Избранная дракона

— О родных чего-нибудь помнишь?

— Все в Гремячинске, — обреченно ответила и расплакалась. Я, конечно, жила в глуши, но что себя обманывать: две луны, странное солнце, приближающиеся стены города, ослеплявшие белизной, огромные городские ворота, поражающие размером и толщиной шипов, украшавших ее поверхность… — подталкивали к мысли, что, возможно, из-за кольца перенеслась в очень даже странное место. Коря себя за любопытство, я перечисляла названия известных городов, но бородатая спутница все больше хмурилась. А потом, стянув фальшивую бороду, привязанную веревочкой, почесала подбородок и вымолвила:

— Лах с тобой! Но у ворот молчи, как немая, или пеняй на себя! А будешь лениться

— катись на все четыре стороны! — она протянула мне какую-то коричнево-бурую тряпку похожую на шаль и велела прикрыться.

Мы медленно подъезжали к страже, стоявшей у огромных, окованных железом ворот.

Четверо мужчин в широких штанах, заправленных в сапоги, рубахах, кожаных доспехах с металлическими заклепками, мечами и копьями подозрительно разглядывали меня, и я так испугалась, что и без наставлений женщины не смогла бы вымолвить ни слова. Особенно, когда один из них спросил хриплым голосом:

— Это кто?

— Родня, — ответила спутница.

— Чего ж не бородатая? — усмехнулся страж.

— Дык, поди, в другом месте гуще… — начал было пошлить худой весельчак, стоявший за его спиной, но после толчка рослого сослуживца замолк.

— Гляди, Ветис, с таким языком без зубов останешься. Горе-то какое: ни бороды, ни зубов, — не осталась в долгу моя «бородачка». — Но могу тебе паклевую подарить!

— Зато у тебя, как погляжу, все прилагается, — огрызнулся тот.

— Ты ему, Тиаса, мозгов подари хотя бы из пакли, — отшутились стражи и махнули рукой, что можно проезжать.

Мы поехали дальше. Я обхватила колени руками и удивленно всматривалась в мощеную дорогу и здешние дома. Высокие, обмазанные глиной, чаще всего трехэтажные, где каждый закуток кто-то занимал. На уровне крыш тянулись выцветшие тканяные пологи, затенявшие извилистые улочки от полуденного солнца.

Телега медленно ползла по не богатому району, походившему на грязный, пропахнувший чадом горелого жира, муравейник. Кое-где трепыхались на ветру голубые полотна. Когда пригляделась — увидела, что на них вышиты ни кто иные, как крылатые ящерицы.

«Ничего себе?! У нас на гербе мутировавшие орлы, у них драконы!» — отметила про себя. Пыталась особо не вертеть головой, чтобы не привлекать внимания, однако уже скоро за нами бежали дети, одетые в короткие штаны и рубашки, и кричали: «Тиаса, Тиаса! Кто это?!» Моя спутница в ответ корчила свирепое лицо и грозно рычала. Детвора с визгом разбегались, а потом снова так же окружала, и все начиналось сызнова. Мальчишки от девчонок отличались разве что длиной рубашек и косичками, а в остальном такие же забияки. Некоторые прикладывали к подбородку пальцы и пытались изобразить тяжелую походку Тиасы, но она совсем не обижалась.

Наконец, мы подъехали к ничем не отличающемуся от других дворику, свернули и оказались перед небольшими воротцами. Тиаса раскрыла их, и ослик сам вошел внутрь дворика.

Несколько особо любопытных мальчишек залезли на забор и теперь разглядывали нас сверху.

— Снимай обувку и иди босиком, иначе прослывешь распутницей, — тихо произнесла моя знакомая и раскрыла мешок с ветками, предлагая туда бросить сапожки.

Не привыкла я ходить босой по острым камушкам, но Тиаса не казалась мне злой или подлой, поэтому безропотно последовала ее совету. Однако, как только ступила на нагретые камни, ойкнула и запрыгала. И тут же послышались детские смешки.

Тиаса тем временем отворила деревянную дверь и вошла в узкий, темный проход. Я бросилась следом, лишь бы не стоять на раскаленном дворе и скрыться от любопытных взоров.

Сразу поразил запах, исходящий из темного нутра дома. Сладко-душистный, травяной.

«Наверно, она травница», — подумала. Угасающие сумерки едва очерчивали крутые ступени, уходившие вниз, и больше ничего не было видно. Я осторожно спустилась на одну и услышала:

— Стой на месте. Сейчас зажгу лампу!

Когда тусклый свет озарил помещение — увидела большую комнату с выступами и порогами в неожиданных местах.

— Чтобы чужаки запнулись, вбегая, — скупо пояснила хозяйка дома.

— А-а, — кивнула я и продолжила осматриваться. Небольшие окна занавешены плетеными ставнями. Такие же половики лежали на полу. Большой стол покрыт чистой домотканой скатертью. Лавка, шкаф с кухонной утварью. Все просто, аккуратно, чистенько. У другого окошка стоял пузатый, тяжеленный кувшин на ножках.

— А это что? — спросила. Так и не услышав ответ, обернулась. Изумленная Тиаса смотрела на меня исподлобья, внимательно изучая. Наконец она тихо вымолвила:

— Печь. Неужто и ее не знаешь?

— У нас другие печи, — спохватилась я и попыталась оправдаться. — Я даже готовить умею.

— Лашени? Вирду? Сови?

— Рыбный пирог, отбивные, супы и рагу, — парировала, полагая, что она испытывает: не лгу ли.

— Никогда о таком не слышала.

— А я никогда не слышала о том, что ты перечислила.

— На, — Тиаса бросила мне под ноги нечто, похожее на плетеные сандалии.

Сходу поняла, что они большие для меня, но ведь дареному коню в зубы не смотрят. Поэтому поблагодарила и принялась надевать их.

— Есть будешь?

— Буду, — я скромная, однако в меру.

Пока хозяйка дома в чудном кувшине грела еду, одним глазом поглядывала, как я повязываю сандалии. Не выдержав, положила ложку на стол и подошла.

— Что? И плетеных сандалий не видела?

— У нас застежки другие, — промямлила в оправдание.

— А ложки те же? — она приподняла бровь.

— Ага. И миски. И поесть любим так же.

— А работать?

— Кто ж любит, но ведь надо, — отшутилась. — Без труда и рыбку не вынуть из пруда.

— Верно. Тогда ешь и за работу… — Тиаса уже сняла дурацкую мочалку с лица и выглядела как обычная пышногрудая женщина. Не красавица и не уродина, чуть грубоватая, любящая пошутить. По правде, было любопытно узнать о ней больше, но я решила не наглеть.

Вкусную бобовую похлебку съела быстро.

— Спасибо. Помочь посуду помыть? — спросила.

— С двумя мисками сама справлюсь, а вот с лозами придется повозиться…

С лозами мы не просто повозились, а намучились. Во всяком случае, я с непривычки.

Притащив мешки в комнату, принялись очищать гибкие ветки от листьев.

— Как звать? — наконец-то спросила моя спасительница.

— Лена.

— Глена? Красиво. Родовито.

— Обычное имя, — пожала плечом.

— Сама тонюсенькая, как тростиночка, бледненькая, ручки беленькие, только одежа непотребная.

— И сразу блудница?

— Или блудница, или ограбили и бросили. Лах его знает. Мне дела нет. А если будешь лениться…

— Не буду, — отрезала я, и мы продолжили работать.

Справившись с листьями, уложили голые ветви в большой чан, залили водой и поставили на огонь. Доведя до кипения, накрыли крышкой и отправились спать.

Готовя мне постель, Тиаса пробурчала:

— И все же странная ты. Даже про бороду не спросила.

— Если носишь — значит, так надо. Да и все мы со странностями.

— Ну-ну, и в ком из нас больше? — покосилась на меня. — Завтра рано вставать. Работы много.

Она постелила мне на втором этаже, а сама улеглась на самом верхнем — третьем.

Я сильно перенервничала, устала, поэтому вертелась на непривычно жесткой постели и то и дело вздыхала. С улицы доносились голоса, хорошо проникавшие сквозь плетеные ставни. Где-то совсем рядом перекрикивались соседи… Но я все-таки заснула

Глава 2

Утро началось со вчерашней сладковатой похлебки и половины лепешки, которую хозяйка дома великодушно разделила со мною. Потом сели очищать отмоченные стебли. Тиаса поначалу молчала, но когда поняла, что я не лентяйка, подобрела и принялась наставлять:

— Зажимай между крепежами чана — шкурка легко снимется, — и ловко продемонстрировала процесс, занявший не больше пары мгновений.