Страница 1 из 11
Сердце умирает медленно
Лена Сокол
Четыре часа.
Столько дает современная медицина от первого надреза на теле донора до последнего шва в теле реципиента — человека, которому делают пересадку сердца. Спустя это время орган станет попросту непригодным, поэтому счет идет буквально на минуты.
Орган погибшего человека способен обеспечить жизнь другому человеку на многие годы. И это настоящее чудо. Новый шанс для смертельно больного.
Врачи сразу видят, как сердце начинает биться в новом теле. Но, к сожалению, пересадка не является завершающим этапом лечения и не несет в себе полного исцеления — это всего лишь первый шаг в будущей борьбе за то, чтобы продлить срок своего существования.
Чтобы новое сердце продолжало биться, придется прикладывать немалые усилия.
Эта книга посвящается всем, кто ежедневно спасает человеческие жизни.
Она также посвящается всем тем, кто верит в медицину, но хотя бы раз в своей жизни задумывался о том, где на самом деле живет в нашем теле Душа.
Глава 1
— Держи! — Райан требовательно вложил в мою ладонь тонкую веревку. — Как только начинает падать, резко подтягивай его на себя!
Я улыбнулась, просто чтобы сделать ему приятное.
Воздушный змей начал плавно опускаться вниз. Еще бы. Нужно постоянно двигаться, чтобы он оставался в воздухе и продолжал лететь. А я лежала на плетеном кресле, укрытая пледом, и с трудом держала руку, поднятой вверх.
— Вот так, да. Хорошо! — Звонко рассмеялся Райан.
Он едва удерживался от того, чтобы выхватить несчастную нить из моих рук и прервать падение змея на землю.
— У тебя хорошо получается Эмили, — кажется, его лицо даже выглядело искренним, пока он произносил эту нелепость.
— Теперь ты, — тихо пробормотала я, вручая ему веревку.
С севера налетел долгожданный ветер, и яркое цветное полотно резким потоком воздуха подбросило вверх. Крылья змея задрожали под напором стихии, резные края, изображавшие перья, затрепетали, отдаваясь тихим шелестом в ушах.
— Вот это да! — Воскликнул обрадованный Райан и, пытаясь выровнять траекторию полета, побежал по газону вдоль забора, проходившего по границе нашего внутреннего дворика.
Я поежилась и оглянулась в сторону дома. Мама вряд ли позволила бы мне выйти на улицу в ветреную погоду: не дать мне простудиться или заразиться чем-нибудь — одна из ее первоочередных задач с самого моего рождения. Поэтому-то она и нахмурилась сегодня утром столь скептически, когда Райан заносил к нам в дом воздушного змея. И довольно улыбалась, когда он тщетно пытался заставить его взлететь битых полчаса.
Зато теперь, когда прохладный воздух все-таки осчастливил нас своим появлением, мне ужасно не хотелось, чтобы мать заметила его дуновение и испортила своими нравоучениями нам всю прогулку. Хотя, будем откровенны: мою вылазку трудно было назвать полноценной прогулкой, ведь я не вставала с кресла, пока Райан носился вокруг меня со змеем, но лишаться такой чудесной возможности побыть наедине с ним мне очень не хотелось.
Они продолжали ссориться. Мама и папа.
Обычно эти двое постоянно что-то делили или привычно соревновались в том, кто из них лучше заботится обо мне. Но сейчас… Кажется, конфликт набирал обороты. Я сделала этот вывод не потому, что они размахивали руками или хаотично перемещались по комнате, а потому что даже не смотрели сейчас в нашу сторону.
Обычно для мамы делом принципа было портить все мои встречи с Райаном своим присутствием: она подслушивала, подглядывала, беспардонно влезала в разговоры и считала приемлемым врываться в комнату в самый неподходящий момент. А отец, тот и вовсе — своё присутствие на наших свиданиях считал делом обязательным. И взгляда от парнишки не отрывал ни на секунду, будто боялся, что, если отвернется хоть на миг, то тот непременно воспользуется этим шансом, чтобы обесчестить его дочку.
Хотя Райан и не помышлял о таком. Наверное. Да и встречи наши свиданиями назвать можно с бо-о-ольшой натяжкой. Мы с ним просто приятели. Одноклассники. И то формально.
