Страница 16 из 17
Мей часто вспоминала князя. Каким увидела его первый раз. Растерянный после падения, он вел себя как большой ребенок. Смешно морщился, стараясь не подавать виду, что ушибся, забавно шутил, весело поддразнивал ее, а еще был весьма обходителен. И какая перемена при следующей встрече, когда князь предстал перед ней тем, кем был на самом деле. Сдержанный, но властный, не терпящий ни возражений, ни отказа, точно знающий, что и как делать, игнорирующий ропот толпы. А потом, в княжеских покоях, будто два этих разных человека стали одним. И у того настоящего Реймора был суровый нрав, но доброе сердце. В этом Мей не сомневалась. Особенно после того, как побыла наедине с мужем…
И каждый раз образ Калеба, злого и пьяного, отбивал дальнейшую охоту предаваться воспоминаниям. Какой смысл жить прошлым? Постепенно Мейден осознала, что в этом мире у нее не будет никого ближе и роднее крохи, который скоро появится на свет. Только они есть друг у друга. И страх постепенно сменился уверенность и желанием оберегать невинную душу.
Что случится потом, никому не известно. Главное — сейчас у нее есть возможность защитить свое дитя от того зла, с которым ей пришлось столкнуться. И ее дар, ужасное проклятие, послужит ей в этом.
Тогда Мей даже не догадывалась, как сильно ошибалась. Судьба сыграла с ней злую шутку, появившись однажды на пороге дома в образе странника.
ФИНАЛ
В тот день она осталась одна. Позже, вспоминая случившееся снова и снова, Мейден корила себя за беспечность. Почему ей в голову не пришло, что лесник, прихвативший с собой жену и всех, даже самых маленьких ребятишек, неспроста на рассвете уехал в город. Хотя день был самым обычным, не праздничным и не ярмарочным. Ей даже причину толком не объяснили, сказали, едут к захворавшей тетке.
Мейден ужасно злилась на него за предательство и в то же время могла понять. Любой заинтересовался бы незнакомцем, обещавшим награду за беглую ведьму из Медоу. А уж когда в описании лесник узнал свою работницу, наверняка не на шутку испугался. В любом случае ее продали. И уже неважно, какими были обстоятельства.
Путник, закутанный в серый плащ, несмотря на теплую погоду, был приветлив и весел. Он окликнул Мей, когда та кормила кур. Представился Киллианом, сказал, что держит путь на север, и попросил воды и немного хлеба.
Высокий, широкоплечий, держался он, как воин. Мейден рассмотрела несколько бледных шрамов на загорелом лице. Они немного поболтали о разных пустяках и на прощанье Киллиан, порывшись в заплечном мешке, угостил ее яблоком.
Мей не хотела обирать путника. Ему предстояла долгая дорога по безлюдным местам, но парень так настаивал, что отказать было невозможно. По его просьбе, она согласилась попробовать угощение. Последнее, что запомнила Мейден, — терпкая сладость, переходящая в горечь. А дальше все было, как в кошмарном сне.
Темный дом. Закрытые ставни. Раскаленная печь пышет жаром, словно дракон. Возле нее Киллиан. Плаща на нем нет, только латы, отражающие всполохи пламени. В руках кузнечные клещи. Путник возится ими в огне и бормочет себе под нос то ли молитву, то ли проклятие. Что он задумал?
Мейден стало страшно. Она чувствовала, как затекли связанные за спиной руки. И когда только успел, а главное — зачем? Думает, что она опасна? Что же, он даже не представляет насколько.
Она осторожно пошевелилась, пробуя избавиться от веревки. В доме было невыносимо душно. Оставалось загадкой, как Киллиан не сварился заживо в своем железе. Руки Мей были влажными от пота, и это оказалось решающим. Ей удалось выскользнуть из пут.
Мей сосредоточилась на своих ощущениях и очень обрадовалась, когда почувствовала тепло. То, что предвещает пожар. Пальцы закололо, а значит, враг будет уничтожен. Ее дар еще ни разу не подводил. Но тут случилось то, чего она совсем не ожидала.
В последнее мгновение Киллиан развернулся, будто почуяв неладное. Его не испугал огонь, плясавший в руках Мей. Парень ловко увернулся от пламени, припал вниз, кувыркнулся через плечо, и оказался сбоку от нее.
