Страница 3 из 25
И вот из снежной взвеси, за которой едва-едва виднелся пик Шиханки, горы, что над прудом заводским стояла, показались две женщины и мужик. Одеты по старинке, такие вещи Снежанка в баушкином сундуке видала. Мужик — в овчинном тулупе и длинном широком чапане изо льна — кафтане таком, что зимой поверх одежи надевался, в сундуке был похожий, из толстого сукна да ещё с обшитыми кожей локтями. Овчина нараспашку у мужчины-то, и под нею — шелк короткой рубахи из холста, затканного синей пряжей, а из-под рубахи той порты виднеются. Женщины — в праздничных кафтанах, крытых кармазинным черным сукном, тоже явно старого производства. Под ними — сарафаны старинные. Чудно.
Явившиеся из метели призраки долго молчали, стоя напротив Снежанки — вот и успела она и рубаху у мужика разглядеть, и сарафаны на женщинах — круглые, ситцевые, шелком украшенные они были. На ногах у блазней коты — ботинки праздничные, и вообще одежа богатая больно.
И тут мужик протянул Снежанке гостинец — расписную цветную полушалку, платок да высокие ботинки на пуговицах, а женщины — сарафан шелковый и полушубок. Откуда и взяли всё — вроде только что руки пустые были. Словно из метели выдернули.
Поклонились призраки Снежанке и медленно повернулись, чтобы уйти. Спины их согбенные вскоре снегом замело, а девушка растерянно смотрела им вслед, едва удерживая тяжелую одежу, не зная, как ее теперь незаметно пронести внутрь. А, может, метнуться к баушкиной избе да в старом сундуке, что в чулашке стоит, и схоронить? Все едино пока не холодно, и мир все такой же застывший, спящий.
Вот что не мерзла она посреди метели — это особенно удивительно было, Снежанка даже попробовала прикоснуться к намерзшему на заборе льду — показалось, будто полудрагоценный камень погладила. Вот диво, так уж диво! А снег идет крупный, хлопьями белыми оседает на земле и избах, на деревьях и кустарнике, и кажется, что это бабочки летают в сумраке.
Бросилась Снежанка к воротам баушкиного дома, слушая завывания вьюги, страшно — жуть, но отчего-то подарок призраков, которые так похожи были на мастеровых прежних времен, жалко стало. Захотелось спрятать от чужих глаз, а потом примерить, когда в избе никого не будет.
Проскочила Снежанка проулком, вбежала в распахнувшиеся чудесным образом ворота, промчав к калиточке, ведущей к крыльцу — высокому, с перилами по краям. Двери в сени тоже раскрылись сами собой, словно помогал кто Снежанке, она в чулашек-то и влетела птахой всполошенной, глядит — а крышка сундука уже распахнута, и на ней сидит чумазый старичок. Лицо у него скуластое, красивое, как у деда на фронтовой фотокарточке. Не зря говорят, что похожи домовые на своих хозяев — этот, видать, Паньку своего больно любил, уж третий десяток годков пошел, как дед умер, а домовик лика своего не меняет. Снежанка деда не знала, родилась после того, как не стало старика, но сейчас интересно было поглазеть на духа домового.
— Ты ложь сюды, ложь, чего зенки пялишь? — грубовато спросил дедушко, край сундука поглаживая. — Я от взоров-то чужих сберегу… Как Морозко на своих ледовых санях за тобой прикатит, так сразу бушь знать, где вещички-то. Принарядишься, и на свадебку! Хороша невеста выросла, ай, хороша!..
— Какой ещё Морозко? — ахнула Снежанка, вспомнив косматого старика в длиннополой шубе — таким духа зимы представляли сказочники. В народе говорили — ходит, мол, по лесу, стучит посохом по деревьям, отчего они инеем покрываются, песнями своими вьюги да метели зовет. Волосы его седы… белы, как снег… Глаза — лед озерный. Злой он больно да ярый.
Но домовой ничего не ответил больше, вырвал из рук оцепеневшей от происходящего Снежанки гостинцы зимних духов да и захлопнул крышку сундука, перед тем швырнув туда одежонку.
И исчез, будто его и не было. Видать, озлился.
А Снежанка назад, к Часихе, бросилась — очнется старуха, если вовремя не вернуться, ошалеет еще. Да и то правда, как объяснить, куда испарилась-то из-за стола?
Но духи зимы пожалели старуху и дали Снежанке время добежать до ее избы и плюхнуться тяжело на лавку. Как раз в это время мир и ожил: вернулись привычные звуки и запахи, цокнуло блюдце о чашку, огонь затрещал, кот грохнулся о половицы, возмущенно мяукнув, будто не понимал, отчего завис в воздухе.
