Посещение

Велосипедные прогулки

Велосипедные прогулки!Шмели и пекло на проселке.И солнце, яркое на втулке,Подслеповатое – на елке.И свист, и скрип, и скрежетаньеИз всех кустов, со всех травинок,Колес приятное мельканьеИ блеск от крылышек и спинок.Какой высокий зной палящий!Как этот полдень долго длится!И свет, и мгла, и тени в чаще,И даль, и не с кем поделиться.Есть наслаждение дорогойЕще в том смысле, самом узком,Что связан с пылью, и морокой,И каждым склоном, каждым спуском.Кто с сатаной по переулкуГулял в старинном переплете,Велосипедную прогулкуИмел в виду иль что-то вроде.Где время? Съехав на запястье,На ремешке стоит постыдно.Жара. А если это счастье,То где конец ему? Не видно.

«Уехав, ты выбрал пространство…»

Уехав, ты выбрал пространство,Но время не хуже его.Действительны оба лекарства:Не вспомнить теперь ничего.Наверное, мог бы остаться –И был бы один результат.Какие-то степи дымятся,Какие-то тени летят.Потом ты опомнишься: где ты?Неважно. Допустим, Джанкой.Вот видишь: две разные Леты,А пить все равно из какой.

Ночной дозор

На рассвете тих и страненГородской ночной дозор.Хорошо! Никто не ранен.И служебный близок двор.Голубые тени башен,Тяжесть ружей на плече.Город виден и не страшен.Не такой, как при свече.Мимо вывески сапожной,Мимо старой каланчи,Мимо шторки ненадежной,Пропускающей лучи.«Кто он, знахарь иль картежник,Что не гасит ночью свет?» –«Капитан мой! То художник.И клянусь, чуднее нет.Никогда не знаешь сразу,Что он выберет сейчас:То ли окорок и вазу,То ли дерево и нас.Не поймешь по правде даже,Рассмотрев со всех сторон,То ли мы – ночная стражаВ этих стенах, то ли он».

Гофман

Одну минуточку, я что хотел спросить:Легко ли Гофману три имени носить?О, горевать и уставать за трех людейТому, кто Эрнст, и Теодор, и Амадей.Эрнст – только винтик, канцелярии юрист,Он за листом в суде марает новый лист,Не рисовать, не сочинять ему, не петь –В бюрократической машине той скрипеть.Скрипеть, потеть, смягчать кому-то приговор.Куда удачливее Эрнста Теодор.Придя домой, превозмогая боль в плече,Он пишет повести ночами при свече.Он пишет повести, а сердцу все грустней.Тогда приходит к Теодору Амадей,Гость удивительный и самый дорогой.Он, словно Моцарт, машет в воздухе рукой.На Фридрихштрассе Гофман кофе пьет и ест.«На Фридрихштрассе», – говорит тихонько Эрнст.«Ах нет, направо!» – умоляет Теодор.«Идем налево, – оба слышат, – и во двор».Играет флейта еле-еле во дворе,Как будто школьник водит пальцем в букваре,«Но все равно она, – вздыхает Амадей, –Судебных записей милей и повестей».

Два наводненья

Два наводненья, с разницей в сто лет,Не проливают ли какой-то светНа смысл всего?Не так ли ночью темнойСтук в дверь не то, что стук двойной, условный.Вставали волны так же до небес,И ветер выл, и пена клокотала,С героя шляпа легкая слетала,И он бежал волне наперерез.Но в этот раз к безумью был готов,Не проклинал, не плакал. ПовторенийБоялись все. Как некий скорбный гений,Уже носился в небе граф Хвостов.Вольно же ветру волны гнать и дуть!Но волновал сюжет Серапионов,Им было не до волн – до патефонов,Игравших вальс в Коломне где-нибудь.Зато их внуков, мучая и длясь,Совсем другая музыка смущала.И с детства, помню, душу волновалаДвух наводнений видимая связь.Похоже, дважды кто-то с фонаряЗаслонку снял, а в темном интервалеБумаги жгли, на балах танцевали,В Сибирь плелись и свергнули царя.Вздымался вал, как схлынувший точь-в-точьСто лет назад, не зная отклонений.Вот кто герой! Не Петр и не Евгений.Но ветр. Но мрак. Но ветреная ночь.

Монтень

Монтень вокруг сиянье льет,Сверкает череп бритый,И, значит, вместе с ним живетТот брадобрей забытый.Монтеня душат кружеваНа сто второй странице –И кружевница та жива,И пальчик жив на спице.И жив тот малый разбитной,А с ним его занятье,Тот недоучка, тот портной,Расшивший шелком платье.Едва Монтень раскроет рот,Чтоб рассказать о чести,Как вся компания пойдетБолтать с Монтенем вместе.Они судачат вкривь и вкось,Они резвы, как дети.О лжи. О снах. О дружбе врозь.И обо всем на свете.