Хозяин жизни

Сколько себя помню, я всегда хотел иметь младшего брата или сестрёнку, чтобы было о ком заботиться, помогать и, если надо, защищать. Только, к сожалению, отец ушёл от нас, как было сказано матерью, когда мне был год с небольшим, она больше замуж не вышла, и поэтому я рос один. И вот, встретив в спортзале тоненького вихрастого парня, которому на момент нашего знакомства было только семнадцать, я почувствовал, что у меня, к тому времени уже двадцатипятилетнего, это детское стремление находит выход. Почему? Наверно, сработало ощущение интеллектуального и эмоционального совпадения, которое привело нас к взаимному интересу и даже притяжению. Вообще я до сих пор считаю, в нашей встрече есть нечто мистическое, ведь мы оба много лет жили, не зная о существовании друг друга, и познакомились совершенно случайно, тоже ещё не зная о нашем родстве. Только однажды, заглянув в поистине бездонные Ванькины глазищи, я понял, что… утонул и утонул на всю оставшуюся жизнь. Думаю, именно с этого момента я и стал воспринимать его как младшего брата. Не случайно говорят, глаза – это зеркало души, а у братишки душа чистая и очень добрая.

Собственно, моя опека Ваньки была обусловлена ещё и тем, что к тому времени волей жестокой судьбы он уже потерял всех своих родственников, то есть полностью осиротел, оставшись один против навалившихся на него проблем. Именно тогда я, как старший, совершенно осознанно принял на себя ответственность за его судьбу. Пожалуй, и до сих пор ещё продолжаю немного опекать, хотя сегодня братишка – отец двоих замечательных детишек, моих племянников, и прекрасно может постоять за себя сам. А наше родство нам открылось только потом и тоже совершенно случайно во время просматривания и разбора старых документов. Помню, это произошло в нашей замечательной однокомнатной квартире на одиннадцатом этаже, где мы вместе прожили семь и трудных, и прекрасных лет. Эта однушка для нас обоих очень много значит до сих пор. Она есть и сейчас, ибо, оженившись и разъезжаясь по другим местам для семейной жизни, мы оставили её нетронутой в качестве мемориального места, куда всегда можно в трудные периоды жизни приехать и, посидев в тишине, просто подумать.

Мы с братишкой очень близки. Вообще в наше время, когда мир, активно сходя с ума, признаёт нормальным таковым не являющееся, говорить такие вещи опасно. Сегодня на слова, сказанные о ком-то, что это мой друг и самый близкий человек, кто-то может подумать чёрт знает что и, сощурив глаз, спросить: «А в каком это смысле?» И тут уж, если списывать такие подозрения на человеческую испорченность, попадёшь в «десятку». Тем не менее, говоря о нашей близости, я имею в виду близость духовную, интеллектуальную и… психологическую. Между нами существует странная, а вернее, просто фантастическая взаимосвязь. Ванька очень остро чувствует моё состояние, даже если я нахожусь за тысячи километров. Сколько раз бывало: в тот момент, когда на меня неожиданно наваливались серьёзные неприятности или тяжёлые раздумья, раздавался телефонный звонок и братишка спрашивал, может ли чем-то помочь? А сколько раз я в своих снах видел либо ждущие его опасности, либо, как вот сейчас, информацию о случившейся с ним реальной беде? Хоть, как говорят, я и являюсь большим специалистом в науке о запредельном, но пока не могу с её позиций объяснить такие проявления. Возможно, это какое-то пересечение или даже совпадение наших биополей…

Мне трудно полностью передать словами своё отношение к Ваньке. Он – будто часть меня. Это моя совесть, а совесть – такая штука, с которой не следует спорить. Глядя в его глаза, я всегда могу прочесть оценку содеянного мной. Если в них, как когда-то давно, тону, то можно быть спокойным, но если там другое, то становится не по себе, поскольку вижу свой приговор. Мы бесконечно уверены друг в друге. По-братски я могу стерпеть от Ваньки всё, и наше с ним общение – это постоянный процесс моего воспитания. Исключительно благодаря братишке я, будучи от природы жёстким человеком, стал значительно мягче и терпимее к проявлению окружающими своих недостатков.

