Сама виновата

Она быстро перепеленала Володю и уложила в кроватку на чистую, пахнущую утюгом фланелевую пеленку. Сын нахмурился, деловито пожевал губами, но продолжал спать. Ирина улыбнулась, и дурные мысли улетучились из головы.

Она села на пол возле кроватки и просто смотрела, как спит ее дитя.

Заглянул Кирилл и трагическим шепотом возвестил, что «лезет тесто», Ирина опомнилась, побежала в кухню, где ноздреватая масса нагло выглядывала из-под крышки, бросилась обминать, потом вспомнила, что надо еще пожарить котлеты и хорошо бы успеть все сделать до прихода Егора из школы, и закрутилась, и почти успела, но бедный ребенок вернулся в таком состоянии, что мысли о еде вылетели у нее из головы.

Егор вошел в кухню понурый и зареванный и, всхлипывая, сказал, что получил двойку по математике.

– И все? – выдохнула Ирина.

– Двойку! Мама, двойку!!!

– Дело житейское, – сказал Кирилл.

– И вы меня не будете ругать?

– А надо?

– Мам? Учительница сказала, чтобы я сразу признался, пусть родители знают, что я плохой сын.

Кирилл засмеялся:

– А какая связь вообще?

– Что?

– Егор, ты же умный человек, сам подумай, какая связь между двойкой и плохим сыном. Ладно, сам скажу, что никакой.

Ирина притянула Егора к себе и крепко обняла.

– Но двойка – это же очень плохо, – всхлипнул Егор ей в плечо.

– В принципе да. Плохо, но неизбежно, – вздохнул Кирилл, – ибо без поражений не бывает побед.

Ирина взъерошила сыну волосы. Господи, двойка означает всего лишь, что ребенок плохо знает маленький конкретный раздел и надо его выучить. Все! Зачем накручивать тут какие-то дополнительные смыслы?

Не успевают дети прийти в школу, как им в нос тут же суют картину Решетникова «Опять двойка». Очаровательный шалопай стоит, сгорая от стыда, мать бессильно опустилась на табуретку, сраженная шокирующей новостью, сестра-отличница сверлит негодника презрительным взглядом, даже младший братик-несмышеныш прильнул к матери, давая понять, что ничего общего не желает иметь с этим придурком, и только пес, неразумное животное, радуется хозяину.

– Никто не идеален, Егор, – Кирилл достал из буфета тарелки, – и в жизни получается не все и не всегда, так что ж теперь?

– Не знаю…

– Тоже сессия у меня скоро, и очень может статься, что я ее завалю, так что, придется тебе меня плохим отцом считать? А мама по твоей логике меня вообще из дома выгонит, скажет, не нужен мне муж-двоечник, да и все тут.

Перед мысленным взором Ирины вдруг отчетливо предстала картина «Опять не тот приговор». Она, расхристанная, на пороге дома, из потрепанной дамской сумочки выглядывает горлышко винной бутылки. Чулки гармошкой, глаза долу, на щеках краска стыда.

Кирилл в отчаянии закрыл лицо руками, не в силах смириться с тем, что жена вынесла слишком мягкий приговор хулигану, Егор с ненавистью смотрит на мать, и даже маленький Володя тихо хнычет в ужасе, что безалаберный аист принес его в руки такой непрофессиональной женщины.

Ирина расхохоталась в голос.

Господи, рабское сознание укоренилось в нас так глубоко, что даже любовь к родным мы превращаем в кнут надсмотрщика!

Ну двойка, ну по математике, ну и ладно. А вдруг Егор вообще туповат, так что ж теперь? Сердиться на него, чтобы он был не только глуп, но и глубоко несчастен? Поставить ультиматум – или соответствуешь стандартам хорошего сына, или ты для меня не существуешь? И это, Егор, запомни, только ради твоего же блага!

Ирина снова засмеялась и расцеловала сына.

– Ты учишься не ради оценок, а ради знаний, понял?

– Еще бы это понимали педагоги, – проворчал Кирилл себе под нос.

Ирина принялась разливать суп по тарелкам. Что правда, то правда, телега всегда должна стоять впереди лошади, и отчетность прежде всего. Функция учителя – оценить и наказать или поощрить, а для получения знаний придуманы учебники. Полезнее, конечно, пол-урока пытать ребенка, как фашист партизана, выбивать из него крупицы знаний, чтобы поставить двойку, или «вытянуть на троечку», чем увлекательно объяснять детям новый материал или решать с ними трудную задачу.

