Страница 10 из 29
- Видишь, Менелай и Елена, а ты говоришь – приспособленка.
- До первого Париса, Слав, до первого Париса…
- А как без Парисов, без Парисов никак.
- Слушай, ты такой спокойный, меня тошнит от тебя, с бабой стал жить, теперь и выпить негде по-человечески.
- Вот чего в этом городе хватает – это мест, где выпить.
- Нормально выпить, а не… Слушай, а тебе как вообще, что я твоей Елене Прекрасной едва не присунул?
- Не присунул же.
- Но я видел.
- Бля, твой хуй видела каждая портовая проститутка, как твоей жене? Хватит, успокойся, понравилась, так что ли?
- Прикинь, да.
- Так забудь, ты упустил свой шанс, я свой – нет.
- Ну-ну… не упустил, это она тебя не упустила, - смотря на приятеля, как на дурака.
Неожиданные перемены в жизни Ярослава застали врасплох не только приятелей или партнёров мужчины, но и весь городок, который уже пару месяцев буквально гудел от сплетен и домыслов.
Утром, когда довольная Агата зашла в дом, чтобы приготовить завтрак, она долго смотрела на мужчину перед ней, пока не заулыбалась широко и не сказала.
- Прости меня, большой дядя, но, похоже, ты сегодня останешься без завтрака.
- Это почему? – место, где когда-то была борода, почёсывалось, и, в общем, он ощущал себя не лучшим образом.
- Ты красивый! Ты красивый большой мужчина, к тому же обещал быть моим, и, думаю, сейчас самое время сдержать своё обещание…
- Мурочка?
- В спальню пошли! – Она попыталась сдвинуть его с места. – Пошли, пошли.
- Да ты просто гуру соблазнения, - он ухмылялся, - ты уверена? У тебя ничего не болит?
- Вообще-то есть немного… но ты теперь без бороды, так что я просто уверена, что ты придумаешь что-нибудь…
Он придумал, в тот день он опоздал на работу, а дети в школу.
Не откладывая дело в долгий ящик, Ярослав просто поинтересовался у мальчиков, как они отнесутся к тому, что мама теперь будет жить с ним.
- Мы будем одни, в этом доме? – уточнил Лютик.
- Почему одни? В моем доме вы будете жить, мы все там будем жить.
- А мне называть вас папой?
- Называй, как тебе удобно, Лютик.
- Тогда я буду называть по имени, как раньше, можно?
- Можно.
- А ты что скажешь? – к Арни.
- Это хорошо.
- Ты правда так думаешь?
- Да. Агата… она же девчонка совсем, - он вздохнул, - а тут мы ей на шею. Ей нужен мужчина… так ей будет проще.
- Тебя точно ничего не смущает?
- Что меня может смущать?.. - он замолчал, а потом перевёл разговор на какую-то незначительную тему. Таким образом официальное «благословение» было получено, и через пару дней большой дом Ярослава стал менять свой облик, обрастая детскими игрушками и женскими вещами. Мужчина удивлялся сам себе, но его не смущали и не заботили такие вещи, как заставленная ванная комната или валяющийся посредине кровати женский халатик, а сверху – пара-другая детских колготок маленького размера. Как будто он прожил так всю жизнь.
- Все спят, может, кроме Арни, у него свет светится в комнате…
- Не трогай парня, Мурочка.
- Он не высыпается, посмотри на него, бледный какой-то стал.
Ярослав усадил к себе на колени Агату, она обхватила его ногами и осыпала мелкими поцелуями шею.
- Как он может стать бледным? Он же мулат… да он чернющий.
- Может, ты разве не видишь?
- Послушай, что бы ни мучило парня, не лезь к нему, он поговорит, если посчитает нужным, приглядывай издалека, возраст такой, да и ситуация…
- Да уж, ситуация.
Он любил целовать Мурочку, она так сладко отвечала на его поцелуи, играла ими, прикусывала, путала руки в его волосах, тянула на себя мужчину, прося о большем. Он любил, когда след от румян перебивал настоящий румянец, а помада была буквально съедена им, но губы были алыми от поцелуев.
- Я слышала, что говорил Антон.
- И что же он говорил?
- Что я приспособленка и использую тебя…
- В чём-то он прав.
