Страница 14 из 17
Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны…
Да ниспошлёт Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье…
Правительство Юга России, – продолжал генерал, – предупреждает всех о тяжких испытаниях, какие ожидают за пределами России, большой скученности на пароходах, длительном пребывании на рейде и в море.
…Совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем…
У эскадры нет материальных запасов, чтобы далеко уйти из Крыма. Даже если бы эти запасы были – состояние большинства судов настолько плачевно, что лучше не пробовать. Скорее всего, эскадра будет искать стоянку где-нибудь в Турции…
Теперь прошу особого внимания, господа, – чуть повысил голос Тарусов. – Та часть нашего отряда, кто уходит с армией, – грузятся в порту на пароход-транспорт «Владимир».
Желающие продолжить борьбу с красными во Владивостоке – ожидают в Феодосии приобретённый добровольцами пароход под флагом иностранной державы. Их семьи и другие гражданские лица высадятся в Австралии, где построят ферму с целью зарабатывания средств на жизнь…
Надеюсь, каждый из вас уже принял решение и уверен в его правильности…
Генерал замолчал. Окинул неспешным взглядом строй отряда. Глубоко вдохнул:
– Спасибо за службу, боевые друзья!
Над строем трижды прокатилось «ура», подхваченное и теми, кто был в обозе.
Раскатистый боевой клич, множество раз внушавший страх врагу, опрокидывавший его с позиций, гнавший в паническое бегство, неудержимо катившийся впереди побед… В последний раз этот клич поднимал дух отряда, настраивал людей на решительные быстрые действия.
– Кто уходит с армией – прошу к обозу, – отдавал Тарусов крайние распоряжения. – Выдвигаться в порт. Старший – начальник штаба, полковник Корот…
Остальным остаться на месте… Отряд! Благословляю!..
Ещё пару мгновений все стояли не шелохнувшись, затем строй смешался. Каждый старался успеть обнять на прощание друзей. Плац заполнил гул голосов, слов пожеланий, надежд, идущих от сердца, взволнованных, вплоть до бессвязности.
Генералу пришлось напомнить, что времени нет, обоз мешает тем, кто следует по дороге.
Через несколько минут убывающие на пароходе «Владимир», начали движение в порт.
Ещё через несколько минут часть отряда, остававшаяся ожидать пароход в Австралию и на Дальний Восток, направилась в сторону подножия горы за Феодосией.
Борису нравилась Феодосия. История этого города завораживала. Бывали времена, когда он на равных разговаривал с Римом, городами Древней Греции, беспошлинно торговал с Афинами. В Феодосийской бухте располагался порт, отвечавший самым строгим требованиям тех времён.
Здесь торговали всегда: когда зерном, шёлком, рабами, фруктами; когда рыбой, невольниками, вином. Торговые пути, подобно ручьям, несущим живительную влагу, позволяли городу расти, наливаться цветами и красками. Когда ручьи пересыхали, всё вокруг замирало, съёживалось.
В этом городе скифы возводили курганы, генуэзцы строили башни, турки – мечети, армяне – церкви. Древние улицы не удивить ни роскошными дворцами, ни убогими хижинами.
Феодосия переживала восстания, междоусобные конфликты, набеги кочевых орд, эпидемии чумы. Бывали годы, когда население в домиках у пляжа косили холодные зимы. Неисчислимое количество слёз, крови, жизней впитала эта земля…
За две с половиной тысячи лет Феодосия побывала и крупнейшим портом Чёрного моря и глухим его захолустьем. Населяли её и 340 человек, и 38 тысяч…
Настала очередь отряда добровольцев мелькнуть в истории города.
