Страница 5 из 15
Взревев, автомобиль покатил по уже скользкой дороге, прорезая себе путь мощными фарами сквозь снежную пелену.
– Как он? – Таня повернулась к Тарану, пытаясь хоть что-нибудь прочитать по его лицу. Но оно было абсолютно бесстрастным.
– Сама увидишь, – неожиданно вздохнул Таран через какое-то время. – Без изменений, так же.
– Сход назначен?
– Пока нет. Даты нет, но говорят…
– Что говорят?
– Ты знаешь что… Говорят за Тучу. Плохое.
– Я поняла, – Таня кивнула. – Мы предъяву уберем.
– Ты не понимаешь, – Таран снова вздохнул, – если бы ты могла сказать слово за него…
– Скажу. Туча знает, как сделать.
– Ничего он не знает. Растерялся совсем. Он же всегда был… чистый фраер. А теперь…
– Не смей так говорить! – рассердилась Таня. – Просто не смей!
– Ладно, – Таран пожал плечами.
Машина уверенно катила сквозь метель. Ехали не долго. Туча временно переехал в квартиру на Комитетской. Отправив Оксану к родным в деревню и покинув виллу на Фонтане, он поселился в одной из своих тайных квартир, оставшихся еще со времен Японца. Таких по всей Одессе было множество. Это было неписанное правило для авторитетных людей из криминального мира: иметь тайные убежища, о которых знали только самые доверенные люди. Вот для Тучи Таня и была самым доверенным лицом.
У квартиры на Комитетской было несколько преимуществ: располагалась она во флигеле в глубине двора, у нее было два входа-выхода на разные улицы, под ней находился подвал с катакомбами, через которые тоже можно было уйти. И наконец – даже из людей Тучи мало кто знал о существовании этой квартиры. Поэтому использовать ее было очень удобно.
Автомобиль проехал большой двор и остановился возле одноэтажного флигеля. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивалась узкая полоска света.
Таня уверенно поднялась по ступенькам и вошла в незакрытую дверь. Таран с охранниками остались ждать в машине на улице.
Туча сидел за столом в богато убранной гостиной. Как и Японец, он любил роскошь, поэтому все его квартиры были обставлены с максимальным комфортом.
Перед ним стояла наполовину пустая бутылка коньяка и хрустальный бокал.
Несмотря на выпитое, Туча не был пьян. Увидев Таню, он пододвинул ей стул, затем, встав, принес из буфета еще один хрустальный бокал. Налил в него коньяк. Таня молча следила за его действиями, потом, поставив саквояж на стол, села.
– Говори, – Туча помимо воли сжал кулаки.
– Я все проверила, – Таня старалась говорить спокойно. – Не хватает ровно пяти тысяч. – Она помолчала. Затем снова заговорила: – Туча, это беда. Скажут, что ты разбазарил общее.
Ругнувшись, Туча мотнул головой, затем плеснул коньяк в стакан и залпом выпил.
– Кончай пить! – Таня резко отодвинула от него бутылку. – Никто не узнает. Никому не скажу не единого слова! Мы доложим свои пять тысяч – и всё.
– А если сход загутарят завтра? Шо тогда? Ты на себя возьмешь? – кинулся на нее Туча.
– Возьму, если понадобится, – ответила Таня. – Если сход завтра – надо действовать быстро. Очень. Ты знаешь. Все пусти в расход. Обложи данью. Брось любой клич. Но пять тысяч найти надо до завтра. Впрочем, это не самое страшное, Туча.
– А за шо тогда – самое страшное?
– Найти крысу, Туча. Это надо сделать до схода. Найти крысу – кто взял из общего, и сделать как положено. Тут уже шутки закончились. Ты понимаешь?
– Мы ведь сделали все… Ты за то знаешь.
– Знаю. Но они молчали. И это плохо. Нам молчали. А вот теперь будут говорить.
– Ты о чем? – Туча явно перепугался, у него даже побледнело лицо.
– Мертвые будут говорить, Туча. Иногда мертвые говорят громче живых.
