Наследие джиннов

— Мы разыскиваем мужчину, — надменно процедил офицер с резким северным акцентом. Похоже, из благородных.

Чужак под прилавком сжался, задев мою ногу. Боится, что я его выдам, или узнал голос? Интересно.

Я озадаченно моргнула со всей возможной наивностью.

— Чудно как-то! Обычно в наших местах мужчинам нужны женщины.

Слова вылетели прежде, чем я успела себя одёрнуть. Застрелит же — и будет прав! Старый солдат кашлянул, подавляя смешок, но офицер лишь нахмурился, сочтя меня, видимо, идиоткой.

— Преступника, — пояснил он. — Ты видела кого-нибудь?

— Да мало кого, — пожала я плечами. — Толстую Паму с сыновьями, потом святого отца…

— Тот человек не местный! — Офицер снова завертел головой, прошёлся туда-сюда. От его тяжёлых шагов звякали бутылки на полках.

— Вот как? — Я следила, как он заглядывает за мешки и осматривает полки с продуктами.

Запасов почти не осталось, никого там не спрячешь. На прилавке вдруг блеснула искоркой красная капелька. Кровь? Будто невзначай я накрыла её ладонью — к счастью, офицер смотрел в другую сторону.

— Ты бы сразу его заметила, — добавил он, всё так же надменно чеканя слова.

Я беспечно улыбнулась, как будто сердце у меня в груди не колотилось, а ноги не порывались умчаться в холмы.

— Да говорю же, почти никого не было… тем более чужаков.

— Точно?

— Я никуда не выходила с самого утра. Жарко, все по домам сидят.

— Надеюсь, девочка, у тебя хватает ума не лгать.

Я прикусила язык, сдерживая язвительный ответ. Сам-то ты кто? От силы на пару лет старше меня, ровесник Змея. Опершись на прилавок и не снимая руки с кровавого пятна, я доверительно подалась вперёд.

— Лгать грешно, господин тысячник, мне это известно.

Жалко, Тамид не слышит — вот бы посмеялся!

Внезапно заговорил молодой солдат:

— Эта пустыня полна греха.

Мы повернулись к нему одновременно. Как ни странно, офицер молчал. Неудивительно, что старший не слишком скрывал свой смех. Ни один командир, пользующийся хоть каким-то авторитетом, не потерпит от рядового такой дерзости.

Встретившись взглядом с юнцом, я вздрогнула, вдруг заметив, что глаза у него голубые. В жизни не видывала таких мираджийцев — все они смуглые, черноглазые и темноволосые. Синие глаза и светлая кожа — типично галанский признак.

Получив право на наше оружие, иностранцы почувствовали себя хозяевами во всём. Пару лет назад в Шалмане повесили молодую Далалу аль-Йимин, после того как галанский солдат с ней позабавился, а женщины посёлка дружно утешали её мать: мол, всё к лучшему, всё равно такая порченая никому не нужна. Тогда я и задумалась о собственных синих глазах и поняла наконец, что имел в виду отец, ругая мать подстилкой для чужаков. Да и никто в посёлке не верил, что от двух черноглазых родителей могла родиться такая синеглазка, как я. Скорее всего, моя мать просто оказалась умнее той Далалы и вовремя успела выскочить за Хайзу, чтобы выдать за его дочь младенца от чужака, подкараулившего мираджийку тёмной ночью.

Похоже, мамаша юного солдатика тоже отличалась сообразительностью, но спасти его от армии всё же не смогла. А может, мнимый отец нашёл удобный случай избавиться от него. Вот и оказался тут болтливый тощий юнец в обвисшем мундире, и долго ему в нашей пустыне не протянуть.

Мне вдруг стало нечем дышать, по спине заструился пот. Палящий жар песков показался непереносимым. Стены лавки будто сомкнулись, воздух задрожал от нервного напряжения.

— Так и есть, Нуршем. — Голос офицера прервал мои мысли.

Он снова нервно одёрнул манжеты, затем резко махнул рукой. Старый солдат буркнул что-то юнцу и вывел за дверь, взяв за локоть, — совершенно не по-армейски.

Однако размышлять об этом было некогда. Я оказалась одна в лавке с офицером, не считая чужака, которого прятала. Солдаты ушли, чтобы не мешать? Моя рука вновь потянулась к заряженному ружью под прилавком.

Офицер опёрся на прилавок расставленными руками и наклонился ко мне, глядя в упор.

— Преступник, которого мы ищем, крайне опасен, — произнёс он сурово. — Он наёмный шпион, а сейчас идёт война…

Вот новость-то! Как будто я не наблюдаю всю свою жизнь, как по нашей пустыне разгуливают чужеземцы!