Отряд влился в серый людской поток, направлявшихся к порту. Шли мимо закрытых магазинов, покинутых жилищ с дверьми настежь, брошенного на тротуарах хлама. Люди двигались молча. Лица сосредоточенные, хмурые. Общее горестное дело сплотило и обезличило беженцев. Одна цель объединила людей разных возрастов, сословий, состояний…
Мастеровые тянули на тележках домашний скарб. Чиновничьи семьи шли с чемоданами и корзинами. Двигались строем кадеты, держа в руках свои жалкие пожитки. Рядом – телеги с горой ящиков и сундуков казачьего добра. Дети обвешаны чем-то из семейного скарба или для личного баловства. Непривычно много одиноких женщин с непокрытыми головами, плохо одетых, вида потерянного.
Ветер с набережной надувал запахи недавнего пожара.
В порту никакой паники или волнений. У трапов пришвартованных кораблей нет давки или беспорядков. Приём беженцев идёт организованно, деловито…
Дал гудок выходящий из бухты пассажирский пароход, грузно осевший в искрящемся на солнце море.
Отряд свернул к подножию горы, прикрывающей город от западных ветров.
Их стало почти вдвое меньше, но они всё ещё сильны: поредевший штаб с командой связи; часть пулемётной и подрывной команд; две неполные пехотные роты; три орудия, шесть пулемётов; дюжина повозок с боеприпасами и другим военным имуществом, казачья полурота.
Всего более двухсот хорошо вооружённых солдат. Они уже долго живут одной только войной, слаженны и могут заставить любого неприятеля отнестись к себе с полной серьёзностью.
Колонну отряда замыкали повозки с ранеными, часть полевого госпиталя со своим имуществом, кухня. Далее брёл «семейный дивизион»: женщины, дети, старики.
Арьергардом следовали два десятка юнкеров при трёх пулемётах.
Нашли удобную площадку на склоне горы. С неё хорошо просматривались порт и примыкающие улицы.
Тарусов приказал разбить лагерь.
Распрягли лошадей, расставили повозки, установили палатки, брезентовые тенты, растопили походные кухни, разожгли костры.
Выбрали позиции для орудий и пулемётов, стали сооружать укрытия из камней.
Зажили привычной походной жизнью – до зубов вооружённые кочевники… Со стороны не понять: то ли от опасности уходят, то ли смерть несут. Лучше обойти…
Тарусов оставил в городе группу разведдозора – одиннадцать человек. Кадровых разведчиков из них двое: полковник Норринг и капитан Ветер. Остальной состав – два прапорщика с жёнами, два юнкера, трое кадет. Получилось четыре патруля: супружеская пара в возрасте, супружеская пара со своим охламоном, двое загулявших студентов и пара оборванных пацанов, бороздящих улицы в надежде что-нибудь стащить на пропитание и увеселение.
Инструктаж Норринга был краток: в ближайшие день два в город нахлынет орда с большевистскими представлениями о мироустройстве и негуманным отношением к другим формам жизни. Главное – их не проспать и выяснить всё возможное о противнике: количество, вооружение, предпринимаемые действия. К красноармейцам не приближаться ни под каким предлогом. Слиться с пейзажем. Поменьше случайных контактов, разговоров…
В городе постоянно находились два патруля. Маршруты меняли, чтобы не примелькаться. Отдыхали в дачном домике на набережной, который разведка приобрела ещё год назад для всякого рода тихих дел.
Норринг и Ветер выходили в город поодиночке. Полковник являлся Феодосии в образе человека сложной судьбы: то ли мародёрствующий дезертир, то ли благородный отец, созревший ради голодающего семейства на некие неблаговидные поступки – вооружённый грабёж, например.
Ветер счёл удобным выглядеть уголовником: грязная кепка по брови, кожанка с чужого плеча, матросские клёши, похабные ботинки.
Спортивного телосложения, безупречной офицерской выправки Ветер умел так скособочиться, что тело теряло правильные пропорции, а движения рук и ног – согласованность.
Выражение лица капитана становилось хищным: широкие, крепко сжатые скулы недельной небритости; глаза в презрительном прищуре; у левой брови багровеет большой шрам (упал с яблони в детстве).