Страница 3 из 28
Я видела выступление других гостей, стоя в темноте рядом с рыжеватым долговязым редактором, который, будто синхронный переводчик в ООН, успевал не только следить за картинкой, но и вносить мгновенные изменения. Профессионалы меня тоже восхищают, и работа рыжего завораживала. Симпатичного, кстати. Виртуоз оглянулся и подмигнул мне:
– Не волнуйся.
– Я не волнуюсь, – ответила я, слегка покривив душой. И спросила просто от нечего делать: – Говорили, что в качестве эксперта будет Котёночков, а я его не вижу…
– Сейчас увидишь, – ухмыльнулся рыжий, сделал пару щелчков мышью.
И я обнаружила на экране среди «экспертов», сидящих прослойкой между зрительным залом и сценой, острозубого журналиста Котёночкова. Он вытянул по-гусиному шею и самым внимательным образом слушал выступающих.
– Как это возможно? – поразилась я и, привыкнув не полагаться на случай, выглянула из-за громоздких чёрных кубов на съёмочную площадку.
Грозы всех участников ток-шоу Котёночкова там не было. Я вернулась к рыжему.
– Но позвольте… как?!
– Магия монтажа, – рассмеялся тот, затем посмотрел на меня с прищуром и сказал: – Э-э, слушай: у меня глаз намётанный. Добрый совет бесплатно: поворачивайся к камере левой скулой. У тебя есть небольшая асимметрия, и так ты будешь здорово смотреться.
Я возмутилась с усмешкой:
– Хочешь сказать, что у меня лицо кривое?
– Лицо у тебя зачётное. А вот эта асимметричность губ вообще очень сексуальна. Ты что в субботу делаешь? Я бы пригласил тебя куда-нибудь прямо сегодня, но с этой работой я раньше часа ночи не освобождаюсь. Кстати, я Яков, Яша. Друзья зовут меня Яндексом, тебе тоже можно.
– А с Гуглом не срослось? – спросила я.
– Ты мне точно нравишься, – сказал рыжий.
Из-за металлических колонн выскочила Алиса в мехах, подхватила меня под руку и с криком: «Ваш выход» потянула на сцену. И я, глупая, решила, что сейчас пущу справедливость в массы! Разве можно было так ошибаться?!
Растерянная ведущая хлопала ресницами, а я впилась похолодевшими пальцами в микрофон и отдавать ей его не собиралась. Продюсеры из-за кулис кивали, что всё идёт по плану! Тоже сволочи!
Каким-то чудом я вспомнила, что стоит смотреть в камеру, да ещё и левым боком. Сказала себе: я здесь для того, чтобы что-то изменить, а не вестись на провокации, как девочка. Досада полыхнула и залила гнев холодом сожаления, но я оторвалась от прицельных глаз Красницкого. Затем повернулась к камере и сказала:
– У ваших юристов будет много работы. Потому что я сдаваться не намерена! Вы за всё ответите!
– Моим юристам, к счастью, есть чем заняться помимо того, чтобы разносить в пух и прах ваш бессовестный хайп на моём имени, – заявил Красницкий.
– А сейчас мы уходим на рекламу, – заявила ведущая, откуда-то обзаведшаяся ещё одним микрофоном, точной копией моего. – Не переключайтесь. У нас интересно!
Старший продюсер за кулисами поднял вверх два больших пальца, показывая, что всё путём. Белинская кивнула ему, Красницкий довольно осклабился.
И я поняла, что они решили топить меня дальше. А унижений я не терплю.
Что-то внутри меня распрямилось, подобно пружине, и зазвенело, затрясло от одной мысли – они пригласили меня сюда, чтобы опозорить! Перед всеми, перед этими зрителями, перед страной!
Мда, начиналось всё хорошо, а закончилось, как закончилось. Только это ещё не конец, они узнают, с кем связались!
3
Иван
В связи с предстоящим выдвижением на выборы мой медиа-консультант Тим Бобров сказал, что идти на ток-шоу стоит и даже посмеялся, что мы должны приплатить этой дерзкой блогерше за шумиху и хайп. Моё имя не слишком на слуху у тех, кто не крутится в строительном бизнесе, несмотря на ряд громких проектов.
