Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 16



Елизавета была очень красивой и стройной девушкой с прекрасными чертами лица, которой все без исключений восхищались. Она была набожна и обладала прекрасным характером. Была хорошо образована, неплохо рисовала и музицировала. Знавшие принцессу лица утверждали, что Елизавета была красивейшей невестой Европы.

Познакомившийся с принцессой Елизаветой великий князь Константин Константинович, поэт из дома Романовых, пораженный её красотой, посвятил ей свои стихи:

Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:

Ты так невыразимо хороша!

О, верно, под такой наружностью прекрасной

Такая же прекрасная душа.

В виду всех перечисленных качеств Елизавета Фёдоровна была первой невестой Европы. Известно, что ее руки добивался прусский кронпринц Вильгельм, будущий кайзер Германии Вильгельм II и многие другие немецкие принцы. Однако победителем вышел великий князь Сергей Александрович.

В России Елизавета Фёдоровна, принявшая православие, стала изучать русский язык и православный катехизис.

Супруги часто жили в подмосковном имении Ильинское, во время прогулок, Елизавета заходила в крестьянские избы и была поражена нищетой русских крестьян. Вскоре она стала заниматься благотворительностью.

Великой княгиней в 1892 году было учреждено Елисаветинское благотворительное общество, созданное для поддержки детей бедняков и сирот. Деятельность общества вначале проходила в Москве, а затем распространилась и на всю Московскую губернию.

Елисаветинские комитеты были образованы при всех московских церковных приходах и во всех уездных городах Московской губернии. Кроме того, Елизавета Фёдоровна возглавила Дамский комитет Красного Креста, а после гибели супруга она была назначена председательницей Московского управления Красного Креста.

Однако семейная жизнь супругов далеко не была идеальной, хотя внешне всё казалось вполне пристойным. Великий князь ни когда не обижал супругу, и относился к ней с большим уважением. По свидетельству великого князя Александра Михайловича: «трудно было представить себе больший контраст, чем между этими двумя супругами».

Причину в том, что семейная жизнь не ладилась, многие видели в сексуальных наклонностях великого князя Сергея, приписывая ему гомосексуализм.

Наблюдательная Мария Павловна вспоминала о семейной жизни своих опекунов: «Их внешне хорошие отношения отличались некоторой напряженностью: тётя с привычным спокойствием относилась к тому, что решения по всем вопросам – большим и малым – выносит муж. Оба они были гордые и застенчивые, редко открыто проявляли свои чувства, избегали откровенности.

Обратившись перед замужеством в православную веру, тётя с каждым годом становилась всё набожней, строго следовала церковным предписаниям. Несмотря на то, что он тоже был человеком верующим и всегда соблюдал все православные обряды, дядя Сергей с тревогой наблюдал, как она всё глубже и глубже погружается в религию.

Он обращался с ней так, словно она была ребёнком. Я думаю, её задевало подобное отношение, она чувствовала себя непонятой, а потому замкнулась в себе и искала утешения в вере. Казалось, что дядя и она не были по-настоящему близки. Большей частью они встречались только за столом и днем избегали оставаться наедине. Тем не менее, до последнего дня совместной жизни они спали в одной большой постели».



Своих детей у супругов не было, и они охотно взяли на воспитание своих племянников.

Сергей Александрович обожал детей, стремясь заменить им отца, создавшего впоследствии новую семью и вынужденного жить за границей.

Мария Павловна, будучи в эмиграции оставила воспоминания о своих детских впечатлениях. О Сергее Александровиче она писала: «Все считали его, и не без основания, холодным и строгим человеком, но по отношению ко мне и Дмитрию он проявлял почти женскую нежность…».

Елизавете Фёдоровне она дала следующую характеристику: «Тётя Элла – великая княгиня Елизавета Фёдоровна – была старшей сестрой императрицы Александры Фёдоровны и одной из самых красивых женщин, каких я когда-либо видела в жизни. Она была высокой и хрупкой блондинкой с очень правильными и тонкими чертами лица. У неё были серо-голубые глаза, на одном из которых было коричневое пятнышко, и это производило необычайный эффект.

