Страница 3 из 4
Джон опустил голову.
– Вот! – с победным видом провозгласил старик Прохор, – мучает совесть за издержки прошлого! И тут вот написано, – он впился глазами в пожелтевший листок, – затрещали ржавые АКБ5.
– Я помню, мы проходили! – воскликнула Василиса. Сначала поделили Африку, потом Арктику с Антарктикой, потом к Байкалу потянулись и к Ладоге…
– Точно! – подтвердил старик Прохор, – а тут мы их…
– Помню, – включилась Марья Моревна, – после победы к нам свои же и пришли. Со счетчиками. Ставьте, говорят, на свою речку счетчик водяной. Чтобы плату считать.
– И? – с интересом воскликнул Джон.
– Вот тебе и «и». Ихтиандр, водяной по-нашему, к поверхности подплыл, физиономию выставил. Счетчики так в воду и канули. Выронили их посланцы, а сами назад, по тропинке и в дом. Прохор с ними потом валандался, песни пели, в кота Василия камнями швыряли, русалок на блесну пытались ловить…
– Плохо! – вдруг кашлянул Батя
– Что плохо, батюшка?– заволновалась Василиса
– Болтовни много, – ответил Батя и его глаза с необычным задором глянули на старичка Прохора, – дальше что.
– А дальше, – Прохор пошуршал листками, накалывая их на сучки, – дальше год 2024, смутные времена…
Батя глянул на небо:
– Тенденция, однако!
Сундук напрягся, пошатнулся и выплюнул откуда-то из себя серую мышку в больших круглых очках. Мышка пискнула, попробовала лапкой передние зубки, и рванулась обратно.
– Вот, – назидательно сказал старичок Прохор, – мышь малая, а тоже – грызет историческую науку!
– Поправляю, мяу, – раздался из кустов сиплый голос кота Василия. – Раз уж вы меня тут всуе поминаете, имею право внести поправку.
Василий вышел на из кустов, подошел к собравшимся, неодобрительно посмотрел на поднос. Задрал хвост восклицательным знаком и продолжил, пока Джон наполнял стопки:
– Смутное время предполагает «смуту», то есть действие, возмущение, всплески и круги на воде. Еще бывают атмосферные возмущения и магнитные бури. Для всего этого требуется энергия. Пассионарность, как сказал великий Лев6 – родственник мой. Также смущаться могут красные девицы в определенной ситуации, столкнувшись с непристойным, но желанным предложением. Если предложение нежеланно, девицы бегут…
– Хватит про девиц, – прервала его Марья Моревна, – сами знаем! Ты по делу говори!
– А описываемый период был просто мутным. Муть всплыла и поплыла, вроде этой, – Василий посмотрел на небо, уже наполовину затянутое черно-коричневым клубящимся туманом.
– А больше ничего не скажу, не знаю, – закончил речь Василий, – туристы про такую древность не спрашивают. Про нее – вон у вас Прохор-библиотекарь имеется.И мышь эту – гоните. Они – мыши, хоть и в очках – но смутья-я-ны!
Василий кивнул на старичка Прохора и уселся, обернувшись хвостом. Замолчал.
Прохор внимательно посмотрел на листок, понюхал его, лизнул:
– Ничего не разобрать. Вроде залито чем-то. То ли краской типографской, то ли эликсиром? Но не моим, я свой и через тыщу лет учую.
Василий поднялся, прошагал к Прохору, ткнулся носом в листок. Потом удалился к кустам, обернулся прежде, чем скрыться:
– Рыбу заворачивали. А еще… Впрочем, при молодых, – он пошевелил хвостом в сторону Джона и Василисы, – об этом не стоит. Спать не будут, кошмары замучают. Плахи, топоры…
– Ладно, – пробурчал Батя, – кто старое помянет… Что дальше?
– Дальше, то есть раньше, год 1924. Пишут, мол, умер некий Ленин.
– Помню, – хлопнула в ладоши Василиса, – тот, который всегда молодой! Мы песню пели!7
– Тут вот в газетке фото имеется – очередь куда-то длинная. А на другой стороне, – Прохор перевернул лист, – про прадеда вашего, Трофим Трофимыч, Нестора Ивановича…
– Обожди, и далеко не убирай, – Батя остановил старичка Прохора, собравшегося углубиться в чтение, – потом почитаем. Дальше-то что?
