Страница 2 из 5
И прозвенело – поставили на Тверском бульваре памятник Сергею Александровичу. А вот и Владимир Владимирович говорит «дорогому Александру Сергеевичу»:
Маяковский так хотел себепамятник, что даже из жизни ушел раньше времени, восстав из гранита на соседней площади.
Нельзя, однако, не заметить странное соседство, образовавшийся треугольник памятников: Пушкин – Есенин – Маяковский. Все трое были поэтами, умерли не своей смертью, споры о причинах и обстоятельствах ухода из жизни каждого из них ведутся по сей день. Вот и не верь после этого в мистику совпадений.
Скульптора Опекушина мало кто сегодня узнает в лицо. Созданный им памятник удивительным образом отвоевал себе право считаться народным произведением. Недаром приходят сюда из года в год люди читать пушкинские строки. Но почему Пушкин стоит, склонив венценосную голову, показательно сняв головной убор? Скорбит он по Пушкинской площади!
Пушкинская площадь отпочковалась, отлетела от своих примет… Как нос гоголевского Ковалева, пустилась она в свободное плавание по Москве, по страницам прозы, поэзии и мемуаристики. И давно уже стала неосязаемым и не только московским явлением, получив на это право по причине того, что родился в Москве за год до начала девятнадцатого века потомок Ганнибаллов. Появился он на свет в Немецкой слободе, в давно сгинувшем доме. Потому Пушкинская площадь приняла на себя право считаться первейшим местом, связанным с поэтом.
Выход этой книги, с одной стороны, ожидаемый, а с другой – нет. Ожидаемость продиктована двойным юбилеем: сто тридцать лет открытию в Москве памятника Пушкину и столько же лет Пушкинскому празднику. Поэтому и появление книги кажется вполне естественным.
Но есть и другая причина – неюбилейная. В последнее время возросла подготовительно-строительная активность вокруг Пушкинской площади, внушающая серьезные опасения по поводу сохранения этого объекта исторического наследия. Порою кажется, что причиной работ является само присутствие Пушкинской площади в таком самом что ни на есть историческом центре. В своем нынешнем виде мешает она организации бессветофорного движения на Тверской улице. Все это напоминает греческий миф о Прокрусте и его прокрустовом ложе, в которое он пытался насильственно вместить любого, кто не подходил под его мерку.
Книга эта – попытка еще раз напомнить об уникальности Пушкинской площади, может быть, уникальности не вполне осязаемой для нас и потому тем более ценной и важной.
Площадь у Тверских ворот Белого города
За свою долгую жизнь площадь, о которой мы поведем рассказ, носила, по меньшей мере, четыре названия: у Тверских ворот, Страстная, Декабрьской революции и, наконец, Пушкинская. Каждое из названий олицетворяет историческую эпоху, повлиявшую на его возникновение.
Изначально площадь возникла на месте Тверских ворот Белого города, окружавшего мощной каменной стеной ту часть Москвы, что вмещала в себя Кремль, Китай‐город и приставшую к нему местность. Возведение крепостной стены началось при царе Федоре Иоанновиче в 1585 г. и продолжалось до 1591 г. под руководством известного русского зодчего Федора Коня. Правда, в документах XVI–XVII вв. упоминаются и другие даты окончания строительства: от 1589 г. до 1593 г.[1]
Возведение крепостной стены Белого города началось при царе Федоре Иоанновиче (1557–1598). Строительство еще не было закончено, как к Москве со своим войском подошел крымский хан Казы-Гирей. Непрошенные гости недолго простояли у стен Москвы и вскоре убрались восвояси, несолоно хлебавши.
С началом строительства потянулись в Москву ремесленных дел мастера, работники разных профессий – каменщики, плотники, кузнецы, гончары, да и те, кто, как говорится, просто умел в руках лопату держать. Работы было предостаточно, посему и народу требовалось «вельми презело». Как писал Джером Горсей, дипломат аглицкий, которому еще отец Федора Иоанновича, Иван Грозный своими сокровищами хвастался (см. одноименную картину), «за сооружение каменной стены кругом всей Москвы» царь призвал «семь тысяч каменщиков».
