Страница 1 из 16
A
Новая книга известного писателя Юрия Полякова «По ту сторону вдохновения» – издание уникальное. Автор не только впускает читателя в свою творческую лабораторию, но и открывает такие секреты, какими обычно художники слова с посторонними не делятся. Перед нами не просто увлекательные истории и картины литературных нравов, но и своеобразный дневник творческого самонаблюдения, который знаменитый прозаик и драматург ведет всю жизнь. Мы получаем редкую возможность проследить, как из жизненных утрат и обретений, любовного опыта, политической и литературной борьбы выкристаллизовывались произведения, ставшие бестселлерами, любимым чтением миллионов людей. Эта книга, как и все, что вышло из-под пера «гротескного реалиста» Полякова, написана ярко, афористично, весело, хотя и не без печали о несовершенстве нашего мира.
Юрий Михайлович Поляков
Жизнь как повод
Колебатель основ
1. Проснуться знаменитым
2. Суровые нитки
3. Почему все рухнуло?
4. «Стой, кто идет!»
5. Письма без марок
6. Не грусти, салага!
7. Муки согласования
8. Спасибо, герр Руст!
9. Мы с Александром Ивановичем
10. Хорошее дело экранизацией не назовут
11. Не расстанусь с комсомолом
12. «Подснежник»
13. Муки согласования-2
14. Молоденький учитель
15. Учительница главная моя
16. Человек хочет верить!
Что такое «Апофегей»?
1. Кто спал с Брежневым?
2. Вляпавшиеся во власть
3. Почему Снежкин не снял «Апофегей»
4. ФЭ и БЭ
5. Кто придумал «Апофегей»
6. Двадцать лет спустя
Моя «Парижская любовь…»
1. На экспорт
2. Наши за границей
3. Веселая злоба и добрая грусть
4. Колбаса нужна?
Враг перестройки
1. Ветер перемен
2. Великий Габр
3. Муравьевой нечего играть!
4. Погром
5. Обидчивые марионетки
6. Неинтеллигентный сценарий
Как я построил «Демгородок»
1. Шабаш непослушания
2. «Там человек сгорел!»
3. Вдохновение на грядке
4. Змеиное болото
5. Убитый сурок
6. Раздавить гадину
7. Слабейшее восторжествует
Как я варил «Козленка в молоке»
1. Мастер лирической концовки
2. Серпентарий талантов
3. Гомер у телефона
4. Золотой минимум начинающего гения
5. Бумагу украли!
6. Прототипы
7. «Козленок…» под судом
8. Ворчание папы Карло
9. Жертва нового мышления
Геометрия любви
1. Как я сдал мужиков
2. Двухобщинная литература
3. Тонкая материя любви
4. Тапочкин и Джедай
5. Внимание на экран!
6. Консервированные прототипы
7. Грибная история
8. Треугольная жизнь
Драмы прозаика
1. Горкомовские кресла
2. За что Соленый убил Тузенбаха?
3. А у вас по-настоящему…
4. Мастера и самовыраженцы
5. Нарушитель конвенции
6. Как боги
7. Смотрины
8. «Чемоданчик»
Как я ваял «Гипсового трубача»
1. Из какого сора…
2. Звонок Абрамовича
3. Империя наоборот
4. Флаг на ветру
5. Кровавый «совок»
6. Разминувшиеся
7. Ирландское рагу
8. Тогда – шампанское!
Булгаков против Электротеатра
1. Булгаковский бум
2. Странное возвращение
3. Русский писатель
4. Золотая норма
5. Литературный волк и стриженые пудели
6. Латунские-булгаковеды
7. Электротеатр
Про чукчу
notes
1
Юрий Михайлович Поляков
По ту сторону вдохновения
© Поляков Ю. М.
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Жизнь как повод
Вместо предисловия
Когда писатель сочиняет прозу, он невольно рассказывает свою жизнь. Когда писатель рассказывает свою жизнь, он невольно сочиняет прозу А жизнь литератора, понятно, не ограничивается сидением за рабочим столом, точно так же, как дни и ночи врача не исчерпываются выписыванием рецептов и осмотром больных организмов – в зависимости от специализации.