– А дальше-раньше, дальше-раньше, – забормотал Прохор, – год 1825. Снова политическая неопределенность, неразбериха по-нашему. Восстание в Санкт-Петербурге. По древнему обычаю подавлено. Цари что-то менялись. А перед ним, в году 1724 – царь Петр Первый простудился и помер. Много чего сделал, много еще к чему готовился, но вот – никто не ожидал, а он помер.
Батя поднялся, насупил брови. Поправил на шее медальончик с портретом предка, кивнул старичку Прохору, мол, продолжай, а сам направился к дому.
– Пойду, проведаю кое-что, – сказал Батя, бренча в кармане широких штанов ключами от арсенала.
– Да-да, проведай, – ответил старичок Прохор, – смажь там, чего надо, глядишь, и про нас что-нибудь напишут. Чтоб, значит, знала молодежь, где корешки, а где вершки.
Он вспомнил, что пропустил момент пригубить эликсиру, наспех глотнул, достал очередной листок:
– А вот настоящее смутное время, век семнадцатый….
Но тут от калитки послышались бодрые голоса. Василиса посмотрела поверх смородиновых кустов, всплеснула руками и побежала навстречу.
– Как раз к ужину поспели, – довольно сказала Марья Моревна, хлопнула в ладошки:
– Эй, девоньки, на стол собирайте! А вы, – обернулась она к старичку Прохору и Джону, – складывайтесь обратно, да сундук на место.Неровен час, польет, подмочит историю.
Из-за кустов показалась хохочущая компания. Иван шел широко, к нему ластилась Василиса. За ним вышагивал здоровяк Илья Муромец с сеткой от пчел за поясом, замыкал шествие Петька, подрыгивающий, хлопающий себя по бокам, что-то пытавшийся рассказывать сквозь смех, который не мог сдержать. Под ногами путался Колобок, на ходу слизывающий длинным языком ягоды с кустов.
Утолив первый голод, начали рассказывать.
Иван показал на длинного Петьку, мол, пусть начинает. Петька и начал.
– Командировали меня в Африку, намаялся я там, заслужил отдых. Плыву в обществе сослуживцев по морю. Вода синяя, катерок белый. Кораллы красные в прозрачной воде. Решил поплавать, понырять. Дело знакомое – на речке вырос.
Надел маску, трубку, плыву у самого дна, как камбала, любуюсь красотами. Только всплыть собрался, чувствую, зацепился плавками за что-то. Думал, коралл. Дернулся – не отпускает. И воздух заканчивается. Что делать? Из плавок не выскочишь – девушки на борту, неудобно. Ждать – времени нет, задохнусь. Из последних сил дернулся. Выворотил что-то из песка, скорей наверх. Отдышался, думаю, что это было? Нырнул снова, по мутному облаку место нашел. Вижу – сундучок. Вот думаю, счастье привалило, артефакт древний нашел. Порадую начальство, оно и меня не забудет.
Поднял сундучок на борт. В порту сдал, куда следует. А дальше все по инструкции, по протоколу. Получаю сообщение, мол, явиться на вскрытие. Сундучок ценность, оказывается, имел неизвестную, то есть счету неподдающуюся, поэтому вскрывать постановили в Столице. Заседание по этому поводу назначили. Сказали, привести с собой кого от народа. Вас, Трофим Трофимыч, да вас, Марья Моревна, беспокоить постеснялся, вот – Ивана с Джоном позвал.Джон – от Африки, тем более, что в ее территориальных водах сундучок нашли, Иван – он наших краев. Марсианин один – он там всегда околачивается. Колобок хотел отвертеться, да не ушел.
Открыли ящик, и такое началось! Ничего не помню! Последняя мысль – Медуза Горгона. Давно ее искали, в научных, конечно, целях. А я нашел! Но тут она и на меня взглянула одним глазком. Так я больше ничего и не помню. Потом уже чувствую, кто-то сапогом под ребра пинает. Приоткрыл глаза, вижу, Илья. Стоит, меч вытирает. Вот, все, что помню – рассказал.
Длинный Петька виновато развел руками, облизнулся и потянулся к заливному.
– Плохо, – проговорил Батя, складно начал, а конца нет.
Василиса глазами, полными восторга, посмотрела на Ивана, отвлекла его от свиной рульки:
– А битва, Ванечка, битва-то сама!
5
АКБ – Автомат Калашникова Бесхозный
6
Кот ссылается на учение Льва Гумилева о пассионарности народов и связи ее с солнечной активностью.
7
Эпизод «Ягода-малина»