Законный брак

Я сжала кулаки. Нет, об этом лучше не вспоминать. Прошлое должно оставаться в прошлом. Мысли снова вернулись к настоящему. В заветной шкатулке всего десять олдеров. Если прибавить к ним те тридцать шесть, что получу за уроки, и попытаться продать что-то из вещей, то можно будет расплатиться с Вейсом и госпожой Олдени. А может быть, даже и погасить часть дядюшкиного долга.

Перед глазами всплыли суммы на долговых расписках, выкупленных у кредиторов дядюшки господином Зайнисом. Все вместе составляло две тысячи семьдесят олдеров. Из них я оплатила чуть больше половины. А вот оставшуюся часть пытаюсь погасить уже который год, но дело идет туго. Еще и кредитор угрожать начинает. «Знаете, вдова Дерт, – вспомнились мне слова Зайниса. – Я ведь только из моего хорошего отношения к вашему дяде и вам назначил такой небольшой процент. Но если вы не собираетесь придерживаться нашей договоренности и будете и дальше задерживать выплаты, то я могу и повысить сумму». Проклятый делец!

Я закусила губу и обвела глазами комнату, в которой прошла вся моя замужняя жизнь. Когда-то здесь стояла мебель из ясеня, мягкие, обитые красивым зеленым бархатом диваны и кресла, окна закрывали дорогие, затканные цветами гардины, а на полу лежал большой ваэрский ковер. И повсюду были вазы с цветами – на столике, на подоконниках, на небольшом резном шкафчике у рояля. Роберт знал, что я люблю цветы, и первые годы просто задаривал меня ими.

И воздух всегда благоухал нежными ароматами роз и гиацинтов. А теперь… Теперь все изменилось. Большую часть мебели пришлось продать, да и оставшуюся ждет та же участь, цветов мне никто не дарит, так что с вазами я тоже рассталась. По-хорошему, так мне давно следовало бы уволить Ильду и переехать в Нижний Уэстен, но это значило бы полностью расписаться в собственном бессилии перед теми, кто еще помнит моих родителей, и стать парией. Отец бы мне этого не простил. «Запомни, Кэри, – любил повторять он. – Никогда не позволяй скинуть себя с седла. Того, кто упал, тут же затопчут». Что ж, отец был прав. Нельзя показывать слабость. Нельзя говорить о безденежье. Нельзя давать повод для жалости. Три правила, которые с самого детства вдалбливал в меня папенька, прочно отпечатались внутри и не позволяли сдаться. И я не сдавалась: тщательно скрывала свое безденежье от знакомых, высоко держала голову и делала вид, что у меня все прекрасно.

Я подошла к роялю, открыла крышку и пробежалась пальцами по клавишам. По комнате поплыли мягкие печальные звуки. Когда-то этот инструмент стоял в гостиной нашего загородного дома рядом с большим окном, из которого долетал аромат цветущих яблонь и тонкий запах свежескошенной травы. Хорошие были времена.

Я села на потертую скамью и поставила на подставку ноты «Гаэрской рапсодии». Первые аккорды прозвучали тихо, я еще и сама не знала, точно ли буду играть, но потом музыка привычно захватила, увлекла за собой и заставила забыть о проблемах.

– Госпожа Кэролайн, вы достали деньги?

Голос Ильды заставил меня вздрогнуть. Вот она, действительность, вернулась и настойчиво заявила о себе!

– Пока нет, – ответила служанке. – А ты где была?

– У Карпентеров. У них сегодня Молли именинница. Столько народу пришло! И старый господин Рой, и молодой господин Перси Дуаль, и госпожа Эрроу. Она, между прочим, про вас говорила.

– Да? И что же?

– Сказала, что госпожа Стрейн всем рассказывает, как ее сын вас бросил.

– Бросил? Вот как.

Я усмехнулась. Узнаю мужчин. Что ж, если Стрейну так легче, пусть считает, что это он меня бросил. Он, а не его матушка.

– Да. А старая госпожа Дуайн заявила, что Стрейн дурак, если отказался от такой милашки.

Ильда блеснула темными глазами и скрестила на груди тощие руки.

– И она права, между прочим, – решительно заявила служанка. – И все, кто был у Карпентеров, с ней согласились. А господин Рой даже заявил, что готов хоть сейчас на вас жениться, – нахмурилась Иль и неодобрительно добавила: – Ну да он известный старый греховодник.