Глава 3
Рассвет был близок, и последние километры разбитой грунтовки уже осветили свинцовые лучи, падающие из-за грозовых облаков. Может, для кого-то и была настоящая поэзия в этом мрачном, словно сжатом со всех сторон рассвете. Но Петренко разглядел только темные очертания красноармейцев вдалеке, у заграждения, разделявшего в стороны подъездные пути. Красноармейцы стояли там, где заканчивались железнодорожные рельсы.
– Мы вагон отогнали в тупик, – заместитель начальника словно ответил на его незаданный вопрос. – Труп, конечно, увезли. Но все остальное в таком виде… Сам поймешь.
– Заедем в морг? – спросил Петренко.
– Сам поедешь. Мне второй раз на это смотреть неохота.
– Как вагон в Одессу гнали, с трупом?
– Протокол составили, фотографии. Много фотографий. А сам труп – в вагоне-ресторане, на льду.
– Сколько с момента смерти прошло?
– В ночь с 3-го на 4-е его нашли. Сейчас уже 6-е… Значит, двое суток.
Автомобиль затормозил у обочины разбитой грунтовки. Следом за начальством Петренко вылез на морозный воздух. Свинцовые тучи больше не пропускали даже лучика солнечного света. Было понятно, что сейчас пойдет снег.
К ним поспешил молоденький красноармеец. Начальство ушло с ним. Шофер закурил, отвернувшись в сторону. Вагон отчетливо был виден на железнодорожных запасных путях, вплотную примыкавших к депо.
Поскольку никто не препятствовал, Петренко подошел к вагону вплотную. Это был самый обыкновенный вагон – новый, из партии последних, недавно выпущенных. На нем еще отчетливо была видна свежая краска, не тронутая гарью поездных труб. Только несколько окон – те, которые находились прямо под трубой, были закопчены. Да, в общем, эта копоть была заметна не так, как на поездных мастодонтах, настоящих мамонтах ушедшей железнодорожной эпохи, кое-где все еще остававшихся на путях.
Петренко внимательно рассматривал крепления вагона, когда к нему подошел заместитель начальника угрозыска в сопровождении красноармейца с винтовкой.
– Все в порядке, – сказал он, – с их командиром согласовал.
– Долго они будут стоять? – полюбопытствовал Петренко, глядя на живое ограждение из солдат на запасных путях.
– Пока мы все экспертизы не проведем и не дадим добро на то, чтобы вымыть вагон. С недельку еще, наверное.
– Это последний вагон в поезде был, так? – спросил Владимир, явно пытаясь показывать, что не терял времени даром.
– В точку! Наблюдательный, – хмыкнуло начальство.
– Поэтому так и удалось легко его открепить. Заметил по креплениям, – сказал Петренко.
Следом за коллегой он залез в вагон. Красноармеец остался снаружи.
– Последнее купе… Недолго шли, – начальник распахнул дверь.
Было уже светло, но он все равно достал два фонаря и один протянул Петренко. И сразу им бросился в глаза столик у окна между двумя нижними полками, густо залитый уже загустевшей, ставшей совсем черной кровью. Кровь была везде – и на полу, и на нижних полках. И как странно: на одной нижней полке оставалось не смятое, расстеленное постельное белье…
– Он что – не спал? – спросил, вернее утвердительно сказал Петренко.
– Не успел, – кивнул замначальника.
– Ну и кого убили?
– Черненко Антон Евсеевич, 1893 года рождения, уроженец Херсонской губернии, села Жовтое, из малороссийских крестьян.
– Ох нет!.. – Петренко изменился в лице. Если б мог, он бы просто рухнул на полку: – Ну это же… Нет! Вы документы проверили?
– Сомнений нет. Документы были при трупе, в дорожной сумке. Это он.
Черненко Антон Евсеевич, уроженец села в Херсонской губернии, был тем самым человеком, которого никто в жизни никогда не называл по имени и отчеству – за исключением судьи, судебного следователя и работников уголовного розыска. Это был главарь одесской банды по кличке Червь, и это его подчиненного по кличке Сидор Блондин Петренко осматривал в селе Фонтанка в «бетонных ботах».
Убийство Червя, бандитского главаря, было событием, выходящим из ряда вон… Петренко понимал это прекрасно, точно так же, как и его начальство.