Всем миром возводили стены Белого города. К строительству привлекли как людей подневольных, так и «охочих людей», зарабатывавших «смотря по делу, от чего что пригоже». В сохранившейся челобитной того времени читаем: «Как на Москве царев белой каменной город делали, деды наши и отцы, и мы, сироты ваши, у того городового дела в кирпичниках были, кирпич делали».
Строили стену за счет казны, то есть за счет народа: «А камень белой, тесаной и неочищеной, привозят к Москве из тех городов уездные крестьяне, на кого сколко в году положено поставить вместо иного обороку», – свидетельствовал один из современников. А люди побогаче – торговые да посадские – выкатывали деньгу на строительство. Брали и с иноземцев. Так, уже упомянутый Горсей дважды просил царя Федора Иоанновича освободить английскую торговую компанию от уплаты специального налога, введенного в связи с постройкой стены Белого города.
Федор Конь на фоне выстроенного им Смоленского кремля (скульптор О. Комов)
Белый город на плане швейцарского художника Маттеуса Мериана, 1638 г.
Первыми стали возводить Тверские ворота, а уже от них повели стены в разные стороны, что, наверняка, неслучайно – Тверская дорога была главной, царской. Ее требовалось заградить в первую очередь.
Уже в те времена было известно, что московская почва во многих местах, в том числе и на нынешней Пушкинской площади, перенасыщена грунтовыми водами, расположенными слишком близко от поверхности земли. Построить каменную башню на глиняной почве, держащую к тому же на себе медные пушки, было делом непростым[2].
Белый город на плане «Императорского Столичного города Москвы», 1739 г.
Как была обеспечена устойчивость Тверской башни Белого города? По несложной, но любопытной задумке Федора Коня башня должна была прочно стоять на двух рядах толстенных белокаменных плит. Но как сделать так, чтобы плиты «не играли» и, учитывая тяжесть нагрузки на зыбкую почву, прочно держали огромные стены? Цемент тогда еще не изобрели. Зато лесов вокруг Москвы было вдоволь. Там и добыли недостающий связующий элемент – дубовые бревна.
Первым сладили фундамент Тверских ворот. Для начала в вырытый землекопами котлован забили несколько рядов дубовых свай, разных по высоте, половина из них выступала из земли на 50, а другая – на 80 сантиметров. Затем плотно утрамбовали землю – так, чтобы она покрывала только невысокие сваи. На них и уложили первый ряд бутовых плит, упиравшихся по бокам в сваи большей длины, выступавшие из земли. Таким образом, образовалась ровная поверхность.
1
Конь Федор Савельевич (точные даты жизни неизвестны), он же Конь Федоров, Конон Федоров, Кондрат Федоров – «государев мастер», русский зодчий второй половины XVI в. Закрепившееся за ним прозвище «Конь» связано, очевидно, с каким-либо эпизодом из его биографии, либо с его происхождением. Помимо строительства крепостной стены и башен Белого города Конь руководил сооружением башен и стен московского Новоспасского монастыря, крепостной стены Смоленского кремля (1596–1602 гг.), Болдинского Дорогобужского монастыря (там же), Пафнутьево-Боровского монастыря в Калужской области. Крепости Коня выделялись подчеркнутой ясностью и продуманностью конструкций, высокой техникой строительства, большим архитектурным мастерством.
2
Негодность московской земли для глубокого подземного строительства вновь заявила о себе в 1930-е гг., при прокладке московского метро. Немало зарубежных специалистов приглашено было тогда в красную столицу из Берлина, Парижа, Нью-Йорка, да только напрасно: приехав, все они вскоре возвращались обратно, отказавшись от участия в прокладке подземки под предлогом сверхсложности условий строительства. Тогда решили копать своими силами. Советские метростроевцы, не имевшие прежде подобного опыта, при прокладке метро натыкались на многочисленные свидетельства того, как их далекие предшественники выдумкой и хитростью боролись с природными условиями московской земли. Найденные при раскопках в центре Москвы остатки фундамента Белого города служили красноречивым тому подтверждением.