Осколок белого бумеранга

Этот короткий полёт по ощущениям был точно таким же, как и тот на горной тропе, когда я наступил на железную лягушку. Тогда взрывная волна нещадно с корнем вырвала меня из прошлой серой жизни и выбросила в пустоту. Этот полёт возвращал меня назад. Я падал в жизнь! Жизнь была мягкой, словно толстая перина, и я почувствовал её бодрящий поцелуй, который белой пудрой обсыпал мне лицо. Я лежал в сугробе, раскинув руки, и громко хохотал. Снег таял, растекаясь по лицу чистыми слезами, а я всё продолжал смеяться, глядя в серое небо.

Надо мной склонились двое розовощёких пацанов в цветастых вязаных шапках.

– Ты в порядке? – спросил один.

– В полном, парни! В полном порядке! – Я продолжал улыбаться и не делал никаких попыток встать. Да и к чему были эти бесполезные попытки.

Парни молча, словно по команде, схватили меня под руки, натужно кряхтя приподняли и потащили в гору.

– Мишка, сани его и наши возьми! – крикнул один из них кому-то сзади.

Я крепко обнимал шеи парней, которые с упорством ломовых лошадей тащили меня наверх. Оглядываясь вокруг, я не мог поверить, что это всё происходит со мной. Ещё два дня назад я сидел в четырёх стенах и не видел ни малейшей возможности их раздвинуть. И вот я весь мокрый от снега, возбуждённый, весёлый взлетаю вверх по горе. Вокруг весёлый гомон, крики мат и куча народу. Я стал частью этой кучи, частью процесса. Я занят общим с ними делом, и неважно, что это дело бесцельное, неорганизованное и суетливое. Даже из под утеплённых болоньевых курток, я чувствовал жар, который издавали тела изнурённых, запыхавшихся парней.

– Ещё поедешь? – спросил меня один, повернувшись ко мне раскрасневшимся лицом, по которому ручьями катился пот.

– Поеду! – уверенно ответил я.

Парни усадили меня на сани и подкатили к хвосту короткой очереди из пяти или шести человек, желающих скатиться с горы.

– Пацаны, может пропустите нас! – крикнул один из моих сопровождающих. Люди в очереди повернулись и растерянно смотрели, не сразу понимая, о чём идёт речь, но я тут же закричал:

– Всё нормально, ребята. Я как все в очереди постою! Мне не западло, – и засмеялся. Парни в очереди улыбаясь кивали головами «мол всё нормально».

– Но если пропустите, мы вам только спасибо скажем!

Это был голос Длинного. Я и не заметил, как он оказался рядом. За спинкой его саней стоял улыбающийся худощавый паренёк.

«Какой вопрос…проходите парни…» – очередь в момент расступилась перед нами.

– Спасибо, парни! Мы вас там дождёмся! Всё равно ведь вам нас наверх переть!

Длинный был в своём репертуаре. Он даже здесь не забывал о своём методе, продолжая облагодетельствовать стоящих вокруг людей просьбами. Он знал, что теперь они будут наперебой стремиться попасть в команду, поднимающих нас наверх.

– Давай теперь ты первый! Хочу посмотреть, как ты улетишь в сугроб! – Я задорно похлопал друга по плечу.

– А я не падаю с саней в отличие от некоторых! – Заносчиво произнёс Длинный.

– Вот и посмотрим!

Я наблюдал, как сани Длинного летят вниз по извилистой тропинке. Он управлял санями, как будто делал это всю свою жизнь, уверенно маневрируя на сложных участках. Длинный делал уверенно всё, за что бы ни брался.

Ещё десять раз нас уносили вниз сани, а наверх поднимали парни, добровольно ставшие нашими слугами на этой горе. Это с самого начала были одни и те же пацаны. Они ни кому не пожелали уступать свою работу, хотя желающие всегда находились. Они каждый раз вырастали передо мной уже через секунду, когда я оказывался внизу. Неизменные слуги Длинного так же не оставляли его ни на минуту.

– Ну всё, пацаны! Сейчас сдаём сани и в блинную. Я угощаю! – сказал Длинный после очередного подъёма.

Мы завалились в кафе большой компанией, в которой кроме двух инвалидов было четверо измождённых, до нитки мокрых от пота несовершеннолетних пацанов. Длинный по – хозяйски дал распоряжения молоденькой официантке, чтобы она принесла всем по две порции блинов с мясом и самовар чаю. Давно уже я не чувствовал себя таким замёрзшим и голодным. Только сейчас я понял, какое это счастье попасть в тепло, когда ты промерз и вкусно поесть, когда ты голоден. Мы все набросились на еду и не произносили ни звука, кроме чавканья и швырканья чаем из стаканов, пока наши тарелки не опустели.

