Страница 6 из 7
– Мужики, кончайте, бля, вы эти разговоры, – Кузьмин взял бокал.
Юрченко и Кузьмин подняли свои. Они чокнулись, сделали по долгому глотку.
– Нет, мне правда интересно, – сказал Юрченко. – Как это будет работать? Вряд ли я доживу, но все же… «Каждому по потребностям». Допустим, зашел ханыга в пивную, и у него вроде как есть потребность: выпить пять кружек пива. Он их взял бесплатно, выпил – и тут же обоссался. Вот вы объясните мне – это коммунизм или нет?
Все трое засмеялись.
Рядом с Лизой за столом в большой комнате с лепниной под высоким потолком сидел Гоша – парень лет двадцати, в черном фраке с позолоченными пуговицами и ярко-красной рубашке.
Всего за столом сидели человек двадцать пять, ели и пили портвейн, разговаривали, перекрикивая музыку, – из импортных колонок, подвешенных в углу над диваном, звучал альбом Брайана Ино“ Before and After Science”.
Гоша взял бутылку портвейна, налил в граненые стаканы себе и Лизе. Наклонился к ее уху, кивнул на лысого бородатого мужчину, сидящего на углу стола.
– Лопацкий, хозяин квартиры, – сказал он. – Ты зря стремалась идти. Здесь многие друг друга не знают. Вообще абсолютное большинство пиплов на его вечеринках – совершенно левые, он с ними едва знаком. Приходят выпить и пожрать на халяву. А он и не против, у него насчет мани все в норме. Фарцует иконами. Но, в отличие от многих барыг, не жадный – может запросто выдать каким-нибудь бедным ленинградским музыкантам, приехавшим на квартирник, стольник на опохмел. Ему нравится быть таким меценатом, подкармливать бедствующих богемных пиплов.
Лиза дожевала бутерброд с сервелатом, взяла рюмку, сделала глоток.
Напротив сидели двое мужчин – один лет сорока, маленький, щуплый, коротко стриженный, в очках, другой – лет на десять моложе, с волнистыми длинными темными волосами. К их разговору прислушивался всклокоченный парень в косухе, разрезанной в нескольких местах, с вырванными заклепками.
– Концептуальная литература пока никак не использовала ресурс говна, – сказал длинноволосый. – А мне кажется, что в нем есть огромный потенциал. Начиная с самой процедуры испражнения до всевозможных сексуальных смыслов, которые можно придать говну…
Щуплый нахмурился.
– При всем уважении к вашему творчеству, Володя, понять ваш интерес к подобным темам я не смогу никогда. Для меня все, что связано лишь с физиологией и не несет в себе никакого духовного начала, – категорическое табу.
Парень в косухе встал, взял свою тарелку, отошел от стола.
– Я считаю, что, каким бы западником ни был человек, отказываться от русских корней – это просто грешно, – продолжал щуплый. – Извиняюсь, конечно, за высокопарность, но в наших корнях есть какая-то особая святость, которая западному человеку не свойственна.
– Все это попахивает великорусским шовинизмом, Лёва, – сказал длинноволосый.
– Ни в коем случае. Ты, Володя, прекрасно знаешь, что мне как еврею это совершенно не близко. Я говорю лишь о духовном начале в противовес чисто физиологическому…
Вернулся парень в косухе, сел на свое место, поставил на стол тарелку. На ней лежала коричневая колбаска. Парень разделил ее вилкой на кусочки, сунул один в рот, начал жевать.
Длинноволосый поглядел на парня, принюхался, выбежал из-за стола. Щуплый тоже вскочил.
Гоша захохотал, показал парню большой палец.
– Гад, ты – молодец! Всегда в своем репертуаре! Как говорится, безумный род людской, кривляйся и пляши!
Сидящие рядом с Гадом отсаживались подальше, некоторые уходили из-за стола.
– Это что, действительно… оно? – спросила Лиза.
