Папина дочка

– Почему не волнуюсь? Волнуюсь, конечно! Просто я думаю, какое платье надеть… Синее шелковое в горошек или бирюзовое кримпленовое? А может, костюм джерси, который я на работу ношу? А еще у меня есть белая блузка с кружевами, можно с черной юбкой…

– Да оденься как хочешь. Разве это важно? Я вот о другом думаю: как маме трудно одной будет, без меня… Для нее ведь это своего рода подвиг – остаться одной…

– Но ведь все матери когда-то остаются в этом смысле без сыновей, Саш…

– Да, конечно. Ты права. Ничего, она привыкнет. Поживет одна и привыкнет…

– Тогда… Может, ты ко мне уже переедешь, Саш? Чего тянуть? Потом, позже, в загс сходим… А можем и не ходить. Мне не принципиально. Я же понимаю, какая у нас разница в возрасте…

– Прекрати, Люд! Никогда мне не говори больше про эту разницу, договорились? А в загс мы обязательно сходим, да. У нас будет настоящая семья, дружная и счастливая. Так что я могу хоть завтра к тебе переехать, как скажешь!

– Нет, завтра не надо… Впереди выходные, и я как-то девчонок должна подготовить… Они ведь и не знают про тебя ничего! А с понедельника начнем новую жизнь, семейную и счастливую… Конечно, я неправильно сделала, что девчонкам про тебя не рассказывала. Что ж, буду за выходные наверстывать…

Как это легко сказать: «буду наверстывать». Попробуй наверстай за одни выходные… Вон какими Леночка глазами любопытными смотрит, и столько там вопросов невысказанных…

– А какой он, мам? Добрый? Он будет со мной играть? А из садика меня забирать будет? Можно я всем скажу, что это мой папа? А то у всех ребят папы есть, а у меня будто никогда и не было…

– У тебя был папа, Лена. Я же тебе рассказывала. Ты просто не помнишь его, ты маленькая совсем была, – задумчиво проговорила Ириша, отодвигая пустую чашку с чаем. Потом глянула на мать серьезными карими глазами, проговорила тихо: – Чем сегодня займемся, мам? Надо ведь приготовиться как-то… Когда, ты говоришь, здесь этот… твой муж появится?

– Завтра, Ириш.

– Уже завтра?

– Ну да… А чего тянуть? И знаете, девчонки, что мы сейчас сделаем? Давайте-ка мы с вами генеральную уборку затеем! Чтобы все чистотой блестело! Все-таки такое событие у нас, не каждый день мама замуж выходит, правда?

После регистрации собрались дома, по-семейному. Приехала Людина мама из Каменки, привезла деревенских продуктов: сало, сметану, солений всяких. За столом эти продукты пошли на ура, и даже Елизавета Максимовна позволила себе снисходительно удивиться:

– Разве это сметана? Надо же… А я думала, это масло… А огурчики у вас, Зинаида Матвеевна, просто прелесть… Даже вкуснее корнишонов, честное слово!

Мама потом на кухне выговаривала Люде, поджав губы:

– Господи, Людка, и где ты их откопала только? Что мамаша, что сынок… Они что, нормально разговаривать не умеют? Корнеплоды эта сватья новоявленная приплела… Это ж огурцы, а никакие не корнеплоды!

– Корнишоны, мам… Это так маленькие огурчики называют…

– Ну так все равно ж – огурцы! Как их ни назови! Просто она себя хочет перед нами показать, вот и умничает… А этот твой? Новый мужик? Даже водки не пьет… Тянет винцо, как барышня…

– Ему нельзя водку, мам. У него сердце больное.

– Господи, час от часу не легче! И зачем он тебе сдался – с больным сердцем? Да уж… Хочешь не хочешь, а вспомнишь твоего Ивана покойного… И здоров был как бык, и выпить был горазд… А этот?… Такой хлипкий, того и гляди переломится… Да еще и на все готовое пришел… Как хоть он зарабатывает, никак, поди?

– Хорошо он зарабатывает, мам. Он у нас на предприятии технологом работает.

– А… Образованный, значит… Это хорошо. С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок… А мамаше его ты сразу не поддавайся, поняла? Ишь, смотрит на нас, как солдат на вошь… Сплавила сыночка на все готовенькое и смотрит! Глаза бы мои на все это хозяйство не глядели… И ты тоже хороша, Людка! Нет чтобы с матерью посоветоваться, прежде чем мужика в дом привести! Погоди, погоди… Вот опомнишься, да поздно будет… Присосется он к твоей жилплощади, как подлый клещ… Потом захочешь выгнать, да и не выгонишь! Знаю я таких, шибко интеллигентных… На словах-то у них одно, а как чужое хапнуть понадобится, сразу вместо слов коготки выставляют! Погоди, погоди, наплачешься с ним еще, вспомнишь, что мать говорила… Еще и ребенка тебе заделает, погоди…

– Уже, мам. И я очень этому рада, так что давай без дальнейших комментариев, хорошо?