– А вы это…на войне? – спросил розовощёкий парнишка из моей команды, метнув короткий взгляд ниже моего пояса.

– На войне! – ответил я, зачем-то виновато улыбнувшись.

– А где? На какой войне? – Продолжал допрос любопытный паренёк.

– На войне с самим собой!

Неожиданная фраза Длинного ввела всех в недоумение.

– А разве…разве такое может быть на войне с самим собой? – Паренёк робко улыбался, надеясь, что Длинный опровергнет свою неудачную шутку.

– Война с самим собой самая жестокая, самая тяжёлая, самая долгая и самая кровопролитная. На ней можно потерять не только ноги, но и жизнь. Можно конечно не воевать, но тогда ты остаёшься проигравшим. Тогда ты потеряешь что-то большее чем ноги. Ты потеряешь самого себя.

Парни растерянно смотрели на Длинного. Они не понимали, о чём он говорит. Я тоже не понимал, произнесённых им слов, но уже точно знал, что запомню их навсегда, точно так же, как их запомнят эти пацаны.

Мы покинули кафе, когда на улице стояли голубоватые уютные сумерки

– Ну, пока, парни! Спасибо за помощь! – Длинный, а вслед за ним и я крепко пожали руки нашим добровольным помощникам.

«Не за что…приезжайте ещё, покатаемся…» – говорили наперебой счастливые пацаны. Когда мы провожали глазами удаляющуюся от нас весёлую компанию, я думал насколько правильными были слова Длинного, о том, что люди бывают счастливы, когда могут оказать помощь, почувствовать себя необходимыми. Как же это всё гениально и просто. Есть две половинки. Одна из них нуждается в помощи, другая нуждается в том, чтобы быть нужным, востребованным. Нужно только лишь соединить эти две половинки с помощью просьбы. Оказывается, просьба это тоже доброе дело. Это озарение, которое открылось, благодаря Длинному теперь взорвалось во мне словно бомба, и теперь я желал только действовать.

11

– Куда рванём? – на этот раз уже я спросил Длинного.

– Поехали ко мне! Покажу тебе свою берлогу и угощу кое чем. – предложил он в ответ и я с радостью согласился. Мне не хотелось расставаться с ним никогда.

Теперь нам снова нужно было вернуться на район к «Строяку» и мы ехали вдоль дороги в поисках машины. В субботний день дорога была почти пустой. Только изредка мимо нас проносились машины, но из за наваливших сугробов мы не могли подъехать вплотную к обочине, чтобы попытаться их остановить. Впереди я увидел остановку, и моргающий поворотником отъезжающий автобус.

– Поехали! – заорал я Длинному и со всей мочи начал крутить колёса в направлении остановки. Автобус отъезжал неспешно, как отчаливающий от пристани огромный пароход. Я несколько раз махнул рукой коренастому водителю в свитере «Boys», который выкручивал огромную как штурвал баранку вправо.

«Кыс – кыс – кыс! Ну давай»

Проехав ещё немного вперёд, я снова замахал обеими руками, и увидел, что водитель остановил движение и автобус замер с вывернутыми колёсами.

– Славка, догоняй! – заорал я ехавшему сзади Длинному, и ещё сильнее припустил к остановке.

Двери с приятным шипением разъехались в разные стороны, словно приглашая нас быстрее очутиться в тёплом салоне.

«Кыс – кыс – кыс!»

– Парни помогите! – крикнул я сходу парням со спортивными сумками, стоящим напротив дверей. Парни выскочили и со скоростью урагана затащили в салон сначала меня, а потом Длинного. Люди в хвосте автобуса расступились, чтобы освободить нам место.

«Спасибо…спасибо…спасибо» – я благодарил каждого с кем встречался взглядом. Они приветливо улыбались в ответ: парни и девчонки, пожилая женщина и кавказец в огромной кепке. Я улыбался в ответ им всем и не прятал своего взгляда. Я больше не хотел быть невидимкой. Как я давно не ездил в автобусах. Я переводил взгляд с окна, где проносились знакомые пейзажи, на Длинного, умиротворённо восседающего на своём троне; осматривал новый салон с никелированными поручнями и мягкими удобными сидениями, вглядывался в лица пассажиров. Несмотря на выходной день автобус был полным. Меня переполнял восторг оттого, что я тоже куда-то спешу вместе со всеми этими, людьми; у меня тоже есть свои заботы; я тоже один из пассажиров; я такой же пассажир, как и все здесь сидящие и у меня есть своё место в этой жизни.