Падение

— Ну, чего ты маешься? Набери его, узнай, все ли нормально, — советовали мне девчонки, когда мы занимались ремонтом комнаты. — В этом нет ничего зазорного, думаешь он до сих пор не понял, что нравиться тебе? Телефон для того и придуман!

— Я знаю, но… Вдруг, случилось что-то плохое и ему не до болтовни? Короче, я запуталась! Девочки! Наверное, это финиш! Если вчера я еще могла на что-то надеяться, то сейчас думаю, можно и не мечтать о нем… завтра я уеду и все! Полный крах!

Ира сказала тогда, что если Андрей действительно тот единственный, то судьба обязательно сведет нас вновь, а я не стала объяснять, что совершенно не желаю проверять, моя ли он половинка… Потому что, не знаю, какие планы у фортуны на мой счет, но сама я уже все решила — другого мне просто не надо. Уж слишком высоко теперь задрана планка…

— Что ж ты, не кушаешь ничего? Время пять, а ты с утра ни крошки в рот не отправила? Смотри, какие я пироги напекла-загляденье! — вырвал меня из размышлений голос старушки.

— К мамке наверно едет? Студентка поди? — обращается ко мне все тот же мужчина.

— Да, — из вежливости не оставляю вопрос без ответа, так и не прикасаясь к предложенной выпечке.

— Ну, тогда, Валентина Ивановна, все с ней понятно! Такой же был! В городе в училище на автослесаря учился…Так, как домой не соберусь — кусок в горло не лезет. Организм для мамкиной стряпни сам место бережет. А потом, как натрескаюсь ее щей да картошки, аж голова кругом!

Я вяло улыбаюсь, даже не думая его разубеждать, и вновь поворачиваюсь к окну.

— Пойду-ка, до тамбура прогуляюсь! Сердце шалит, а все никак бросить не получается! Прицепилась ко мне эта зараза! — доставая из пачки сигарету, мужчина направляется в конец вагона.

— Что ж ты, уважь старуху! Мои пирожки никого равнодушным еще не оставляли, — вновь наседает бабулька, когда мы остаемся вдвоем. Я молча качаю головой и пытаюсь сгладить отказ слабой улыбкой.

— Влюбилась поди, теперь и поесть некогда, одни поцелуи на уме? — хихикает женщина, в то время, как я сгораю от смущения.

— Нет, что вы, просто пока не хочется… — стараюсь ничем не выдать свое удивление, уж больно наблюдательная соседка мне попалась.

— Знаем мы, как это бывает! Проходили, сама лет пятьдесят назад, как и ты, о еде забывала, — я внимательно вглядываюсь в ее покрытое морщинами лицо, не находя, что же мне ей ответить.

— Или ты думаешь, что я сразу, помятая как сухофрукт, родилась? — искренно смеется собеседница. — Брось ты печали свои, любовь-любовью, а о себе забывать не стоит! Кому ж ты нужна будешь, худая, как вешалка?

Я не могу не улыбнуться.

— Давай-ка, садись и булочку жуй! — понимая, что она не уймется, я послушно устраиваюсь напротив. — Что ж ты, с женихом что ли разругалась?

— Нет, не с женихом… Да и не понятно совсем, кто он мне… — почему-то, считаю нужным поддержать разговор. Вся прелесть подобных знакомств в том, что, покинув вагон, я больше никогда ее не встречу.

— Не понятно ей, — вновь смеется Валентина Ивановна. — Человек сам свою судьбу кует, так что меньше жалей себя-больше действуй! Я вот молоденькая, после института, по распределению в захолустье поехала детишек местных учить! Так вот, как увидала местного трудовика, так сразу и решила — замуж только за него пойду. А он красавец был… Словами не передать! Плечи во, — руками демонстрирует их ширину, явно преувеличивая, — высокий, статный такой! Волосы рыжие-рыжие! Все девчонки по нему с ума сходили, такие красавицы его обхаживали, что и соваться страшно! А ведь как хотелось! Помоложе-то я еще ничего была, но им и в подметки не годилась. А все туда же, красавца мне подавай!

Я внимательно слушаю ее рассказ, не замечая, как справляюсь с первым пирожком.

— Как только ни пыталась внимание привлечь: то табурет починить принесу, то полка в комнате у меня упала, а он как скала, словно и нет меня вовсе! Мне подруги говорили: «Валька, брось ты это дело, не чета он тебе!», а я верила — моим будет и хоть умри тут!