Уговаривать меня не пришлось. Я и сам понимал, что в нынешние медиа-сферы не попасть без большого скандала. И было совершенно плевать на то, что кто-то пишет обо мне. Моськи лают, караван идёт. Если моськи ещё и грязью бросаются, вообще превосходно – то, что доктор прописал, «масло», как любит говаривать мой друг детства Дамир Сидоров, бас-гитарист, рок-н-ролльщик и хулиган. Я тоже прихватил от него это словечко из музыкантского слэнга, хотя многие не понимают. Это их проблемы, пусть подстраиваются.
– Если вы, Иван Аркадьевич, задвинете эту блогершу так, как вы умеете, перед всей публикой, а потом покажете себя с лучшей стороны, – Бобров растянул губы в деланной улыбке, – тоже, как вы умеете, о ней забудут все СМИ через день, через неделю максимум, а вы продолжите свой триумфальный поход навстречу выборам.
– Не торопишься с триумфом? – усмехнулся я, хотя слово «поход» мне понравилось – ассоциация с крестовым. Собственно, что мне и нужно было на сегодняшний день.
– Я в нём не сомневаюсь, Иван Аркадьевич! Мы приложим максимум усилий, сделаем всё на разрыв аорты!
– Тогда я и услуги твои оплачу только по результату: когда моя партия лет через пять займёт большинство в Госдуме.
Треугольное лицо Боброва вытянулось, превратившись из равностороннего треугольника в остроугольный. А я больше ничего не добавил: пусть помучается. За каждое слово надо платить, даже если это шутка.
Мне пришлось задержаться в Хельсинки, и съёмки перенесли с семнадцати на 22:00 по просьбе секретаря. Приехали мы в одиннадцать прямо из аэропорта – московские пробки достигают апогея, стоит припорошить столицу снежком. Кажется, я всё-таки добьюсь разрешения летать над городом на вертолёте, потому что такое положение дел меня совершенно не устраивает.
Федеральный канал изнутри напоминал студенческий Дом культуры. Так же много дверей, так же обшарпано и кучно. Толпы «хомячков» без дела. Полное отсутствие структуры и множество богемных лиц. Даже вахтёрша за окошечком была как из тех лет, когда мы с Дамиром лабали на гитарах в группе «Грязный Джо» и с гордостью носили косухи. Это меня умилило. Всегда трогают воспоминания о времени, когда всё было просто.
В гримёрке Бобров вместе с персональным продюсером разложили мне всё по полочкам, как идиоту: слова, нюансы, куда смотреть, как реагировать. Они беспрестанно улыбались, словно у них уголки рта были к ушам привязаны. Раздражает! Потому я и сказал:
– Пока не принесут кофе с ромом и хороший сочный стейк, ничего не начинаем.
Не потому что мне до жути хотелось есть, а чтобы скалиться перестали, аж желудок от патоки свело. Увы, Боброву не помогло: продолжил сиять.
– И мороженого мне, с шоколадной крошкой, – добавил я. – Срочно!
Тот упорхнул.
Если б он не был профи в медиа-сфере, уже турнул бы его. Но надо отдать должное – разбирается.
Пока они бегали, избавив меня от скрипящей на зубах приторности, я углубился в биржевые сводки, развалившись на кожаном диване в VIP-гримёрной. Она отличалась от прочей ободранности, словно была продуктом монтажа, а не евроремонта. С деликатным стуком в помещение зашла Катерина. Белинская, кажется. Мы с ней не так давно встречались на зимних играх в поло – очередной модной фишке столичной аристократии.
– Можно, Иван Аркадьевич?
– Да, прошу, – я отложил планшет и улыбнулся исключительно из вежливости.
Она была похожа на мою бывшую любовницу: видимо, у них абонемент у одного пластического хирурга, а у того плохо с воображением. Зато с грудью у неё было всё хорошо – очень призывно вздымалась мне навстречу.
– Насколько я знаю, вы не слишком частый гость на телевидении, а я могу дать несколько советов. Или можем прогнать по сценарию ваш текст, знаете ли, камеры, свет, публика…
– Вы очень любезны, Катерина. Но я не испытываю смущения ни перед камерами, ни перед людьми, ни вообще перед кем-либо.
В дверях показался продюсер с эстонским именем, которое я так и не запомнил. В руках поднос с двумя стаканчиками.
– Лучше мы с вами, Катерина, выпьем кофе и поговорим о погоде, – добавил я.