— А ты чего глядишь, будто блазня увидала? — зыркнула на Снежанку Часиха, пригубив чаю, как ни в чем не бывало.
А ведь и, правда, увидала. И не одного! Вот жуть.
Но Снежанка лишь неопределенно передернула плечами, будто к ним паутина прилипла. Оставалось понять, чего призракам этим от нее надо. А кто лучше тетки Марейки скажет? Она видящая, все наперед знает, мамка вон сказывала, они с подружками завсегда к ней бегали, и все сбывалось, что Марейка говорила. Точно, так Снежанка и сделает — едва рассветет, сразу к тетке. И сейчас бы хотелось помчаться, да уж стемнело почти, баушка с ума сойдет, куда ее внучка-хлынка опять умчалась, на ночь глядя. Да и страшновато было в такую-то метель на гору идти. Еще заблудится!
И Снежанка опасливо покосилась на окно, за которым вьюга мела, а узоры морозные еще красивее стали, еловыми ветками стекла украсив. На миг показалось, что там лицо блазнится мужское. Но моргнула Снежка, и прошло все.
Тихая жизнь уральской глубинки нравилась Снежанке, хоть и была она более привычна к казенному дому со всеми удобствами — бегать зимой из бани не слишком привлекало, зато кожа после парилки становилась чище, словно светилась изнутри, да и волосы пышнее от местной воды становились.
Но вот жить в таком домике, как у тетки Марейки, девушка точно не смогла бы — изба смотрела махонькими окошками в лес, что за Первомайкой раскинулся, вся перекособоченная, в землю вросшая, казалось, вот-вот обвалится крыша, которая мхом поросла. Но зато с холма, на котором сруб стоял, виден был весь Усть-Катав — и Шубино, и Центр с Колонией, откуда когда-то начинался город, и Гора, и микрорайоны с новыми постройками, и даже часть Паранино, где когда-то были выселки с бараками осужденных. У пруда высилось серое заводское здание, которое Снежанка в детстве считала своим домом, где с родителями жила — залезет, бывало, на забор или перекрытия качели в баушкином палисаднике, и таращится на открывшееся раздолье. Иногда она скучала по дому, но стоило в гости к баушке сестрам прийти, как вся грусть испарялась, хотелось проказничать, искать сокровища в ближнем лесу или домового выманивать пряниками да молоком. Девчонки всегда озорными были, сладу с ними не было.
Раньше Снежанка по лету приезжала, но зимнее Синегорье поразило ее белыми горами и кристально-чистым голубым небом. И сейчас, поднимаясь к теткиному домику, то и дело проваливаясь в сугробы, Снежанка не могла перестать любоваться открывающимися видами. Снегопад кончился, тучи давно разошлись, и сапфировый купол небес раскинулся над горами. Морозный воздух, свежий и ясный, упоительно пах сосной, а солнце ласково скользило по скальным отрогам, и его лучи пускались в пляс по замерзшему пруду и реке Юрюзани, тремя мостами перечерченной. Искрились эти лучи, сверкали, и казалось, что весь мир застыл в горном хрустале зимних грез. Как в волшебном шаре, внутри которого спрятан маленький город и насыпан искусственный снег — встряхнешь его, и заметает снегопад улочки и домишки, и кажется тебе, что ты настоящий чародей!
Вот было бы здорово промчаться здесь над горами, натрусить еще больше снега на лес и речку! И Снежанка засмеялась, представив себя в белой шубе да на санях огромных, точь-в-точь, как у Снежной Королевы из сказки. Но тут же погрустнела, смех ее утих — вот, размечталась, малахольная, правильно Часиха ее вчера ругала! Разве ж бывает такое на самом деле?
Но в этом удивительном мире, сверкающем и искрящемся от снега и солнца, казалось возможным все — и встретить зимних блазней в довоенной одежке, и сесть в ледяные сани, чтобы промчаться на них по заснеженным холмам прямиком в чертоги Морозко, царя зимы и холода.
Снежанка нервно передернула плечами и повернулась к темнеющему на горе бору, на фоне которого маленькая изба тетки Марейки показалась похожей на домик Бабы-Яги. Ругая себя за слишком живое воображение, девушка подбежала к воротам и потянула на себя створки, которые гостеприимно распахнулись навстречу. Старуха воров не боялась, жила бедно, а так как собак никогда не держала, то и во двор ее можно было войти безбоязненно.