Повеселевший Егор унесся мыть руки, а Кирилл обещал после обеда напрячь свой гуманитарный ум и объяснить ребенку неусвоенный материал.

Ирина вдруг подумала, что все ее спасательные круги на талии и щеки – это тоже всего лишь двойка, которая ничего не значит. Просто она похудеет, и все, а даже если и нет – все равно они с Кириллом муж и жена, самые близкие люди, принимающие друг друга со всеми недостатками. А девушка звонила, так бог с ней. Всего лишь легкий пинок по Ирининому спокойствию, расплата за ее собственные былые грехи. Подозревать Кирилла в изменах – это оскорбить его.

Ольга листала записную книжку. Опять придется все делать самой.

Потрепанные страницы испещрены телефонными номерами, где-то на правильную букву записано, где-то нет. Кто по имени, кто по фамилии, а есть и по роду занятий. Жаль только, что на «В» ни одного врача.

Листок с «К» выпал, спикировал на пол, Ольга подняла его и сунула, кажется, не на место. А, наплевать, давно пора переписать в новую, а то некоторые номера так выцвели от старости, что еле разберешь, а края тоже осыпаются, того и гляди ветхость украдет последние цифры.

В столе лежит прекрасная новая книжка в мягком переплете из кожзама, черная, с золотым тиснением. Муж урвал ее на какой-то международной конференции. С тех пор уже два года прошло, а руки так и не дошли ни у кого переписать.

Ольга привстала, чтобы этим заняться, да и опустилась назад в кресло-качалку. Наплевать.

Странно, все приличные люди имеют собственную, индивидуальную записнушку, а она – нет. С детства так повелось, что телефоны всех своих подруг она должна была записывать в эту книгу, лежащую на тумбочке в коридоре, а дублировать было лень. Вот и приходится продираться сквозь каких-то Валериев Петровичей и теть Надей в надежде найти нормального врача.

– Еще раз повторяю, ей надо идти в районную поликлинику, – муж наставительно поднял палец, – именно там несут за нее ответственность!

Ольга пожала плечами.

– Нужно сделать полное обследование, – продолжал муж, – взять анализы, флюорографию пройти, так где этим заниматься, как не в поликлинике по месту жительства? Там такие же врачи, и они именно за это деньги получают.

Чувствуя, что от словоблудия мужа у нее сейчас голова лопнет, Ольга с силой прижала кончики пальцев к вискам.

Муж в своем репертуаре. Неделю назад мама попросила его, юрисконсульта крупной больницы, устроить консультацию своей близкой подруге по поводу болей в колене.

Муж, естественно, ни с кем не договорился, зато теперь фонтанирует ценными советами.

– Что ты изображаешь? Я говорю, что надо делать и как будет лучше.

– Узнаю почерк мастера.

– Что?

– Ничего.

Да, это вполне в стиле мужа. Когда возникает проблема, неважно, касается она консультации врача, ремонта крана или чего-то посерьезнее, муж разражается тирадой о том, насколько это актуальный вопрос, и как необходимо его решить, и как здорово они заживут после того, как все будет сделано. А после вдохновляющей речи совершает ряд бестолковых и вялых движений, которые нисколько не приближают к результату, дай бог, если не делают хуже. На следующей стадии муж перекладывает ответственность на других – медицину, коммунальные службы, жену, тещу и всех остальных, кто только попадется под руку, и получается, что либо проблему решить невозможно в принципе, либо это не его дело.

В общем, это и не страшно, все советские женщины примерно так и живут и радуются, что не пьет. Только вот незадача: у Ольги с мужем одна специальность, и он любит потрещать с супругой о своих рабочих буднях, пожаловаться на тупое начальство, глупые законы и вообще на злых людей, у которых в жизни один интерес – подставить бедного юрисконсульта.

Увы, Ольга хорошо разбиралась в своей профессии. Вслух сочувствовала, кивала, утешала, но отчетливо видела, что проблема как раз в муже, который не радует сотрудников особенно ничем, кроме словесного поноса и головной боли.