В своей «базовой» жизни будущий мастер или подмастерье слова сначала, как и все, благополучно или не очень растет в семье, ходит в детский сад, потом в школу. Учится, хорошо или плохо, что на писательской судьбе обычно не сказывается. Далее потенциальный литератор выбирает профессию (часто далекую от творчества), влюбляется (иногда многократно), женится (тоже порой не один раз), растит детей и даже внуков. Попутно он читает книги, смотрит фильмы, спектакли, посещает выставки, путешествует, бывает, и за казенный счет. Являясь гражданином и патриотом, писатель живет заботами своей страны, посещает выборы и митинги. А будучи космополитом, он может эмигрировать или не любить Отечество, не покидая родины. Труженик пера участвует в литературной и политической борьбе, заканчивающейся иногда плачевно, страдает от цензуры, бьется с критикой, с идейно-эстетическими врагами, радеет друзьям и соратникам, отвоевывает себе место на Парнасе, тесном, точно в час пик вагон метро, куда иной раз и не впихнешься…
Все эти события так или иначе находят отражение в его книгах, иногда напрямую, как у Лимонова, который даже не меняет имен и фамилий прототипов. Однажды меня попросили передать ему в Париже впервые выпущенный в СССР роман «Это я, Эдичка». Издатель честно предупредил:
– Эдуард обязательно поведет тебя обмывать книжку, будь осторожен!
– Почему?
– Сболтнешь лишнего, он выведет тебя в новом романе под твоей же фамилией полным идиотом.
– Зачем?
– Творческий метод у него такой. По-другому не умеет.
Кстати, этот эпизод я щедро подарил Геннадию Скорятину, герою моего романа «Любовь в эпоху перемен». Не читали? Напрасно. А вы знаете, что я никогда не придумываю фамилии героев, а беру их у реальных людей, живых или умерших. Фамилию Скорятин я позаимствовал у одной давней сослуживицы, а потом у Даля прочел: старинный глагол «скорятиться» означает среднее между «покориться» и «смириться». Но ведь именно такова судьба моего героя! Что это – мистика или особо устроенный слух литератора? Многие имена для персонажей позаимствованы мной с надгробных плит. Да-да! Например, Труд Валентинович из романа «Замыслил я побег…» или Суперштейн из комедии «Чемоданчик». Фамилия реального человека, пусть и ушедшего, сообщает вымышленному образу необъяснимый витальный импульс, приближает художника к тому, что я называю «выдуманной правдой». И наоборот: искусственная фамилия делает героя подобным муляжу. Вот вам лишь один из секретов моей надомной творческой лаборатории. Есть и другие…
Иногда жизненный опыт автора присутствует на страницах произведения в прихотливо измененном, даже фантастическом виде, как у Булгакова или Владимира Орлова, автора незабвенного «Альтиста Данилова». В таких случаях по книгам реконструировать подлинную судьбу создателя текста довольно трудно. Не уверен, что экскременты в быту Владимира Сорокина и галлюциногенные грибы в интернет-бдениях Виктора Пелевина играют такую же важную роль, как в их сочинениях. Впрочем, авторы вольны в полетах своих фантазий и грез, если, конечно, их не заносит в сферу психопатологии. Тогда лучше – к врачу. «В ваших стихах мне не хватает сумасшедшинки!» – любил повторять Вадим Сикорский, чей семинар я посещал, будучи начинающим поэтом. Но когда к нам на обсуждение забрел реально ненормальный пиит, Вадим Витальевич пришел в ужас и не знал, как от него отделаться.
Одни писатели рассказывают о годах, проведенных на грешной земле, до такой степени прямо и откровенно, что порой совестно читать. Давний мой литературный знакомец подарил мне как-то свою исповедальную повесть и, позвонив через неделю, спросил:
– Почитал?
– Прочитал.
– Ну, понял теперь, каков я подлец?