Помню, как Ванька радовался, когда в позапрошлом году закончил Медицинскую академию, ту же, которую заканчивал и я. Хорошо помню своё чувство счастья и гордости за него! Завершил курс он на отлично, и вряд ли на этот результат повлияло, что я, старший брат, одновременно с лечебной практикой там преподаю. Хотя фамилии у нас разные – у него по нашему общему отцу, а у меня по моей матери, – все те, кто с нами общаются, знают, что мы братья, и академия не является исключением. Помню, как горячо его поздравляли. Причём не только друзья и родственники, но даже маститые профессора. Думаю, если существуют люди, созданные быть врачами, то в первую очередь это мой братишка. Персонал и пациенты нашей больницы, где он начал работать несколько лет назад ещё в качестве массажиста, очень уважают и любят доктора Серёгина, несмотря на его молодость. В медицинской практике при лечении своих пациентов Ванька, так же как и я, использует биоэнергетические воздействия. Когда-то давно, заметив у братишки интерес ко всему, что связано с такими проявлениями, я стал развивать имеющиеся у него очень неплохие способности (ведь не зря же мы братья!), и теперь он многое умеет делать сам. Ещё не имея диплома, он уже был хорошим специалистом в некоторых областях, требующих биоэнергетического вмешательства. Теперь же успешно осваивает гипноз и некоторые другие техники. В моём семействе Ванька – самый желанный гость. Для моих мальчишек приход дяди Вани всегда праздник, а Даша, моя жена, давно относится к нему, как к своему брату. Когда у нас случаются какие-то внутрисемейные размолвки, она молча собирается и едет в гости к Серёгиным, а потом, конечно, я огребаю от братишки по полной…

Ну вот, кажется, и приехали.

При приближении нашей машины больничный шлагбаум сразу поднимается, и мы подъезжаем к приёмному покою. Паркуемся рядом со стоящим здесь полицейским «Уазиком».

– Здравствуйте, Александр Николаевич, – почтительно здороваются капитан и лейтенант. Пожимаем руки. – Тут у вас ЧП…

– Знаю! Что собираетесь делать?

Переминаются с ноги на ногу.

– Делать-то что будете с… этим… – я нетерпеливо повторяю вопрос.

– Да он, оказывается, сын… – мямлит старший наряда, и следует ссылка на некоего руководителя одной из крупнейших в стране корпораций.

– Ну и что?

– Те парни, которые привезли его сюда, когда нас увидели, скорее всего сразу связались с папашей и сообщили про вызов полиции. Вон, видите, их машина за шлагбаумом стоит? Ну а тот, наверно, позвонил к нам в Управление. А дальше…

– Понятно! – резко обрываю этот лепет. Похоже, рассчитывать на правоохранителей – дело тухлое.

Бросаю взгляд на нашу гостевую стоянку. Там около шикарного «Лексуса» топчутся двое парней.

– Вы простите, Александр Николаевич, – бормочет капитан, – но ведь мы должны подчиниться приказу!

– Что за приказ?

– Не заниматься мелочами, то есть разным мордобоем. Мол, есть дела поважнее. А за этим, как сказали, его отец кого-то послал…

Повисает пауза, ведь ни у полицейских, ни у меня на данный момент нет решения, как поступать дальше.

– Так, нам-то что сейчас делать? – старший наряда этими словами подтверждает мои мысли и явно ждёт указаний.

– Ждать здесь! Я пошёл разбираться.

Прекрасно понимаю, если бы не иногда оказываемая мной местной полиции помощь в виде использования моих способностей при раскрытии серьёзных дел и вследствие этого давно возникший доверительный уровень взаимоотношений, то после звонка «сверху» они бы повернулись и уехали, выполняя прозвучавший приказ. Сейчас именно уважение местными полицейскими доктора Елизова не даёт им этого сделать. Моя же цель – заставить их дать делу ход, то есть задержать виновника за совершённое хулиганство. Только сначала надо самому всё посмотреть и во всём разобраться.

Светлана Сергеевна встречает меня в приёмном покое.

– Александр Николаевич, Ваня сейчас в триста двадцатой. Вот, посмотрите снимки, – и протягивает конверт. – Ну и ещё, как я говорила, сотрясение у него.