Страница 7 из 18
От всего этого у Наоэ разболелась голова. После полудня он даже начал срываться на грубые оскорбления в адрес жалобщиков и насильно выпроваживать их из замка. Когда пришла Сэйган, Кагецуна немного приободрился. Женщина взяла у него часть просителей, и ловко с ними разобралась, отвечая на их вопросы коротко, вставляя буддийские нравоучения. Так, к концу часа обезьяны*, всё было кончено. Тех, кто не успел сегодня получить ответы, на мучающие их вопросы, попросили прийти на следующий день.
–Эта работа выпивает из меня все соки.– Наоэ облегчённо вздохнул, стянув с головы мокрую от пота, эбоши. – Когда же мы уже наведём порядок и распределим все должности!
* Час обезьяны – с 13-00 до 17-00 ( стар. Яп.)
– У вас на это не хватает времени?– спросила Сэйган, хотя, знала ответ. Вопрос был задан для того, чтобы поддержать, выбившегося из сил Наоэ.
–Определённо!– тяжело выдохнул Кагецуна.– У нас постоянно, что-нибудь случается! Когда мы покончили с Харукаге, возникли проблемы на севере, только мы их усмирили, появились союзники с Садо, с просьбой о помощи, покончили Садо, помер старый сюго и тут началось! Боюсь подумать, что произойдёт дальше! Не иначе, как на нас нападут, скажем, Ходзё или Такеда!
–Успокойтесь Кагецуна-сама.– Сэйган поднялась со своего места, зашла за спину Наоэ и опустив руки ему на плечи, начала разминать.– Расслабьтесь, вы слишком напряжены.
– Госпожа Сэйган, вам не следует…– Кагецуна оцепенел от такого поступка женщины, но был не в силах отпрянуть. Подумать только, мать его господина и жена бывшего даймё, разминает ему плечи. Он и не мечтал о таком, хотя, грезил в своих потаённых мыслях.
–Каннон милосердна ко всем.– прервала его монахиня.– А вы заслужили хотя бы немного отдыха.
Наоэ попытался расслабиться. Напряжение сняло ещё то, что он и Сэйган остались одни. А значит, не поползёт никаких слухов, что знаменитому распутнику, Наоэ Кагецуне, массирует плечи самая известная женщина в Этиго, да ещё и монахиня. Он всегда любил госпожу Тору, как её раньше называли, но она для него была под строжайшим запретом. Настолько, что даже за неподобающую мысль о ней, он ту же вспорол бы себе живот.
– Господин Наоэ!– послышался голос стражника, за закрытой сёдзи. Кагецуна и Сэйган вздрогнули от неожиданности.
–Что тебе?– спросил Наоэ, с неохотой освобождаясь из рук женщины.
– Ещё два посетителя!– ответил тот.
– Приёмный день закончен!– нервно сообщил Кагецуна.
– Они не к вам. Они к госпоже Сэйган. Это Кошин Кагенобу и Ясуда Нагахидэ.
И Наоэ, и монахиня удивлённо переглянулись. Что нужно было этим двоим, да ещё и от матери даймё. Кагенобу, ещё куда не шло,– он являлся её племянником, но Ясуда?
–И ещё. Они просят принять их по отдельности.
– Проси!– распорядилась Сэйган и заговорщицкими, кошачьими глазами, посмотрела на Кагецуну.
– Я, пожалуй, пойду.– Наоэ понял намёк без слов. Нехотя поднялся, размяв затёкшие, от долгого сидения, суставы и юркнул за потайную дверь, что располагалась прямо за спиной женщины. Там он и устроился. Уже, по укоренившемуся обычаю, разговоры с подобными лицами, требовали дополнительных ушей. А у данных лиц, наверняка было что-то важное.
Вскоре вошёл Кагенобу. Как всегда напыщенный и гордый, хотя и одевался не очень броско, серая дзинбаори с родовым камоном, накинутая поверх коричневого косодэ и тёмно-зелёные хакама. Кошин сел перед Сэйган и низко поклонился, коснувшись лбом пола.
–Госпожа,– начал он, как всегда с ярких приветствий.– я рад видеть, что вы находитесь в добром здравии, а значит будете радовать нас ещё долго своим присутствием и снисходить до нас, ваших покорных слуг и вечных защитников! В знак моего к вам уважения и искренних, добрых намерений я преподношу вам щедрое пожертвование вашему храму, дабы вы и дальше процветали и несли нам милость Каннон Милосердной!– Кагенобу придвинул ближе к женщине, красивый и яркий свёрток из шёлковой ткани, принесённый с собой. Не трудно было догадаться, что в нём находиться золото, а это значит, что Кошин что-то хотел. То, что имело для него большое значение.