Я числюсь в их классе с тех пор, как поступила в школу. Когда-то мне было немного лучше, и мама не теряла надежды, что у меня выйдет периодически быть нормальной: ходить на уроки со всеми, хотя бы время от времени. Но для того, кто с трудом может удержать рюкзак за плечами, чье здоровье постоянно пошатывается от «терпимо» до «опять операция, опять больницы», ходить в школу, как все нормальные дети, это что-то очень самонадеянное, почти из области фантастики.
Так что мне довелось побывать в здании учебного заведения всего несколько раз. Конкретнее — семь. И это в течение целого десятилетия. В остальное время, если я и обучалась, то дистанционно. И то — тоже только, когда была в состоянии это делать.
— Гляди! Гляди, как он высоко летит! — Окликнул меня Райан.
Но я все еще смотрела на дверь. Она была закрыта не плотно, и до меня долетали обрывки реплик, которые заботливые родители метали друг в друга, как острые ножи.
— Так вышло! — С досадой отец схватился за голову.
— Вышло?! — У матери от гнева перекосило лицо. Она швырнула фартук на пол и подлетела к нему разъяренной фурией. — Лучше бы ты научился пользоваться резинкой к своим-то годам! Тогда мне не пришлось бы краснеть перед соседями! Скажи-ка, весь Блэкли [1] уже знает, что ты обрюхатил свою секретаршу, или еще нет?
Он успел увернуться от удара ладонями в грудь:
— Лиз, прошу тебя!
— Твои что-то расшумелись сегодня, — мягко сказал Райан, появившись перед моими глазами и осторожно прикрыв дверь.
Обрывки слов больше не долетали до нас. Они остались за прозрачным стеклом, повисли тяжелым напряжением внутри дома.
«Только не волноваться. Спокойно», — уговаривала я себя, стараясь дышать ровно. — «О, Господи, он тоже слышал. Райан всё слышал. Какой позор…»
— А вот и солнце, — словно ни в чем не бывало, пропел парень, подтягивая к себе веревку со змеем.
«Старается меня успокоить? Или, правда, ничего не услыхал?»
Я перевела взгляд на летящий над нашими головами кусок тонкой ткани. Змей ловил потоки воздуха, отчаянно подскакивал, дергался, но снова вставал на нужный курс. Настоящий борец.
«У папы будет новый ребенок. Здоровый. — Мне с трудом удавалось протолкнуть кислород в сжавшиеся легкие. — Это даже хорошо. Не будет сильно убиваться, когда я уйду».
— Смотри, — Райан обошел меня с другой стороны, — сейчас я отпущу его еще выше!
И он размотал веревку, дав змею больше свободы. Побежал по двору, пытаясь выровнять траекторию движения и пустить больше воздуха под крылья тканевой птицы.
А я просто любовалась им. Райаном. Наблюдала, как его голые пятки касаются зеленой травы, как тонут в ней. Как напрягаются мышцы на загорелых руках вчерашнего мальчишки, превратившегося каким-то чудесным образом за последний год в молодого мужчину: широкоплечего, высокого, с забавным баском в голосе и горделивой осанкой.
Он так звонко смеялся, пытаясь обуздать воздушного змея, что я в очередной раз удивилась, откуда в нем столько жизни. Он ведь и есть сама жизнь. Легкий, быстрый, веселый, сильный. Полная мне противоположность.
Мне. С впалыми щеками, прозрачной на просвет кожей, изможденным лицом. Я давно казалась самой себе настоящей трухлей. Стоящей одной ногой в могиле. Не надеявшейся уже на какое-то чудо. Забывшей, а точнее никогда не знавшей, что такое бодрость с утра, задор в стремлении переделать кучу дел, а, уж тем более, элементарная сила в руках.
Сколько себя помню, если не лежала в больнице, я жила на первом этаже нашего маленького дома, в гостевой комнатушке, переделанной под детскую спальню. Просто потому что не в состоянии была подниматься наверх. Если были силы, рисовала. Много. Не для себя. Мне хотелось оставить как можно больше рисунков на память матери — чтобы у нее было еще что-то помимо старых фотографий, с которых я взирала на нее бледным подобием человека.