– Ну да… – Гад заулыбался.
Лиза встала из-за стола, схватила со спинки стула холщовую сумку. Прошла через комнату, вышла на балкон.
Внизу по Садовому кольцу проезжали машины с зажженными фарами.
Лиза достала из сумочки пачку сигарет, взяла одну. Обернулась. В глубине балкона стоял парень. Он вынул из заднего кармана джинсов зажигалку, прикурил Лизе, потом себе. Огонек зажигалки осветил его лицо.
Лиза сделала затяжку, выпустила дым, посмотрела на парня.
– Это ты был пару дней назад на «Пушке»?
Парень кивнул.
– И ты действительно фашист? – спросила Лиза.
– Нет, я самый обычный антисоветчик.
Лиза улыбнулась.
– И этим я не сильно отличаюсь от девяноста пяти процентов людей, которые сейчас находятся в этой квартире, – сказал парень. – Как тебе перформанс Гада с говном?
– Прикольно по концепции, но не совсем в моем вкусе.
– Как тебя зовут?
– Лиза.
– Я – Андрей.
Осипович – в джинсах “Levi's” и черной рубашке – танцевал в толпе парней и девушек.
На стене моргали огни цветомузыки – синий, желтый, зеленый и красный.
Из колонок звучало:
Осипович с девушкой в зеленом платье и еще две пары топтались посреди зала. Остальные стояли группками у стен.
Звучала песня:
Песня закончилась.
– Пошли, может, покурим? – спросил Осипович.
Девушка кивнула. Они прошли по полутемному фойе, вышли на крыльцо.
На столбе горела лампочка без плафона, освещала красный транспарант на стене дома культуры с буквами «Ленинизм – наше знамя» и портрет Ленина над ним.
Осипович достал пачку «Ту-134», вынул две сигареты, прикурил зажигалкой девушке и себе.
Он спросил:
– Как тебя зовут?
– Наташа.
– Александр.
Девушка улыбнулась, сделала затяжку.
– Ты учишься где-нибудь? – спросил Осипович.
– Не, работаю. На «Мосэлектрофольге».
– Живешь с родителями?
– Не, в общаге. Я не с Москвы, – она бросила сигарету, раздавила носком туфли. – Общага здесь недалеко, на улице Ремизова. Сначала немного пройти по Электролитному…
– Проводить тебя?
Наташа кивнула. Из-за поворота выехал КамАЗ-самосвал, громыхнул, проезжая лужу.
Осипович подошел к окну, посмотрел на пятиэтажный кирпичный дом с вывеской «Детская библиотека» на первом этаже.
Он отвернулся от окна. В комнате у каждой стены стояли по две железные кровати с почерневшими хромированными спинками. Три из них пустовали. На протянутой между кроватями веревке висели лифчики, колготки, женские трусы.
– Где твои соседки? – спросил Осипович.
– Разъехались по домам. Выходные же.
Наташа села на кровати, прислонилась к стене. Завернулась в одеяло в дырявом пододеяльнике. К ободранным обоям были приклеены фотографии девушек с упаковок колготок и портрет Бельмондо из журнала «Спутник кинозрителя». Зеленое платье, в котором Наташа была на дискотеке, валялось на соседней кровати вместе с джинсами и рубашкой Осиповича.
– Им хорошо, – сказала Наташа. – Они все с Подмосковья. Сел на электричку – и через час будешь дома. Это мне на поезде двое суток почти… Ты знаешь вообще, что это за жизнь – по лимиту? Ты знаешь, через сколько еще лет я получу прописку? Вам, москвичам, хорошо…
– Я сам не москвич. Я из Минска. Снимаю комнату…
Осипович взял с тумбочки сигареты, зажигалку. Спросил:
– Будешь?
Она тряхнула головой.
– Все, уходи!
– Что значит – все, уходи? – Осипович щелкнул зажигалкой, прикурил, затянулся, выпустил дым.