. Самое плохое, что мы не знаем, куда он двинется, значит придется разделять силы и посылать два отряда — к каждому из порталов. И при этом еще и оставить силы для обороны форта. Петрович, что скажешь?

— У меня восемь человек вместе со мной. Двоих оставить здесь, по трое в каждую команду. Усилить каждую двумя-тремя добровольцами. Еще десяток поставить под ружье в форте, пока не вернутся экспедиции.

— Есть еще один момент. Южную площадку охраняет племя Мурси.

— Это те, где девки с тарелками в губах? — уточнил Григорьев.

— Они самые.

— Тогда гадко, — резюмировал старшина. — Они вечно под кайфом, чувствительность к боли почти отсутствует, остается только мочить на глушняк. Договориться практически невозможно. Разве что…

— Что?

— Разве что стать одним из них.

— Или их богом, — задумчиво изрек Курт Шрайбер.

Женю аж холодный пот прошиб, когда он представил себе последствия: приходит Троекуров, устраивает представление, на месте плиты ставит форт — и получает две дюжины преданных рабов. А потом с их помощью начинает прибирать к рукам окрестности. И хрен его оттуда сковырнешь без большой крови.

— Давайте срочно собирать отряд, не меньше восьми человек. А лучше — двенадцать. Шестеро твоих, капитан, бойцов и столько же ополченцев. На двух машинах, с хорошим вооружением. И еще группу — на всякий случай — на северо-восток. Я договорюсь с Ашенафи, он даст проводников. Петрович, Курт, поднимайте людей. Иваныч, ты ведь подготовил девочку-радистку? Даже двух? Отлично. Организовывай дежурство в радиорубке. Пусть они связываются с замком Россия, докладывают обо всех наших делах. Ну и держат группы в курсе. Напрямую общаться — дальности раций не хватит. Как с Мурси и Троекуровым разберетесь, сообщите Сотникову, пусть вертолетом отправляет кандидата на коменданта форта, и удерживайте территорию до его прибытия. Это место нужно срочно столбить за собой. Курт, на время моего отсутствия ты здесь становишься главным начальником. Доступ к терминалу у тебя есть. Теперь вот что: кто пойдет ко второй платформе?

— Клаус Лори пойдет, с ним еще один из новеньких. Неплохой парень, но необстреляный.

— А еще двое?

Касаткин замялся. Из мало-мальски опытных людей практически никого не осталось.

— Тогда пойду я. Все равно мне еще с Ашенафи разговаривать. Кто еще?

— Я пойду!

С верхнего этажа сбежала Ольга. Уже одетая в лесное — хоть сейчас на выход.

— Со стрельбой у меня все в порядке, в бою была, физика на уровне. Все равно лучше меня не найдете.

Кстати сказать, в плане стрельбы Ольга весьма продвинулась. И хотя еще уступала в меткости Григорьеву и бабе Лисе, но всех остальных значительно превосходила. Кроме того, ей нравился сам процесс: спокойно, не торопясь, прицелиться, учесть все нюансы и влепить пулю точно в яблочко. Одну из винтовок СВТ с оптикой Касаткин закрепил непосредственно за ней. Так что с возражениями у Жени получилось плохо.

— Ладно, хватит препираться, время дорого. Собираемся — и вперед.

Через несколько минут в форте уже никто не спал. Новость одних повергла в растерянность, других заставила крепче сжать кулаки. Добровольцев было больше, чем необходимо. Касаткин честно отбирал лучших. Многие обижались, что их не брали. Особенно громко ворчал Селиверстов. Но, помимо стрельбы, предстоял еще серьезный марш-бросок по лесу, и это предъявляло кандидатам дополнительные требования. Для рейда выбрали «виллис», установив на пулеметный кронштейн ПКМ, и «додж», как наиболее грузоподъемный. Загрузили провиант на три дня, запас бензина, двойной БК. Рации были теперь в каждой машине в обязательном порядке. Женя со своей группой взял «кюбельваген». Он давно ему понравился — маленький, легкий, проходимый. Рука не позволяла пока что нормально рулить, за баранку уселся один из молодых потеряшек, Вовка Ветров. Веселый парень двадцати пяти лет. В старом мире перепробовал массу занятий, но нигде не задерживался дольше полугода. А вот здесь, кажется, его зацепило. И за интерес, и за душу — прелести Кати Подольской явно нарушали душевное равновесие Ветрова.