Она улыбается и замолкает на время.

— Сорок семь лет с ним прожили, по-разному конечно бывало: и посуду били, и с кулаками друг на друга кидались, а не разу не пожалела, что не отступила. Вот пять лет, как схоронила его, а все сердце заходиться, как улыбку его вспоминаю! Сын мой, первенец, точная копия его, смотрю и диву даюсь, словно Генка передо мной стоит… Ни на одну юбку внимания не обращал, говорил, что все это мишура, главное, чтоб рядом с человеком душа пела!

Я стараюсь представить молодую девчонку, с любовью и преданностью взирающую на красавца Геннадия, пытаясь ни шорохом, ни лишним словом не мешать ей окунаться в океан своих воспоминаний.

— Троих деток мы с ним нажили, сынок, да две девчонки! Думаешь вышло бы что-нибудь, сиди я как ты и сопли на кулак мотай? Мужчина может и голова, но пока его в нужную сторону не развернешь — никакой каши с ним сварить не получиться. Там, где есть место любви — слово гордость не должно и произноситься. Поняла, что не можешь без него — дай понять, что от тоски изнываешь, а уж дальше пусть действует! А ты тут голодать решила! Тут как на войне, силы понадобятся!

Перед сном, после долгих разговоров с родителями на нашей небольшой кухне, я долго прокручиваю наш разговор с Валентиной Ивановной, и, когда сон почти завладевает мной, я все-таки беру в руки мобильный и быстро набираю сообщение, нажимаю на кнопку «отправить», не давая себе возможности передумать. И даже если он посчитает меня навязчивой глупой девчонкой, мне становиться чуточку легче, когда простое «Привет, я скучаю. Набери как освободишься…» доходит до адресата.

— Ты меня отвлекаешь, — не в силах сдержать рвущийся наружу смех, пытаюсь скинуть с себя тяжесть чужого тела. Чувствую его легкое дыхание и покрываюсь мурашками…

— Я не виноват, что ты такая аппетитная! — осыпая быстрыми поцелуями мои бедра, облаченные в короткие шорты, проходится горячими ладонями по моей спине.

— В этом может и не виноват, но если меня отчислят — можешь смело сказать себе спасибо!

Он не прекращает этой сладостной пытки и, просовывая руки под мой живот, начинает бороться с резинкой на моей пижаме.

— Не убедила… Прости, но это выше моих сил.

Я отбрасываю в сторону учебник и, поворачиваясь всем телом на нашем стареньком красном диванчике, с серьезным выражением лица смотрю в его карие глаза.

— Тебе придется всю жизнь меня содержать, — вполне весомый аргумент, как мне кажется, но он уже прокладывает дорожку к моей груди, стараясь коснуться своими губами каждого открытого участка моей кожи.

— Заманчивая перспектива, так что не думай, что сможешь меня этим напугать, — хищно улыбается и отрезает любую возможность для разговоров, накрыв мой рот требовательным поцелуем. И я вновь сдаюсь… Так происходит всегда, когда расстояние между нами сокращается на столько, что дыхания смешиваются, а тело начинает гореть от такой тесной близости. Он медленно заставляет меня забыть обо всем, что еще пару минут назад казалось важным, вознося на вершину, с которой мне не дают упасть его мягкие губы и обернувшиеся вокруг талии крепкие мужские руки.

— Я не могу учиться, когда ты делаешь это, — вычерчивая указательным пальцем круги на его подтянутой груди, признаю очевидное.

— Делаю что? — брови его ползут вверх, но улыбка выдает с головой — он прекрасно понимает, о чем я.

— Сам знаешь! Первый экзамен уже после завтра, а я до сих пор не готова! — не унимаюсь, прикрывая обнаженное тело клетчатым пледом.

— Сдашь! Улыбнись ему пару раз и пятерка в кармане!

— Ты предлагаешь мне соблазнить преподавателя? — со всей серьезностью задаю свой вопрос, надеясь, что укор в моем взгляде заставит его устыдиться.

— Нет, малышка, я предлагаю немного пококетничать, и обещаю не ревновать, если конечно он не станет распускать руки!

— Андрей, ему наверно лет восемьдесят и если я и смогу его заинтересовать, то только как девушка, подходящая на роль сиделки!