Каждое его движение было отточенным, молниеносным. Мейден даже не заметила, как оказалась в его лапищах. Киллиан потянулся за своими клещами. В них зловеще мерцала раскаленная железяка причудливой формы.
Жгучая боль пронзила Мейден насквозь, заставив взвыть и вытянуться всем телом. Ее мучитель медленно сосчитал до пяти и ослабил захват. Последнее, что она видела, прежде чем провалиться в беспамятство, затухающие язычки пламени на кончиках собственных пальцев.
Когда Мей очнулась, то снова обнаружила себя связанной. Она лежала в клетке, находившейся внутри движущейся крытой повозки. Пол был устлан несвежей соломой и грязными шкурами. Несмотря на страх, гнев и явную угрозу, она не ощутила в себе ни капли прежнего дара. Клеймо на руке нещадно ныло. При малейшем движении края раны расходились, и она начинала кровоточить.
Ее возницей был Киллиан, который теперь не имел ничего общего с тем добродушным путником, мучившимся от жажды. Он действительно оказался воином. Вернее, наемником, промышляющим охотой на нечисть. В Медоу, к великой радости Стоунча, забрел случайно и не стал упускать возможность разыскать и доставить на людской суд беглую ведьму. Тем более за это полагалась хорошая плата.
— Не трать силы на козни, отродье, — предупредил охотник. — Ничего не выйдет. Поверь, я свое дело знаю.
И он не соврал. Руна, выжженная на теле, лишала нечистого дара абсолютно любое существо, будь то ведьма, оборотень или дракон. Она запечатывала силы, являлась надежным замком. О большем знать Мейден не полагалось.
Жители Медоу не скрывали своей ненависти. Они готовы были разорвать Мей голыми руками. Киллиану даже пришлось обнажить меч, чтобы остудить пыл самых рьяных. Толпе не очень-то понравилась новость, что ведьму придется судить. Однако наемник был крайне убедителен. Особенно когда пригрозил воскрешением Мейден в обличие злого духа.
Жрец прибыл через несколько дней. Тот самый, что проводил свадебный обряд. Для Мейден, к тому времени изнеможенной и полуживой, суд прошел как в тумане. В памяти остались лишь яростный гул односельчан, требующих самого жесткого наказания, и собственные мольбы о помиловании.
Мей клялась, что все случилось само собой, требовала княжеского суда, просила сообщить Реймору, что ждет от него ребенка. Жрец лишь снисходительно кивал и поджимал губы. Было ясно, что он и пальцем не шевельнет ради ее спасения.
Ведьму решено было сжечь в день равноденствия. Благо, до него оставалось чуть больше двух недель. Киллиан «помог» ей спуститься в яму, где она должна была жить все это время. Мейден сопротивлялась из последних сил, вырывалась и даже расцарапала наемнику щеку. Ко всеобщему удивлению, он отреагировал очень спокойно.
— Огонь очистит тебя от зла, неразумная, и ты обретешь наконец-то мир, — почти ласково сказал Киллиан прежде, чем выбраться из колодца.
Больше она его не видела. Наемник, убедившись, что никто в селении не собирается лишать ведьму жизни раньше положенного срока, уехал.
Вода в ведре была ледяной, но Мей это даже радовало. Сегодня ее отправят на костер. Может быть, поэтому она старалась запомнить холод, пробирающий до костей. Через кожу он проникал внутрь, растекался по рукам и ногам, притуплял обиду и боль.
За что боги ее так ненавидят? Почему именно ей выпали все эти испытания?
Возможно, перед смертью стоило помолиться. Но тот, с кем Мей действительно хотела бы сейчас поговорить, вряд ли услышит. Князь Реймор, в отличие от богов, не отвернулся бы от нее…
«Пустые надежды», — с тоской подумала Мейден, и ее захлестнуло мрачное отчаяние.
Она закончила мыться. Кто-то сверху бросил чистое платье. Мей оделась. Руки дрожали, но ей все-таки удалось убрать влажные волосы в косу. Наконец в колодец спустили лестницу.
Полуденное солнце висело высоко в небе. Короткие тени почти исчезли. Все вокруг было таким ярким и резким, что глаза заслезились. Мей прикусила губу и заморгала. Только бы не разрыдаться. Пусть беззащитная и сломленная, она не доставит радости своим мучителям, не станет показывать, как страдает.