Подъем

- Что это? – бегло взглянув на бумаги, интересуется у хозяйки Сергей?

- Долговая яма, в которую ваша мать вознамерилась меня посадить!

Он встает, выуживая из потайного кармана шариковую ручку в металлическом корпусе, и исчезает в прихожей, оставляя меня на растерзание этой фурии.

- Я тридцать семь лет преподавала, — недовольно произносит соседка и затихает.

- И что? – вымучено вздыхаю, так и не дождавшись продолжения.

- А то, что можешь не скалить здесь свои зубки. Я таких щелкала, как орешки.

- Весьма ценное замечание. Впредь постараюсь относиться к вам с пониманием. Все-таки общение с трудными подростками накладывает свой отпечаток.

- Знаешь, что, дорогая? — но все ее мысли на мой счет остаются так и невысказанными, поскольку вновь появившийся в кухне Сергей, уже пригвоздил ее взглядом к стулу, мешая озвучить свое недовольство.

- Что ты вычеркиваешь? – переключает свое внимание на склонившегося над столом мужчину эта ушлая дамочка.

- Лучше скажи, кто тебя надоумил составить такую смету?

- Что значит «надоумил»? По-твоему, я не в состоянии оценить ущерб без посторонней помощи?

- Мам, кончай устраивать цирк! Посмотри сериал по ящику, позвони в управляющую компанию, поскандаль с ними из-за потухшей лампочки в подъезде… Да что угодно! Только перестань отвлекать меня из-за ерунды! Как вас там? – спрашивает уже меня.

- Маша.

- Так вот, Маша, такая сумма вас устроит? – быстро сосчитав и выведя ровным почерком цифру в углу бумаги, интересуется он. Не сказать, что я в восторге, но и ужаса от увиденного не испытываю, поэтому быстро киваю, чувствуя, как сердце постепенно выравнивает свой ритм.

- Да, ты не в себе! С чего это ей такие поблажки! – заглянув ему через плечо, разоряется жертва потопа.

- С того, что обратись ты в суд, на большее рассчитывать не придется. А вы постарайтесь больше не устраивать наводнений, я уже сыт по горло вашими визгами.

Вот так, одной фразой он перечеркивает все то хорошее, что я успела к нему почувствовать за последние пару минут.

- Простите конечно, но, чтобы ваша мать, наконец, меня услышала, приходиться с ней общаться на привычном для нее языке.

Он опять ухмыляется, засовывая ручку в карман, и неторопливо встает, демонстрируя мне всем своим видом, что наш разговор подошёл к концу. Меня не надо просить дважды, поэтому я немедленно следую его примеру, ни разу не взглянув на свою соседку, чье шумное пыхтение не услышит разве что только глухой, и оставляю эту парочку позади. Не знаю где, кем и при каких обстоятельствах решается, какие еще испытания послать на человеческую долю, но от мысли, что до конца своих дней я буду терпеть гонения со стороны этой прыткой Светланы Викторовны, которая так и пышет здоровьем и неиссякаемой энергией, в душе зарождается чувство вселенской несправедливости. Остаток дня я пребываю в состоянии нервозности, не нахожу в себе ни сил, ни желания заняться приготовлением ужина или уборкой, пытаясь решить, где же мне изыскать ресурсы для выплаты своего долга. Если когда-нибудь я разбогатею, я скажу твердое «Нет!» многоэтажкам, перебравшись в небольшой домик в тихом районе… Или большой, но, главное, без живущей по соседству учительницы, истосковавшейся по возможности почитать кому-нибудь нотации. Успокаиваюсь я лишь к полуночи, когда заканчиваю очередную валяную куклу, в последнее время пользующуюся спросом у моих покупателей.

***

- Это грабеж, детка, — выносит свой вердикт Света, услышав затребованную женщиной компенсацию.

- Объясни это ей, — рассчитывая покупателя, соглашаюсь с девушкой.

- И что теперь?

- Ничего, заплачу и буду молить Бога, чтобы она забыла дорогу к моей двери. Анна Федоровна звонила. Говорит, что к вечеру Ира должна родить. Украшение детской комнаты я беру на себя, — перевожу разговор в другое русло, не желая и дальше болтать на тему моего полнейшего невезения.