Подъем

- Неужели, я настолько тебе осточертел?

- Да, Андрей! До скрежета в зубах! Почему я должна постоянно оправдываться, если мне эти встречи с тобой и самой поперек горла? Неужели так трудно просто исчезнуть? Общайся с сыном, но не смей влезать в мою семью!

- Я не влезаю, Маш.

- Неправда! С того дня, как ты впервые мне позвонил, ты, так или иначе, воздействуешь на мои отношения с любимым мужчиной! Я не прошу многого – просто вычеркни меня, как уже сделал однажды. Иначе… — Маша обдает меня холодом и принимается рассматривать свой маникюр.

- Иначе? Договаривай, — прошу спокойно, нависая над столом. – Нажалуешься мужу?

- Нет, — она резко поднимает свой взор ко мне, и мне не составляет труда понять, что любую угрозу, которую она собирается озвучить, она намерена довести до конца. – Я расскажу твоему сыну, почему все эти годы ты пренебрегал своими отцовскими обязанностями. Пусть знает, что причина вовсе не в твоей работе, а в любви к женщине, чудесным образом ставшей для тебя куда более важной, нежели Семен. Открою ему глаза, почему на девятый день рождения ты так и не доехал до дома родителей, предпочитая утешать Риту, которая вполне бы обошлась сочувствием своей матери.

Мы молчим, не разрывая зрительный контакт. Маша тяжело дышит, и то и дело касается подрагивающими пальцами шарфика на своей шее. Яркого цвета оливы.

- Надеюсь, теперь ты все понял? – тряхнув головой интересуется бывшая супруга, и стягивает со спинки стула свою сумочку.

- Еще бы. Маша, — прошу ее обернуться и не уходить так стремительно. – Еще минуту.

- Что? – она недовольно плюхается на сидение, вконец устав от моего общества, но вместо того, чтобы испытать раздражение от такого явного пренебрежения с ее стороны, единственное, о чем я могу думать – боже, ведь стоя у стола регистрации в местном загсе, я и представить себе не мог, что когда-то мы станем настолько чужими, что этой нежной и всегда такой милой женщине будет невыносимо сама мысль, что мы дышим одним воздухом.

- Я больше не стану тебя донимать. Я купил квартиру. Переезжаю ближе к морю.

- А…

- Семен знает, — не даю ей задать такой очевидный вопрос, стараясь запомнить каждую эмоцию на ее свежем лице. – Он согласен проводить лето у меня, и я надеюсь, что ты не будешь против. Я больше не потеряю своего сына, — невесело улыбаюсь, вспомнив, как долго шел к его прощению. – Буду прилетать на каждый важный матч и дни рождения.

- А бизнес?

- Бизнес, — теперь моя улыбка еще больше походит на болезненную гримасу. – Продаю. Точнее, почти продал. Антон решил отойти от дел, а искать нового управляющего у меня нет желания. Поэтому я прошу не отказываться от кафе. Делай что хочешь – переоборудую и открой магазин побольше, продолжай начатое мной – неважно. Просто прими его, как компенсацию за все то зло, что я успел тебе принести. И прости.

Теперь молчание между нами не кажется таким напряженным… Скорее умиротворяющим, позволяющим каждому подумать о своем. Я стараюсь запомнить каждую ее черту: повзрослевшее лицо, серьезный взгляд из-под длинных густых ресниц, все такие же пухлые губы, целовать которые раньше я мог часами…

- Надеюсь, ты будешь счастлив, Андрей, — отмирает и слегка кивает, словно прощаясь со мной навсегда. Хотя… Кого я обманываю – для многих из тех, с кем я когда-то был близок, теперь я как бельмо на глазу.

- Надеюсь, что так, я облегчу твою жизнь.

- Ты так говоришь, словно я выжила тебя из города, — ухмыльнувшись, Маша отыскивает в кармане ключи от своей машины, видимо, желая поскорее свернуть наши посиделки. – Надеюсь, что ты сдержишь слово и не…

- Маша, — знаю, что выгляжу глупо, порывисто касаясь ее руки, но боюсь, что до конца жизни буду жалеть, если все же не решусь спросить. – Ты бы когда-нибудь смогла согласиться поехать со мной?

- Зачем? — несколько раз моргнув, женщина вырывает свою ладонь, отклоняясь на спинку стула.

- Чтобы попробовать все сначала. Знаю, что это дико, но…

- Не говори ничего, — она выставляет перед собой ладонь, недовольно хмуря лоб, и не обращая внимания на подошедшую с подносом официантку, говорит то, чем вряд ли может меня удивить. – Думаешь, можно вернуться спустя семь лет и предлагать мне такое? Андрей, я не знаю, что твориться в твоей голове, но это уже верх самонадеянности, — она клонит голову набок, складывая руки перед собой, как внимательная старшеклассница, следящая за протеканием очередного опыта. Приоткрывает губы, и мне отчего-то до безумия хочется их коснуться, наплевав на приличия и порядки… Я хочу, чтобы врезалось в память, пустив глубокие корни, видение, как она плавно проводит рукой по волосам, в последний раз награждает меня своим взглядом, качает своей головой, отказываясь принять протянутые мной цветы, а уходя, поворачивается и говорит уже чуточку теплее, отчего становиться еще горше:

- Не знаю, благодарят ли за это людей, но все же… Спасибо, что когда-то предпочел ее. И прощай.

Это как удар под дых. В миллионы раз больнее, чем твердый кулак ее супруга, чем все, что она мне сказала минутой ранее. Я встаю следом за ней, поднимая со стола букет, достаю купюры из бумажника, даже не взглянув на счет, неторопливо покидаю кафе, и лишь оказавшись в салоне своей машины яростно бью ладонью по кожаному рулю. Я упустил лучшую в мире женщину и единственное, что мне остается, утешать себя тем, что где-то, тая в объятьях другого, она воистину счастлива и глаза ее сверкают настоящей любовью, озаряя весь мир своим завораживающим блеском…