Я слушала Ильду, но мыслями была далеко. Какая разница, что обо мне говорят? Деньги – вот что важно. И то, где их достать. Что, если заглянуть к оценщику и узнать, сколько он даст мне за часы? Думаю, папенька бы не обиделся, если бы узнал, ради чего я их продала.

В душе поднялась тоска. Неужели я на это пойду? Расстаться с последней оставшейся от отца вещью?

– А уже когда все собрались расходиться, пришел господин Олдени, – продолжала рассказывать служанка. – Ну, тот, что недавно овдовел. Так госпожа Карпентер от него ни на шаг не отходила, все свою Дженни нахваливала. Ее послушать, так та не девица, а чистое золото.

Ильда насмешливо хмыкнула и без перехода спросила:

– Так с мясником что делать? Он ведь в долг больше не даст.

– Я сама к нему зайду.

Неприятно, конечно, но куда деваться? Попробую договориться.

– Сами? – задумчиво посмотрела на меня Иль и кивнула. – Ну ладно, может, что и выйдет, Веллер на хорошеньких женщин падкий. Улыбнетесь ему пару раз, глядишь, и долги нам спишет.

– Ладно, Иль, мне идти нужно, – поднялась я со скамьи.

– Да куда же вы? – нахмурилась Иль. – Ведь только пришли! У меня уже и обед поспел, хоть и не из чего было готовить, но я извернулась, овощи у Марии-зеленщицы в долг взяла, а крупа у нас своя есть, так что знатная карита получилась, пусть и без мяса.

– Схожу к Реббу. Посмотрим, во сколько он часы оценит.

– Неужто решитесь их продать? – всплеснула руками Ильда.

– Это всего лишь вещь, Иль, – отмахнулась я и посмотрела на служанку. – Неси щетку, будем отчищать мою юбку.

– Ну, как знаете, – проворчала Ильда, но возражать не решилась. – Снимайте свою одежду, я ее мигом в порядок приведу.

Я сняла костюм, и служанка, не переставая бурчать, понесла его на кухню, а через несколько минут вернула, но уже без пятен.

– Вот, – помогая мне одеваться, приговаривала она. – Совсем как новенький.

– Спасибо, Иль.

Не знаю, как служанка умудрялась придать моим вещам пристойный вид, не иначе, какой-то магией, потому что у меня так никогда не получалось.

– Идите и выжмите из этого старого скряги побольше, – напутствовала она меня.

– Не бойся, задешево я их не отдам, – укладывая в ридикюль старинные часы, пообещала я.

Снаружи по-прежнему было прохладно и сыро. Я окинула взглядом пустынную Карстон-сел и пошла по направлению к Истонскому каналу.

Конторы оценщиков и ростовщиков располагались на Веллер-сел, улице, идущей вдоль закованной в гранит водной артерии города. По обеим сторонам канала стояли невысокие узкие домишки, прижавшиеся друг к другу, словно худые заморыши в поисках тепла. Выглядели они уныло и безнадежно. Впрочем, как и люди, приходящие на Веллер-сел, чтобы отдать частичку собственной жизни. Или даже души.

Я прошла до перекрестка, свернула в узкий проулок и вышла на Ирбрук-роу. В воздухе ощутимо запахло тиной, рыбой и старыми прогнившими сваями, а в просвете между домами показались каменные столбы с тяжелыми чугунными цепями, преграждающими подходы к каналу. Дорога нырнула под горку и вывела меня прямо на Веллер-сел.

Я огляделась в поисках нужного дома. Ага, а вот и он, на противоположной стороне, прямо напротив. Осталось только по мосту перейти.

Сжав в руках ридикюль, решительно направилась к потемневшей от времени и от людских страданий двери. Контора оценщика Ребба выглядела мрачной и запущенной. Мутные, давно не мытые стекла окон смотрели на мир неприветливо, как подозрительный старик, разглядывающий посетителей сквозь старые треснутые очки. Кованый навес над входом зарос паутиной, а бронзовая ручка позеленела от времени.

Похоже, хозяин не слишком-то заботится о доме. Я вошла внутрь и вздрогнула от резкого звона магического колокольчика, возвестившего о моем приходе.

– Кого там нечистый принес? – тут же послышался скрипучий голос.

– Добрый день, господин Ребб, – с трудом разглядев в полутьме низкого, заставленного разнокалиберной мебелью помещения худого жилистого оценщика, поздоровалась я.