И настави меня на путь вечен… Записки приходского священника

Еще запомнилась мне встреча с иеродиаконом Венедиктом. Высокий, крупный монах лет тридцати пяти. Весь горит ревностью Божией. Никаких компромиссов с внешним миром не признает. Говорит, Христос не шел на компромиссы, мученики не шли, и мы не должны. Много помог мне в толковании Священного Писания. Порекомендовал несколько интересных книг, дал ряд полезных советов, как правильно себя вести и держать при церковном чтении. Это: во-первых, читать ровно, не играть интонацией, ни в коем случае не выражать своих эмоций. Внутренне напряженно молиться, но никак не выказывать голосом. Иначе и себя в прелесть, в тщеславие введешь, и другим от твоих «завываний» только тошно будет. Во-вторых, при чтении кафизм читать несколько ниже своего естественного голоса. Тогда не так будет голос уставать. В-третьих, при чтении мышцы лица, да и всего тела, должны быть расслаблены: лоб без морщин, голова смотрит прямо, плечи развернуты. В-четвертых, петь и читать одновременно не рекомендуется: можно сбить голос.

Приехал я в монастырь в довольно поношенной одежде: в старых брюках, куртке. Отец Венедикт спросил, есть ли у меня другая одежда. Другая-то дома, конечно, была. Но чтобы не тщеславиться, да и выглядеть попроще, в паломничество я оделся довольно просто. Иеродиакон посоветовал всегда в поездке одеваться хорошо. Во-первых, и милиция в этом случае меньше пристает, и люди все же чаще встречают по одежке.

Но самое большое впечатление в Жировицкой обители на меня произвели пожилые монахи. Приходят они на службу, становятся на колени, грудью облокачиваются на специальный раскладной стульчик и замирают в молитвенном стоянии на пять-шесть часов. При этом они настолько погружаются во внутреннюю молитву, что забывают и совершенно не воспринимают происходящие вокруг события. Меня как-то поставили читать вечерню, и вот, что положено, я прочел, а дальше надо стихиры читать, а кому и сколько, не сказали. На клиросе никого, кроме двух молящихся старцев, нет. Вот я и допытываюсь у одного из них, дальше-то что читать. Он приподнял голову, посмотрел на меня светлым, любящим, но отсутствующим взором и сказал: «Ничего не вижу, ничего не знаю», – и опять ушел во внутреннее делание.

Было у меня в монастыре во время клиросного послушания и несколько забавных эпизодов. Подпевал я братии во время службы на клиросе. Вдруг какое-то из песнопений нам стал «помогать» петь один старичок-монах. Он не жил в монастыре, видимо, не давали прописку или послушание где-то на стороне было, потому что на службу он всегда приезжал на стареньком велосипеде. Голос у него был громкий, но несколько хрипловатый и надтреснутый. После окончания службы один иеромонах ему с улыбкой и говорит: «Тут все с благородными голосами собрались. Поют, стараются и вдруг… ты со своим голосом». – «А я думал, у меня тоже благородный!» – говорит старичок-монах. – «Нет, не благородный», – так же благожелательно отвечает его собеседник. Посмеялись они и разошлись, ни скорби, ни раздражения – ничего. Представил я, что бы у нас в церкви было, если бы один певец другому что-либо подобное сказал. Ведь на клиросе с человеком семь бесов воюют. Тщеславие, гордость, самость так из каждого и лезут. Поэтому, каких только бурных сцен, эмоций и прочего в хоре не насмотришься.

Увидел я это и в монастыре. Поставили меня в воскресенье на клиросе часы читать. А там по выходным дням из деревни один мужчина, лет сорока пяти, приходил в клиросной службе поучаствовать. И, похоже, у него что-то с головой не в порядке было. Читал он хорошо, но с эмоцией и каким-то надрывом. Видимо, очень переживал, что не стал священником, комплексовал и часто без нужды в алтарь заходил. Ну так вот, когда мне сказали читать, он в это время в алтаре был. Дали возглас, я набрал полную грудь воздуха, открыл рот, чтобы произнести первую фразу начальных молитв и… В этот момент выскакивает тот мужчина из алтаря, вырывает из моих рук следованную Псалтирь и быстро-быстро начинает читать молитву «Царю Небесный…» Я так и остаюсь стоять с открытым ртом, изумленными глазами и руками, вытянутыми вперед, в которых только что находилась богослужебная книга. Потом я выдохнул, пожал плечами и стал слушать молитвы. Со стороны сценка казалась, видимо, очень забавной, потому что старички-монахи с любопытством и каким-то озорным огоньком в глазах наблюдали за происходившим. И действительно, им, стяжавшим глубину смирения и все покрывающую любовь, удивительна и забавна была эта игра человеческих страстей.

На ранней литургии в воскресенье в монастырской церкви пел мирской хор. Пожилые и не совсем пожилые женщины из окрестных селений собирались в этот день попеть в древнем храме, на людей посмотреть и себя показать. Собиралось их человек тридцать-сорок. Возглавлял хор старичок-протоиерей, на нем был надет крест с украшениями и синий шелковый подрясник. «Орали» они изо всех сил. Казалось, что даже храм сотрясается от силы их песнопений. При особо удачно взятой ноте старичок-регент артистично кивал головой, расправлял плечи и грудь и победным взором обводил стоявших в церкви. «Ну, как?! Слышали?!» – так и читалось в его взоре. Он очень напоминал петушка, который усердно пасет своих курочек, а те без ума от своего красавца. Какой же это был контраст по сравнению со смиренной монастырской службой, где борьба со страстями, а главное с тщеславием и гордостью, была сущностью всего.

Архимандрит Игнатий

Самое большое впечатление на меня произвел старец архимандрит Игнатий. Великой любви и прозорливости человек. Когда он читал, на глаза наворачивались слезы, сердце замирало, и мирное, благодатное состояние охватывало все существо. Я и сам уже несколько лет читал в церкви, занимался правильной постановкой голоса, четкостью декламации, слышал лучших петербургских и московских чтецов. Но тут… Старческий, надтреснутый голос, с некоторой протяжностью, а иногда и пронзительностью – казалось бы, внешне ничего достойного внимания и удивления. А на глазах – слезы! Когда отец Игнатий читал на вечерне 103 псалом, перед твоим сердечным взором развертывалось все Домостроительство Божие: «Благослови, душе моя, Господа… Одеяйся светом яко ризою, простираяй небо яко кожу… Творяй Ангелы Своя духи… Основаяй землю на тверди ея…» И ты становился как будто соучастником, свидетелем этого творения. Как будто Сам Господь показывал тебе это. Потом, после службы, старец оставлял народ и учил людей. Он так непосредственно и говорил: «Останьтесь, я поучу вас». Рассказы его были бесхитростны, но как глубоки! Какая великая благодать стояла за этими словами! Просто не хотелось уходить из храма. Так бы сидел, слушал и слушал его. При общении с ним понятным становилось, почему за Христом всегда следовали толпы людей. От Спасителя исходила благодать, Вечная Жизнь, и люди чувствовали это. Та же самая Божественная Жизнь исходила и от старца, который был настоящим духоносцем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «