Принцесса и Дракон

– Вы забрали из тюрьмы мои документы – вместо ответа произнесла Эмильенна.

– Я задал тебе вопрос, девочка, и хочу услышать на него ответ. У меня есть дела поважнее, чем разбираться в твоих документах. Так как твое имя?

– Эмильенна де Ноалье.

– Чрезвычайно рад знакомству, мадемуазель. Арман де Ламерти, к вашим услугам. Вы догадываетесь с какой целью я пригласил вас в свой дом?

– Это сложно назвать приглашением. О ваших же целях лучше судить вам.

– Тогда ставлю вас в известность, что вам уготовлена роль моей любовницы – жестко отрезал Ламерти. – Это плата за то, что я спас вам жизнь.

– Я не хочу платить за то, что мне не нужно! Если вам так хотелось совершить благородный поступок дали бы мне лучше умереть. Смерть для меня много привлекательнее, чем роль вашей любовницы.

– Боюсь, у тебя нет выбора, – Арман отвернулся к окну и уставился на неторопливые воды Сены.

– Выбор всегда есть! – Эмили воспользовавшись тем, что хозяин смотрит в другую сторону, осторожно приблизилась к столу и, взяв нож, спрятала его в складках широкой юбки. Она не представляла, что будет с ним делать, но так было хоть немного спокойнее. Словно от нее и вправду что-то зависело.

Арман обернулся.

– Мне жаль, но сегодня выбор делаю я! – он направился к девушке, неторопливо, с осознанием своей силы и власти. Эмильенна молниеносно оказалась на другом конце комнаты и выхватила нож.

– О, у нашего ангелочка, оказывается, есть зубки! – Ламерти от души забавлялся. – Не балуйся столовыми приборами, малютка. Если ты действительно решила меня убить, то лучше возьми пистолет. У меня есть. Принести? Я счел бы себя безмерно оскорбленным, если бы причиной моей смерти послужило банальное столовое серебро.

– Не стоит беспокоиться. Я не планирую вас убивать.

– Значит себя? А как же смертный грех самоубийства? Как же Пресвятая Дева? Боюсь, она не одобрит подобного самоуправства.

– Она поймет! Должна понять – в голосе девушки сквозило сомнение и отчаяние.

– Ну что же, тебе лучше знать божественное мнение на этот счет. Я, знаешь ли, не слишком сведущ в теологии. Так что не буду тебе мешать. Напротив, с удовольствием полюбуюсь. Только, будь добра, постарайся упасть на спину, чтобы Люсьен успел убрать твой труп до того, как кровь испачкает ковер и бросить в Сену. Он мне дорог, знаешь ли.

– Кто? – вопрос вырвался сам собой. Разум Эмили отказывался постигать происходящее.

– Не кто, а что, – спокойно поправил Арман – Мой ковер, разумеется. Я им очень дорожу. Люсьен, и уж тем более ваше мертвое тело не столь ценны для меня.

Эмильенна отчаянно пыталась найти смысл в этом трагическом фарсе. Он смеется! Он забавляется! Он считает ее смерть отличным поводом поизощряться в остроумии. А впрочем, почему бы и нет? Почему бы ему не смеяться? Кто она для него, чтобы он пожалел о ней? Человек этот спокойно отправлял других на эшафот, почему же должен отступать от задуманного, чтобы не дать ей умереть? Надо быть мужественной и пройти все до конца. Не показать ему, как ей больно и страшно.

Выдавив из себя принужденную улыбку, девушка ответила холодным тоном.

– Может быть, позволите мне умереть в другой комнате, где нет ковров подобной ценности? Или прикажете самостоятельно броситься в Сену, дабы поберечь ковры и не затруднять Люсьена?

– А ты молодец! Смелая девчонка! – в голосе Ламерти послышалось неподдельное восхищение. Он не ожидал, что девушка в такой ситуации способна поддержать шутку. За шутливым разговором, молодой человек подходил все ближе к Эмильенне, а ее замешательство и попытки понять его поведение, не позволили ей заметить сей тактический маневр. Очнулась она тогда, когда Арман подошел к ней вплотную и, резко схватив руку, сжимающую нож, спокойно вывернул тонкое запястье. Вскрикнув от острой боли, девушка выронила нож, а Ламерти отшвырнул его ногой в другой угол комнаты.

– Вот и все, моя прелесть. Игры закончены. Не для того я натравливал на себя Парсена, чтобы ты в первый же день заколола себя кинжалом, как героиня пошлого романа. У меня на тебя совсем другие виды.

После этих слов, Арман схватил девушку за плечи и грубо привлек к себе. На секунду ей удалось вырваться, и их взгляды встретились. И такая бесконечная боль, такое отчаяние было в голубых глазах бедной пленницы, что даже равнодушный к чужому горю Ламерти испытал что-то похожее на укол совести. Воспользовавшись его замешательством, Эмили в отчаянии прошептала:

– Ну неужели нужно падать так низко? Многие женщины мечтали бы о вашей любви, я уверена. Зачем вам унижаться, вырывая любовь силой, у той, кто вас ненавидит?

Жалость, которую было испытал к своей жертве Арман, после этих слов мгновенно сменилась неистовым гневом. Он отшвырнул девушку от себя и наотмашь ударил по обеим щекам.

– Ах ты, маленькая дрянь! Кто ты такая чтобы учить меня, что мне делать?! Ты будешь решать, что меня унижает, а что нет?! Самонадеянная тварь! – и он еще раз ударил ее по лицу. Эмильенна даже не приложила руку к покрасневшим щекам, она стояла, гордо вскинув подбородок, и смотрела прямо в глаза своему мучителю. Пусть он сильнее, но она не склонит голову, не опустит взгляд, не даст ни единой слезе блеснуть в глазах.

Ламерти продолжал буравить ее злым взглядом, потом схватил, забросил на плечо и понес по лестнице. Бедную девушку парализовал ужас. Она не могла даже пошевелиться, когда Арман открыл дверь и швырнул ее на софу. Эмили зажмурила глаза и мечтала только об одном – умереть сию же секунду! Каково же было ее удивление, когда она услышала удаляющиеся шаги, а затем дверь хлопнула с такой силой, что хрусталики на люстре жалобно зазвенели.

Арман вернулся в столовую. Налил себе коньяка и попытался успокоиться. Его бешенство объяснялось просто. Хоть и противно было себе в том признаваться, но девчонка права – это унизительно. Унизительно внушать женщине отвращение и, несмотря на это, добиваться ее, пусть даже силой. Ламерти надолго задумался. Постепенно злое выражение лица уступило место улыбке, правда, не менее злой.

Он больше ее не тронет. По крайней мере, постарается. Но она еще пожалеет. Сегодняшний вечер покажется ей раем по сравнению с тем, что он задумал. Он заставит эту дерзкую девицу влюбится в себя без памяти, а когда она полюбит, получив то, чего добивался, вышвырнет ее отсюда, подарив Парсену. Вот тогда взбалмошная гордячка сполна познает, что такое унижение! Пусть читает свои душеспасительные наставления этой плебейской скотине.

Придумав подобный план мести, Ламерти полностью расслабился и пошел проведать свою пленницу. Когда он открыл дверь в комнату, где оставил Эмильенну, то глазам его предстала удивительная картина. Забравшись в кресло, измученная тревогами и борьбой, девушка забылась беспокойным сном. Во сне Эмили обнимала колени, склонив на них голову, а золотистые волосы окутывали ее хрупкую фигурку, словно плащом. Арман невольно залюбовался спящей девушкой. Надо быть очень смелой или иметь очень чистую совесть, чтобы уснуть в доме своего врага, находясь в такой опасности.

– Видно, ты и впрямь надеешься на помощь ангелов, раз заснула в логове дьявола, – почти беззвучно прошептал он. – Ну что же, спи пока.

Перед тем как покинуть комнату, Арман снял с софы непонятно зачем брошенное там покрывало и накинул его на спящую.

Глава третья.

Эмильенна проснулась поздно. Пробуждение принесло гамму неприятных эмоций и ощущений. Все тело ныло после ночи, проведенной в кресле. Но это было ничто, по сравнению с тем, какой кошмар творился в душе и в мыслях. Минут десять девушка упрямо не хотела открывать глаза, словно за плотно сомкнутыми веками можно было спрятаться от реальности. Ей вспомнилось, что так же ужасны были пробуждения в первые дни тюремного заключения. Пока не откроешь глаза, можно верить в чудо, игнорируя все другие чувства и, главное, воспоминания. Можно надеяться, что ты проснешься в своей постели и все окажется не более, чем ночным миражом. Но реальность всякий раз брала верх над хрупкой мечтой. Недели через полторы Эмильенна сдалась и окончательно поверила в то, что тюрьма и есть ее новая жизнь, и, как могла, смирилась с этим. Могла ли бедная девушка вообразить, что в этом мире есть место, проснувшись в котором, она будет мечтать о пробуждении в тюрьме?