Страница 79 из 87
- На прошлой неделе тамошних всех забрали,- продолжала Марья Гавриловна.На фальшивых, слышь, деньгах попались... Патап Максимыч так полагает, что епископу плохо придется, с красноярскими-де старцами взят его посланник... За какими-то делами в здешни леса его присылал... Стуколов какой-то.
Сверкнули очи Манефы, сдвинулись брови. Легкая дрожь по губам пробежала, и чуть заметная бледность на впалых щеках показалась. Поспешно опустила она на глаза креповую наметку.
Не примечая, как подействовало на игуменью упоминанье про Стуколова, Марья Гавриловна продолжала рассказывать о красноярской братии.
- Тот Стуколов где-то неподалеку от Красноярского скита искал обманное золото и в том обмане заодно был с епископом. Потому Патап Максимыч и думает, что епископ и по фальшивым деньгам не без участия... Сердитует очень на них... "Пускай бы, говорит, обоих по одному канату за Уральски бугры послали, пускай бы там настоящее государево золото, а не обманное копали..." А игумна Патап Максимыч жалеет и так полагает, что попал он безвинно.
Не ответила Манефа, хоть Марья Гавриловна приостановилась, выжидая ее отзыва.
- И благочестный, говорит про него Патап Максимыч, старец, и души доброй, и хозяин хороший,- продолжала Марья Гавриловна.- Должно быть, обманом под такое дело подвели его...
- Где же они теперь? - как бы из забытья очнувшись, спросила Манефа. - В остроге, матушка,- ответила Марья Гавриловна.- Пятьдесят человек, слышь, прогнали... Большая переборка идет.
- Ох, господи!..- с тяжелым вздохом молвила игуменья.
И не смогла дольше сдерживать волненья: облокотилась на стол и закрыла ладонью глаза.
- Что с вами, матушка?- озабоченно спросила ее Марья Гавриловна.
Помолчала Манефа и промолвила взволнованным голосом:
- О брате вздумала... Патап на ум пришел... Знался он с отцом-то Михаилом, с тем красноярским игумном... Постом к нему в гости ездил... с тем... Ну, с тем самым человеком... И, не договорив речи, смолкла Манефа.
- Со Стуколовым? - подсказала Марья Гавриловна.
- Опять же на Фоминой неделе Патап посылал с письмом к отцу Михаилу того детину... Как бишь его?.. забываю все...- говорила Манефа.
Марью Гавриловну теперь в краску бросило... у ней речь не вяжется, у ней слова с языка нейдут.
- Вот что в приказчики-то взял к себе...- продолжала Манефа...- Еще к вам на Радуницу с письмом заходил... Алексеем, никак, зовут. Ни слова Марья Гавриловна. Замолчала и Манефа.
- Ну как братнино-то письмо да в судейские руки попадет! - по малом времени зачала горевать игуменья.- По такому делу всякий клочок в тюрьму волочет, а у приказных людей тогда и праздник, как богатого человека к ответу притянут... Как не притянуть им Патапа?..Матерой осетер не каждый день в ихний невод попадает... При его-то спеси, при его-то гордости!.. Да легче ему дочь, жену схоронить, легче самому живому в могилу лечь!.. Не пережить Патапу такой беды!..
- Не беспокойтесь, матушка,- утешала Манефу Марья Гавриловна.- При мне, как я в Осиповке была, то письмо в целости назад воротилось.
- Как так? - спросила обрадованная игуменья.
- Тот, что... этот приказчик-от... не доехал,- отвечала Марья Гавриловна, отворотясь от Манефы и глядя в окошко.- Дорогой проведал, что старцев забрали... Он и воротился.
- Слава тебе, господи!.. Благодарю создателя!..- набожно перекрестясь, молвила Манефа.- Эки дела-то!.. Эки дела!..- продолжала она, покачивая головой.- В обители, во святом месте, взамен молитвы да поста, чем вздумали заниматься!.. Себя топят и других в омут тянут... Всем теперь быть в ответе!.. Всем страдать!..
- Чем же все-то виноваты, матушка?- спросила удивленная речами игуменьи Марья Гавриловна.- Правый за виноватого не ответчик...- Скитская беда не людская, сударыня... И без вины виноваты останемся,- сказала Манефа.- Давно на нас пасмурным оком глядят, давно обители наши вконец порешить задумали... Худой славы про скиты много напущено... В какой-нибудь захудалой обители человек без виду (Без паспорта.) попадется - про все скиты закричат, что беглыми полнехоньки... Согрешит негде девица, и выйдет дело наружу, ровно в набат про все скиты забьют: "Распутство там, разврат непотребный!.." Много напраслины на обители пущено!.. Много... А тут такое дело, как красноярское!.. Того и гляди на всех оно беду обрушит... И все-то одно к одному - и сборная книга оленевская. и шарпанская икона, и красноярское дело... Всех погубят, все скиты, все обители!..
- Да разберут же правду, матушка. Разве можно наказывать невиноватого?. возразила Марья Гавриловна.
- Можно!..- с жаром сказала Манефа.- По другим местам нельзя, в скитах можно... Давно бы нас разогнали, как иргизских, давно бы весь Керженец запустошили, если бы мы без бережи жили да не было бы у нас сильных благодетелей... Подай, господи, им доброго здравия и вечного души спасения!..
Замолчала на короткое время Манефа и опять начала:
- Велик и славен был Иргиз, не нашим Керженским обителям чета, а в чьих руках теперь?.. Давеча спросили вы про царицыну грамоту. Не бывало у нас такой грамоты, а там, на Иргизе, была... Царь Павел Петрович нарочно к иргизским отцам своего генерала присылал - Рунич был по прозванию, с милостивым словом его присылал, три тысячи рублев на монастырское строенье жаловал и грамоту за своей рукою отцу Прохору дал... А тот отец Прохор сам был велик человек - сам из царского рода... (Прохор, игумен Нижневоскресенского Иргизского монастыря, лицо весьма загадочное. Он пришел на Иргиз, будучи еще молодым человеком, в восьмидесятых годах прошлого столетия н умер в тридцатых нынешнего. Обладал огромным богатством, находился в близких и каких-то таинственных сношениях с некоторыми вельможами Екатерины, Павла и Александра I. К нему-то император Павел Петрович в 1797 году присылал Рунича. Про него между старообрядцами ходили слухи, будто он сын грузинского царя, другие называли его даже сыном императрицы Екатерины II. В самом же деле Прохор был сын богатого купца Калмыкова. Отношения к нему императора Павла объясняются тем, что Прохор ссужал его значительными суммами, когда Павел Петрович был еще великим князем.). Слыхали, чай?
- Слыхала, матушка, как не слыхать,- отозвалась Марья Гавриловна.