Даже живя за городом, тётя много времени и внимания уделяла своему внешнему виду. Она сама разрабатывала фасоны большинства своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками, и они замечательно смотрелись на ней, подчёркивая её индивидуальность. Дядя, у которого была страсть к драгоценным камням, дарил ей много украшений, и она всегда могла выбрать то, что сочеталось бы с её одеждой… Из переодевания к обеду она устраивала настоящую церемонию, которая требовала много времени. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной. В ней плавали лепестки роз.

Готовых косметических средств в России в то время почти не было. Думаю, что тётя никогда в жизни не видела румян и очень редко пользовалась пудрой… Тётя Элла сама готовила лосьон для лица, смешивая огуречный сок и сметану. Она не позволяла летнему солнцу касаться кожи и всегда выходила на улицу в шляпе с вуалью и шёлковым зонтиком с зелёной подкладкой.

После того как камеристки и горничные снимали верхнюю одежду, в которой она была днем, тётя запиралась в туалетной комнате одна. Отобранные чулки, обувь, нижние юбки и все другие предметы одежды согласно сезону были аккуратно разложены, и возле них ожидали служанки. Из соседней комнаты доносился плеск воды. Приняв ванну, тётя надевала корсет и открывала дверь. Тогда проворно подходили горничные, причём каждая занималась своим делом.

Когда процесс одевания был завершён, тётя внимательно оглядывала себя – обычно с удовлетворением – в трехстворчатом зеркале, установленном так, чтобы она видела себя со всех сторон. Последние поправки она делала собственноручно. Если наряд не удовлетворял её по какой-либо причине, она снимала его и требовала другой, который примеряла с тем же вниманием и терпением.

Одна из горничных делала ей прическу. Ногтями тётя занималась сама. Они у неё были удивительной формы, очень плоские и тонкие, далеко выступающие над кончиками пальцев».

Елизавета Фёдоровна была большой модницей. Просматривая французские журналы мод, она обычно вырезала из них то, что ей нравилось или привлекло внимание, и собирала вырезки в альбомы, используя их при разработке своих туалетов.

Однако с детьми Елизавета Фёдоровна держалась строго, соблюдая определённую дистанцию. Возможно, так же как воспитывали её саму, в строгих традициях пуританской Англии.

Продолжая свои воспоминания, Мария Павловна писала: «Детство мы, по сути, провели рядом с дядей: тётя Элла не проявляла никакого интереса ни к нам, ни к тому, что нас касалось. Казалось, её раздражает наше присутствие в доме и то, что дядя к нам так привязан. Порой она говорила вещи, которые задевали меня.

Я вспоминаю один такой случай, когда она, одетая для загородной прогулки, показалась мне особенно красивой. На ней было обычное платье из белого муслина, но она сделала новую прическу – распущенные волосы были стянуты на шее шёлковым чёрным бантом – и выглядело это изумительно. Я воскликнула: «Ах, тётя, вы прямо как с картинки из сказки!» Она повернулась к моей няне и сказала раздраженно: «Фрай, вам следует научить её сдерживаться». И удалилась.

Помню, как-то раз, когда я ещё была маленькой, я увидела тётю в парадном платье – величественную, с длинным парчовым шлейфом, сверкающую драгоценностями и ослепительно красивую. Онемев от восторга, я подошла на цыпочках и поцеловала её сзади в шею, ниже изумительного сапфирного ожерелья. Она ничего не сказала, но я видела её глаза, и от этого холодного, строгого взгляда мне стало не по себе».

При всей холодности и сдержанности в поведении, великая княгиня была нежным и добрым человеком, горячо любящим не только супруга, но и своих воспитанников, которым она посвятила всю свою жизнь, не оставив их и после смерти Сергея Александровича.