Страница 40 из 55
- Нет, зачем? Это было бы опять нехорошо после тех ласк, которые они вам оказали. Вы должны пойти проститься. Это будет большим испытанием, но я надеюсь на ваш характер!
На следующее утро Сеймур пошел проститься с Рейнскортами и застал м-с Рейнскорт готовою к отъезду с визитом. Она очень сожалела, что он уезжает, сняла шляпу, провела его в библиотеку и посидела с ним там несколько минут, по истечении которых Эмилия вернулась с прогулки. Сообщив о случившемся дочери, м-с Рейнскорт села в экипаж, куда ее подсадил Сеймур, и уехала, предоставив ему вернуться в библиотеку и очутиться в том положении, которого он именно и избегал, - наедине с Эмилией. Однако больше ничего не оставалось делать, и он вернулся.
Эмилия сидела на диване, сбросив шляпу, и слезы текли у нее по щекам. Хотя она поторопилась вытереть их, но Сеймур заметил это и почувствовал себя еще более неловко.
- Когда вы едете, Вильям? - спросила Эмилия, первая прерывая молчание.
- Завтра утром, - ответил он, - и, может быть, навсегда. Наши пути очень расходятся. Я сирота, не имеющий даже приюта: недаром назвали меня собственностью Его Величества, - я не принадлежу никому другому! Вы же, мисс Рейнскорт (при этих словах Эмилия вздрогнула, так как он на этот раз впервые назвал ее таким именем), пользуетесь всеми возможными преимуществами и верно скоро будете жить в обществе, которое для меня недоступно. Вероятно, вы сделаете блестящую партию раньше, чем мы встретимся снова. Я же буду всегда помнить вас и молиться за вас!
Сеймур был так взволнован, что не мог продолжать, а Эмилия залилась слезами.
- Прощайте, Эмилия, и да благословит вас Бог! - сказал Сеймур, несколько овладев собой. Эмилия, которая не могла говорить, протянула ему руку: он с жаром поцеловал ее и удалился. Эмилия следила за ним, пока он не скрылся из глаз, а потом начала горько плакать. Она думала о том, отчего он такой недобрый, отчего он так сухо простился с ней и не посидел еще немного перед долгой разлукой. Он никогда так не вел себя прежде. Она чувствовала, как сильно его любит, и это сознание становилось горьким при мысли, что ее чувство не взаимно.
На другой день она пошла к м-с М'Эльвина, которая и сама очень желала знать, как Сеймур вел себя в последний визит. Потом она передала плачущей девушке весь разговор ее мужа с Сеймуром. Эмилия мало придала значения всем благоразумным советам м-ра М'Эльвина, но зато горячо приняла к сердцу все, что оправдывало Сеймура в ее глазах, и решилась быть ему верной среди всех житейских превратностей.
ГЛАВА XXXIV
Еще раз "Аспазия" понеслась на крыльях северного ветра, чтобы охранять морское владычество своей родины: много она оставила на берегу заплаканных глаз и унесла с собой много погруженных в горе сердец. У всех, однако, это горе смягчалось надеждой, кроме одного только Сеймура.
Капитан М., вскрыв приказание относительно маршрута, узнал, что должен плыть в Ост-Индию. Он предвидел это уже давно по намекам начальствующих лиц. Это один из самых трудных переездов еще и теперь, а тогда в особенности, когда сэр Попгам еще не присоединил Мыса Доброй Надежды к английским владениям, следовательно, морякам было даже негде отдохнуть от монотонного однообразия неба и воды. Поэтому и мы не будем подробно описывать путешествия, а скажем только, что через три месяца "Аспазия" бросила якорь около Кеджери Родса, и оттуда было послано лоцманское судно, чтобы отвезти капитана с его депешами в Калькутту. Кортней, Макаллан и Сеймур были приглашены участвовать в поездке и начали подниматься по прекрасному и быстрому Хугли.
Капитан лоцманского судна, который находился в этой должности с ранних лет, был человек лет 50 и отличался фамильярными манерами. Оттого ли, что он привык иметь дело с индусами, или от чего другого, но он считал долгом постоянно напоминать своим пассажирам, что он хозяин на своем судне, и притом высказывал мало почтения даже к таким людям, как губернатор и его штаб.
- Очень рад вас видеть у себя на шхуне! - обратился он к капитану М. Прошу, будьте как дома, только не забывайте, что я хозяин на своем корабле!
- Конечно, вы имеете на это полное право, - ответил капитан М., улыбаясь, - хотя бы ваш корабль был не больше скорлупки. Могу вас уверить, что и я хозяин на своем корабле!
- Очень рад, что мы сходимся в этом пункте! Молодой человек, - прибавил он, обращаясь к Кортнею, который терпеть не мог, чтобы его называли молодым человеком, - пожалуйста, не бросайте якори на моем курятнике, лучше попросите себе стул! "Как это скучно!" - пробормотал Кортней про себя.
- Подайте стул молодому человеку! - продолжал капитан. - М-р Джонс, возьмите больше к штирборду, здесь слишком много выпущен канат. Я думаю, вы не привыкли верповать, капитан, а это очень интересно. Знаете ли, я здесь один раз чуть не попал на мель, потому что одна молодая леди взялась за руль, уверяя, что она очень хорошо умеет управлять им, и не хотела его уступить! Мне пришлось тогда показать ей, хотя немного резко, что я хозяин у себя на судне!
- Что же вы сделали, капитан?
- Я начал так быстро вертеть колесо, что чуть не раздавил ей руки. Она упала в обморок или притворилась, а все напали на меня, не понимая, что если бы мы застряли на мели, нас съели бы крокодилы. Вы увидите, как их здесь много. Мы плывем по продолжению Ганга, священной реки, в которую туземцы бросают мертвых, надеясь, что это обеспечит им доступ на небо. Вы никогда не бывали в Индии?
- Нет!
- И никто из этих джентльменов не был здесь?
- Никто!
- О! - воскликнул капитан, и лицо его просияло. - Так позвольте мне объяснить вам все, что встретится на пути?
- С величайшим удовольствием!
- Посмотрите, - начал тогда капитан, как будто отыскивая, с какого предмета начать, - видите, там плывет тело, а на нем сидит ворон, а вот этот черный предмет - это голова крокодила!
Все посмотрели в ту сторону: крокодил быстро приближался и, открыв свою розовую пасть, быстро проглотил труп.
- Ну, м-р Ворон, благодарите небо, что вы уцелели! - сказал капитан. - Что вы скажете про это, молодой джентльмен?
- Скажу, - ответил Кортней, - что м-р Ворон не может сказать про себя, что он хозяин на своем корабле!