– Ахти! Это чему ж ты рада, дурочка? Сама себе яму роешь – и рада?

– Ну все, мам, все… Давай уже горячее гостям понесем… Сейчас твоя свининка домашняя опять на ура пойдет! И вообще, спасибо тебе, мам… Так с продуктами помогла… В магазинах сейчас так плохо с продуктами стало – ужас…

Елизавета Максимовна обозвала запеченную свинину «прелестнейшей буженинкой», чем снова рассердила маму. Люда послала ей через стол умоляющий взгляд – пожалуйста, мам… Потерпи…

Наконец свадебный ужин подошел к концу. Елизавета Максимовна вежливо распрощалась, ушла. Саша пошел провожать ее до такси. Люда постелила маме в девчачьей комнате, завязала на спине тесемки фартука, встала к раковине – посуду мыть, но вернувшийся Саша решил все по-другому, скомандовав с улыбкой:

– Девчонки! Ириша, Леночка! Мама устала, давайте ее освободим, пусть идет отдыхать! А мы с вами обязанности распределим… Вы таскаете на кухню посуду со стола, а я встаю к мойке. Вместе мы быстро справимся, правда?

Что-то было в его голосе – дружески обаятельное. Вон как девчонки принялись за работу – с энтузиазмом. Люда смотрела на их суету, лежа на диване, улыбалась счастливо. Все-таки какой Саша молодец… Так легко вписался в семью, будто жил с ними всегда… И как хорошо знать, что о тебе заботятся… Что любят… Господи, за что, за что ей такое счастье? Завтра утром мама уедет, и начнется настоящая семейная жизнь…

Да, она была очень счастлива тогда… Единственное, что омрачало ощущение полного счастья, – это токсикоз. Всю ее измучил, проклятый. Но все равно приятно было видеть, как Саша за нее переживает… Как заботливо ставит на прикроватную тумбочку графин с лимонной водой. Как склоняется, ласково гладит ее по голове:

– Как ты? Лучше немного? Налить воды? Я два лимона туда выжал и немного сахару добавил… Очень уж кисло получилось…

– Да нормально, Саш… Ты посиди со мной, мне и легче будет.

– Я посижу, Люд. Только чуть позже, ладно? Там Ирише с математикой надо помочь… Знаешь, я думаю, с ней больше заниматься надо, девочка очень способная, все на лету схватывает.

– Да, Саш, занимайся… Когда ты ей объясняешь, она сразу все понимает… А я так не могу. У меня, наверное, педагогических способностей нет. А Леночка вам не мешает заниматься?

– Нет. Сидит рисует.

– Да… Воспитательница в садике говорила, у нее способности к рисованию…

– Кстати, о садике, Люд. Я сам по утрам Леночку в сад водить буду. И Иришу в школу сам соберу, и завтрак приготовлю. А ты поспишь лишних полчасика, тебе полезно.

– Какой ты… Прям золото, а не муж. Обо мне давно так никто не заботился. Да что там говорить – никто никогда не заботился… Я так счастлива, Саш, если бы ты знал…

– Дядь Са-а-а-аш! – послышался из коридора тягучий голосок Ириши. – У меня опять с ответом не сходится, дядь Са-а-аш…

– Ну все, иди, иди! – заторопила его Люда. – Успеем еще поговорить…

На каникулы Люда отправила Иришу к маме в деревню, а Леночка ехать наотрез отказалась. Люда хотела настоять, но Саша ее остановил:

– Не надо, Люд… Не хочет, пусть не едет. Я даже с тобой секретом одним поделюсь, только ты меня не выдавай… Леночка сама просила, чтобы я за нее заступился. Ну не хочет она в деревню, и все тут! Не надо приказывать ребенку… Тем более ты ж скоро в декретный отпуск пойдешь, и Леночку можно будет не водить в садик… А пока я сам ее водить буду…

Так они однажды утром и шли до садика не торопясь. Утро было солнечным, день обещал быть жарким. Леночка щурилась, прикрывала глазки от солнца ладошкой. Потом вдруг выпалила, дернув Сашу за руку: