Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 60

Колышкин так и катался со смеху... Громкий хохот его гудел по высоким хоромам. Андрей Иваныч с едва заметным удивлением посматривал на Сергея Андреича.

- Неправду разве говорю?- быстро вскинув глазами на Сергея Андреича, молвил Алексей.- Если б я таперича, например, своему богу не верен был, разве бы кто мог поверить мне хоть на один грош?- Сами бы вы, Сергей Андреич, из первых не поверили...

- Следовательно, из русской старой веры никто никогда в другие секты не переходит? - спросил еще Алексея Андрей Иваныч.

- Всякого народа на свете есть,- ответил Алексей.- Может статься, иной и переходит. Так ведь что ж это и за народ?.. Самый, значит, последний... Вся цена тому человеку пятак, да и тот ломаный.

- Удивительный народ! - обратился британец к Сергею Андреичу, вставая с дивана и взяв соломенную свою шляпу.

Так ничего насчет старой веры и не добился он от Алексея. Поговорив еще немного с Сергеем Андреичем насчет каких-то кладей, Андрей Иваныч ушел, ласково простясь с "господином Трифонычем" и высказав сожаление, что он не совсем правильно изъясняется по-русски, отчего, вероятно, и понять вопросы его Алексею было затруднительно.

- Ну что ж ты поделываешь, Алексей Трифоныч? - спросил Колышкин, садясь возле Алексея по уходе Андрея Иваныча.

- Да как вам сказать, Сергей Андреич,- потупляясь, ответил Алексей.- Без дела, можно сказать, безо всякого... Сиднем сижу... И концов тому сиденью не вижу.

- Как это так?

- Заехал я сюда, Сергей Андреич, по своему делу. Счастье попытать хочется... Местечко по приказчичьей части ищу,- сказал Алексей.

- Отошел разве от Патапа-то Максимыча? - сухо спросил его Колышкин.

- Отошел-с,- вскинув бровями, ответил Алексей. Слегка нахмурился Сергей Андреич и с видом досады быстро взглянул на Алексея. Тот сразу догадался, что нехорошее про него подумал Колышкин, и продолжал:

- Не то чтоб по какому неудовольствию али противности отошел я, Сергей Андреич, а единственно, можно сказать, по той причине, что самому Патапу Максимычу так вздумалось. "Ты, говорит, человек молодой, нечего, говорит, тебе киснуть в наших лесах, выплывай, говорит, на большую воду, ищи себе место лучше... А я, говорит, тебя ни в чем не оставлю. Если, говорит, торговлю какую вздумаешь завести, пиши - я, говорит, тебе всякое вспоможение капиталом, значит, сделаю..."

- Не врешь ли? - пристально взглянув прямо в глаза Алексею, молвил Колышкин.- Ты, парень, сказывай мне, как попу на духу, ни в чем не таись... Может статься, пригожусь... Сам бы, пожалуй, к хорошему месту тотчас же тебя я пристроил, потому что вижу - голова ты с мозгом, никакое дело из рук у тебя не валится, это я от самого Патапа Максимыча не один раз слыхал,- только сам посуди, умная голова, могу ли я для тебя это сделать, коли у вас что-нибудь вышло с Патапом Максимычем? Крестному остуды сделать не захочу... Ни за что на свете.

- Ничего промеж нас не выходило, Сергей Андреич, никакого то есть художества по моей доверенности не было. Хоть самого Патапа Максимыча извольте спросить - и он то же скажет,- отвечал на те речи Алексей, избегая зорко смотревших на него испытующих глаз Сергея Андреича.



- Признаться сказать, понять не могу, как это вздумалось Патапу Максимычу отпустить тебя, когда он столько дорожил тобой,- ходя взад и вперед по комнате, говорил Сергей Андреич.- Великим постом заезжал он ко мне не на долгое время,- помнишь, как он на Ветлуге с теми плутами ездил. В ту пору он тобой нахвалиться не мог... Так говорил: "С этим человеком по гроб жизни своей не расстанусь". Как же у вас после того на вон-тараты пошло?.. Скажи по правде, не накуролесил ли ты чего?

Смутился немножко Алексей и промолчал. Опять нахмурил брови Сергей Андреич.

- Если там у вас какая бедушка стряслась, наперед тебе сказываю - не помощник я тебе и не заступник,- продолжал он.- Супротив Патапа Максимыча ни в каком разе я не пойду... А место есть. Хорошее место. И жалованья достаточно и всего прочего, да не в том главное дело, а вот в чем: прослужишь ты на этом месте год, и, если по твоему усердию и уменью в том году довольно прибыли будет, опричь жалованья, тебе пай дадут... Еще больше прибыли - другой пай... А кроме того, кредит открыт, если б свое дело задумал. Только наперед говорю не списавшись с Патапом Максимычем, того места я тебе не предоставлю. Как он присоветует, так и делу быть... Хочешь, сегодня же нарочного пошлю в Осиповку?

- Сделайте такое ваше одолжение, Сергей Андреич,- ответил Алексей, низко кланяясь.- А где, осмелюсь спросить, такое местечко находится?

- Не больно далече отсюда,- сказал Сергей Андреич.- У меня на пароходах. Возьму тебя, Алексей Трифоныч, со всяким моим удовольствием, если только Патап Максимыч отпишет, что расстался с тобой добрым порядком. А без его решенья принять тебя на службу мне нельзя... Сам знаешь, он ведь мне заместо отца... Вот и попрошу я по этому делу его родительского благословенья, навеки нерушимого,- добродушно подсмеялся Колышкин.

Стали говорить об условиях. Видит Алексей, что место в самом деле хорошо. Разбогатеть сразу нельзя, а в люди выйти можно. Особенно паи его соблазняли. До тех пор, что значат паи, он не слыхивал.

- Ты где пристал? - прощаясь с Алексеем, спросил

Колышкин.

- У Бубнова в номерах, в гостинице,- ответил Алексей.- Знаю,- молвил Сергей Андреич,- так мы вот как сделаем, Алексей Трифоныч: воротится нарочный и по письму Патапа Максимыча взять тебя будет можно, спосылаю я за тобой. А если что не так, пришлю сказать, что места у меня нет. Понял?

- Понимаю, Сергей Андреич,- отозвался Алексей и отправился в гостиницу.

* * *

На другой день пошел Алексей по набережной. Надобности не было никакой, но до того залегла у него тоска на сердце, до того завладела им тревога душевная, полная боязни, опасенья и горестных вспоминаний, что не сиделось ему в одиночестве, а поминутно тянуло на многолюдство...

К полудню время близилось, на пристани кипело сильное движенье: одни пароходы приставали, другие в путь снаряжались. Резкий, раздирающий уши свист паровиков, звяканье якорных цепей и громкие, разноголосные и разноязычные крики людей на миг не умолкали. И река и набережная полны были оглушающего гула разнородных звуков, ясных и несвязных. Облокотясь на перила, стоял Алексей, безучастно глядя на реку и заворачивавшие по ней пароходы, на незнакомые лица приезжавших и отъезжавших, на груды товаров, загромождавших палубы, на суету рабочих, опускавших якорья и захлестывавших причальные концы (Тонкий канат, которым причаливают суда к пристани.) за столбики, поставленные на дощатых мостках, устроенных для подхода к судам. Рядом с ним, облокотясь на надолбы и навалившись широкой грудью на поручни перил и от нечего делать поплевывая в воду, стояло несколько незнакомых ему людей, судя по одеже, торговцев средней руки. Лениво перекидывались они отрывистыми словами и делали замечания, большей частью ругательные, насчет того или другого парохода. Слушал Алексей речи их, но не внимал им.