- Аааааааа, - она упёрлась руками в грудь, но ей не удалось отодвинуться ни на сантиметр, Ярослав словно не замечал её усилий.
- Ты действительно используешь меня, порой довольно беспардонно, сегодня ночью, например…
- Это другое, ты понимаешь, о чём я.
Агате были неприятны все разговоры и шепоток за её спиной, за время, которое она провела со своими детьми, она привыкла к разговорам или косым взглядам, но сейчас это усилилось во сто крат. Ей оборачивались вслед, её обсуждали, и даже учителя в школе не стеснялись спрашивать её детей о новом статусе их приёмной матери.
- Понимаю, в глазах людей это действительно выглядит несколько поспешно, согласись.
- Наверное… а в твоих?
- В моих это выглядит нормальным… Это не исключает того, что ты, возможно, со мной из корысти или от усталости, но это не так и важно…
- Что значит – не так и важно?
- Не важно, я счастлив с тобой, и я не хочу думать – почему и как долго, тебе это сложно понять, но это так…
- Что-то ты не то говоришь, какую-то ересь несёшь, я с тобой не из-за корысти, большой дядя, - на глазах навернулись слезы. – Пусть все говорят, что им угодно, но ты… как ты можешь?!
- Ну… Агата, ведь Антоха прав, всегда может появиться Парис, и ты усвистишь.
- Какой Парис?
- В нашем случае – Лёшик, я так думаю.
- Лёоооошик…
- Ты разговариваешь во сне и иногда плачешь, ты скучаешь по этому Лёшику, будь он неладен, но в остальное время ты моя, Мурочка, и я не хочу отказываться от тебя, корысть тобой движет или нет.
Она молчала, не зная, что ответить, наконец, подняла на него глаза.
- Лёша мой парень, бывший парень, у нас вроде как любовь была… с седьмого класса ещё. Мы в выпускном уже жили вместе, учителя не знали, а папе моему было всё равно… он был моим первым…
- Ну, это понятно, что первым, в выпускном-то классе.
Её злило понимание в его словах и жесте, потому что сама Агата не была готова обсуждать или даже вспоминать женщин, которые приходили в этот дом, особенно ту – последнюю. И если несколько месяцев назад она возбуждалась от воспоминаний, сейчас она уверена, что побила бы ту женщину, да и Ярослава тоже. Она вообще становилась ревнивой и даже собственницей, когда речь заходила о большом дяде, доходило до того, что однажды она настояла на рубашке с длинным рукавом, когда к ним зашли приятели с женщинами, тогда Агате вдруг показалось, что одна из них слишком оценивающе смотрит на руки Ярослава. Он переоделся, молча, но улыбаясь, а потому долго целовал её в проходе между комнат.
- Потом у меня появились дети и не стала Лёши, всё очень просто.
- И он уже не был твоим единственным…
- Нет, я несколько раз напивалась… и… в общем, я не очень хорошо помню, но стыдно мне не было, и сейчас не стыдно, - с вызовом.
- И не должно быть.
- Ты не бросишь меня? Не бросай меня, пожалуйста, - она была готова заплакать и умолять Ярослава не бросать её, настолько она привыкла к этому большому мужчине, к его поддержке и словам, она привыкла к его ласкам, иногда теряющим налёт сдержанности, и тогда сама Агата стонала и просила ещё и ещё, и ещё. Привыкла просыпаться рядом с ним, а между ними, поперёк, уложив голову на спину Агаты и ножки на Ярослава, спала Машенька, поигрывая соской. Привыкла, что с Лютиком русским языком теперь занимается большой дядя, а Арни, кажется, всё-таки бросил курить, после «мужского разговора». Пожалуй, никогда в жизни Агата не чувствовала себя настолько расслабленной и отдохнувшей, и, наверное, счастливой. По-другому, не как с Лёшей, но определённо счастливой. И она отчаянно не хотела терять это своё счастье.
- Не бросай…
- Кто тебе сказал, что я брошу тебя, не собираюсь я тебя бросать, пока ты хочешь быть со мной – я твой. Мне нравится быть твоим. Большой дядя и маленький котёнок, знаешь, в этом есть своя прелесть, к тому же я уже обезопасил все шкафы, розетки и лестницы в доме из-за нашей Машеньки, думаю, я уже потерян для остальных женщин.