–Ты неспроста посетил меня Дзюро.– выслушав Кагенобу, обратилась к нему Сэйган, назвав его личное имя.-Раньше ты этого не делал. И уж, тем более не подносил дары нашему храму. Что ты хочешь?
Прямой вопрос женщины поставил его в неловкое положение, ведь он намеревался ещё немного распаляться в комплиментах и пожеланиях. Что ж, придётся теперь тоже «бить в лоб».
–Я намеревался поговорить с вами об Уэда Масакаге.– решившись, произнёс Кагенобу.– Я хочу просить вас, чтобы вы повлияли на Кагетору-сама и уговорили его казнить изменника. Таким людям не место в Этиго!
–Вот значит, как?– задумчиво проговорила монахиня. Глаза её блеснули кошачьей хитростью.– Значит, ты просишь меня, женщину, отошедшую от мирских дел, жрицу Милосердной Каннон, уговорить собственного сына убить человека? Не просто человека, а мужа моей дочери, отца моего внука и нашего общего родственника?
Кагенобу растерялся. Слова застряли у него в глотке и он, совершенно, по детски беспомощным взглядом, уставился на свою тётку.
–Я, я не это имел в виду.– заикаясь, выдавил он.
–Твою просьбу следует понимать, как-то по-другому?– возмутилась Сэйган.– Или ты пытаешься водить меня за нос?
– Нет, нет, госпожа! Я не пытаюсь вас обмануть!
– Выходит, ты просто хотел купить мою благосклонность?
– Вы всё перевернули с ног на голову!– Кагенобу понял, что его откровенно отваживают, да ещё и в такой манере, будто он маленький мальчик. – Эти деньги, просто добровольное пожертвование и ничего более! Я нижайше прошу простить меня за столь некомпетентную просьбу! Моё почтение,– это всё, что я хотел выказать своим визитом!– он не хотел сориться с матерью своего господина и решил, что нужно поскорей удалиться, пока эта женщина ещё, что-нибудь на него не наговорила. Например: что он попытался нанять убийц для устранения Масакаге.
– Прекрасно!– Сэйган, вдруг, мило и добродушно, прямо по матерински, улыбнулась.– Я благодарю тебя за пожертвование Дзюро, и за то, что ты не забываешь о столь скромной и незначительной женщине, как я.
На этом, Кошин Кагенобу откланялся, кляня себя за то, что дал победить себя женщине, пусть поединок был и словесным.
Следующим вошёл Ясуда. Этот был одет не так скромно, как предыдущий гость. Тёмно-синее хитатарэ*, украшенное по всему костюму родовыми гербами-камон – восемь малых кругов, вокруг одного большого. Волосы были убраны в длинный хвост на затылке, а на лоб ниспадали несколько прядей. Лицо продолговатое, чуть приподнятое, так, чтобы кончик прямого носа всегда смотрел вверх. Губы тонкие и узкие, практически никогда не растягивались в улыбке. Ясуда всегда выглядел так, будто он самый умный человек в Этиго, а может и во всей Хиномото. Но Сэйган видела его глаза. Хоть они и были небольшими и глубоко сидели в глазницах, в них читалось, что Нагахидэ честный, преданный и чувственный человек. А его надменность и чрезмерная гордость, ни что иное, как сплошная показушность, дабы ввести людей в заблуждение.
*Хитатарэ – В конце эпохи Хэйан хитатарэ, наряду с тем, что оно являлось церемониальной одеждой военного сословия, надевалось также под военные доспехи. Ввиду того, что на поле брани это облачение призвано было подчеркивать боевую мощь воина, оно выполнялось из парчи и роскошных шелковых тканей, разнообразных расцветок, узор также выполнялся как можно красочнее. Функция одежды, надеваемой под доспехи, выделилась и с эпохи Сэнгоку начала самостоятельное развитие.
После обмена приветствиями Нагахидэ заговорил первый:
– Я не отниму у вас много времени госпожа Сэйган. Прошу вас, выслушайте меня до конца и только потом спрашивайте?.
Монахиня с любопытством кивнула. Ясуда был таким серьёзным, что казалось, будто он чем-то озабочен, поэтому женщина решила его не перебивать.
–Благодарю вас!– он вежливо поклонился и продолжил.– До моего визита у вас был господин Кагенобу. Я знаю, о чём он просил вас и поэтому я здесь. Через несколько дней сюго огласит приговор Уэда Масакаге и, поэтому я прошу вас, не говорите господину о сегодняшней встрече с Кагенобу-саном. Пусть Кагетора-сама сам решит судьбу Масакаге. Я не просто прошу, я умаляю вас!