— У Мираджа больше врагов, чем ты можешь себе представить, — продолжал он, — и этот человек служит им. Он не задумываясь перережет горло женщине, только сначала… ну ты понимаешь.

В памяти всплыли события прошлой ночи, когда чужак не задумываясь встал перед дулом револьвера, чтобы спасти незнакомого мальчишку.

— Так что, если ты его увидишь, — заключил офицер, — очень советую рассказать мужу.

Я потупилась, изображая смущение.

— У меня ещё нет мужа.

— Ну тогда отцу. — Он выпрямился, одёргивая манжеты.

— Отца тоже нет… — продолжала я разыгрывать дурочку. — Дяде можно рассказать?

Офицер кивнул, явно успокоенный моей глупостью. Такая и врать-то не умеет! Повернулся, пошёл к двери. И тут кто-то снова дёрнул меня за язык.

— Господин… господин тысячник! — окликнула я, опустив глаза, как подобает приличной девушке в разговоре с офицером. Между тем смотрела я в упор в глаза Змею. Его лицо чуть дрогнуло — узнал? — Этот шпион… За что его разыскивают?

Офицер обернулся с порога:

— За измену.

Я вопросительно подняла брови, по-прежнему глядя в лицо чужаку. Тот подмигнул, и я невольно ответила улыбкой:

— Я буду следить, господин тысячник!

Когда стук копыт на улице затих, я подала чужаку руку, и он поднялся на ноги.

— Измена? — прищурилась я.

— А ты ловко выкручиваешься, — заметил Змей, — хоть и не врёшь.

— У меня немалый опыт… — Ощутив его пальцы на запястье, я отняла руку и тут заметила на белой рубашке алое пятно, такое же, как на прилавке. — А ну-ка повернись! — Посмотрела и ахнула: рубашка на спине вся промокла от крови. — Не хочу тебя расстраивать, но ты, похоже, ранен.

— Ах да… — Он пошатнулся и ухватился за прилавок. — Совсем забыл.

На случай, если ещё кто-нибудь войдёт, мы уселись на пол за прилавком. Окровавленная рубашка присохла к телу, и её приходилось срезать ножом. На широких плечах чужака бугрились мышцы, грудь вздымалась и опадала в такт частому, прерывистому дыханию. Мне померещился запах дыма от вчерашнего пожара.

Я потянулась и достала с полки бутылку с крепкой настойкой. Запасов спиртного у нас было больше, чем воды. Плеснула на чистый уголок рубашки и провела сзади по плечу, но раненый даже не поморщился.

— Ты не обязана мне помогать, — нахмурился он, помолчав. — Слышала, что сказал заботливый господин тысячник Нагиб? Я опасен.

— Не больше, чем он сам! — прыснула я. Не признаваться же, что Синеглазый Бандит остался в долгу перед неким Змеем. — Кроме того, — я подняла руку, — у меня есть нож.

Он замер, ощутив лезвие у самого горла. Волоски на затылке встали дыбом. Затем рассмеялся:

— Да уж… — Лезвие чуть царапнуло дёрнувшийся кадык, словно опасная бритва. — Я тебя не обижу.

— Я знаю, — буркнула я, постаравшись подпустить в голос угрозы, и занялась пробитым плечом, пытаясь нащупать пулю.

Ощутив кончик ножа в ране, чужак напрягся, но не издал ни звука. Я заметила у него на спине татуировку и легонько провела по ней кончиками пальцев. В ответ на прикосновение мышцы его затвердели, и по моей руке пробежала дрожь.

— Это чайка. Так назывался первый корабль, где я служил, — «Чернокрылая чайка». Идея мне в то время казалась удачной, — стал объяснять он, и птица зашевелилась в такт его словам.

— И что ты делал на том корабле?

— Что и все — ходил под парусом.

Мои пальцы ощутили его растущее волнение. Он глубоко вздохнул, и нарисованная птица будто бы взмахнула своими узкими длинными крыльями. Я смущённо отдёрнула руку, и дыхание его стало успокаиваться.

— Похоже, мышцы плеча не порваны, — вынесла я вердикт, подвигав кончиком ножа. — Теперь не шевелись!

Я упёрлась локтями в бока раненого. Он тяжело задышал, татуировка с компасом у другого плеча мерно двигалась вверх-вниз. Наконец пуля выпала и покатилась по полу, плеснула кровь, и я проворно зажала отверстие скомканным лоскутом рубашки.