Ловчие

— Сегодня крайний день. Ты девочка умная. Не подведи нас. Теперь и Котя наша семья.

То ли кивнула Иго, то ли шапку поправила - не понять. Через минуту её уже и на горизонте-то видно не было.

— Ей сто лет?!

— Ей всего три, - просиял однозубо дед. - Я те всё расскажу. По-порядку. Ты, главное, коли, малец, коли дрова-то.

Таких, как она, преследовали во все времена. Детей, появившихся на свет с явными чертами сущностей. Полукровок. Выродков. Если их не убивали суеверные крестьяне, до них добиралась какая бы то ни было церковь или светская власть. И даже если такому ребёнку удалось избежать гнева обычных людей, ему грозила смерть от рук соплеменников собственных родителей, а то и их самих. Существование выродков - угроза всему, угроза Извечной Игре. Уж не знаю, потому ли, что их сверхъестественные способности видны даже спящим… Одни твердили, что есть некое пророчество, другие ненавидели выродков за “противное природе смешение”, третьи уничтожали их от неизбывного человеческого страха неизвестности. И этот постулат соблюдался даже не на уровне родов. Он был един для всех культур.

— А кто она? Что за сущность в ней выродилась? - удар - чурка надвое.

— В Иришке-то?.. - дед редко называл её по имени, когда её самой рядом не было. - Не поверишь…

Я ждал чего-то ошеломительного, и хитрый прищур под густыми белыми бровями только усиливал интерес. Но ответ превзошёл все ожидания:

— А не знаю я.

Колун застрял в очередной чурке. Я выпрямился, выдохнул, стерев пот. Присмотрелся - не издевается.

— Разве можешь ты - и не знать этого?

— Ты не замете, что я узник собственного дома? - дед немного рассердился, но тут же успокоился. - Я многое забывать стал, Котя… Без остального рода какой из меня… эх… Иногда мне чудитси, что Иго была со мною с самого начала… - он опять глядел в снег и наглаживал бороду. - Сто лет назад я пошёл против Извечной Игры и подставе под удар свой род. Я встал на защиту своей дочери, и тем убил остальных. Всех, кто не согласился меня покинуть.

— Твоя дочь…

— Была выродком, - дед глянул вдаль, поверх приземистых домов в пышных снеговых шапках. - Её мать пришла из Азии, была сильна и красива, как… - он вдруг повернулся ко мне. - Ты любил Елену? Тогда ты пойме, насколько была красива моя Нонго. И дочь наша была красива. Я-то знал, что она красива, Котя!.. Но объяснить это людям не суме!.. Мы не выстояли… Я… остался один.

— И поэтому ты приютил Иго.

Дед кивнул. Несмело, как бы даже сомневаясь в чём-то…

— Внутри моей усадьбы меня не увиде никто. В целом мире не увиде. Домовой, мой старый друже, скрывает меня от любого взора, даже самого острого, пока я здесь. Я долго ждал, Котенька. Её ждал, - дед кивнул в сторону деревни, откуда морозный воздух доносил такие отчётливые визги и крики, словно дети играли прямо тут, под тыном. - Тебя ждал. Я дождался, понимаешь?.. Я теперь не один. Теперь може и… пожить ещё.

Он достал смартфон и уткнулся в него, а я больше не заговаривал. Что-что, а боль где-то под сердцем, когда и не вдохнуть толком, была мне ой как знакома… Я просто колол дрова и продумывал план дальнейших действий.

Дети кубарем скатились с горы, визжа и улюлюкая. Как ни пытался я, а разглядеть среди них Иго не получалось. Она бегала так же, как и другие дети. Тоже кричала и смеялась. Неслась наверх, чтобы опять скатиться, и спотыкалась, как и они, ныряя горячим лицом белый снег. Была в такой же шапке по самые глаза и заиндевелом шарфе во всё лицо. Иго, выродок, ничем не отличалась от обычных человеческих детей…

— Сегодня она ляже спать, - дед оторвался от своей отдушины в синей изоленте. - И мне страшно, Котя.

— Почему?

— А как будто всё это уже было. Понимае? - он посмотрел куда-то сквозь меня. - Не так даже сказал… Как будто в прошлый раз всё так и было! Я боюсь её взросления, малец. Пока она маленькая, я шапку ей надел да по попе дал - чтоб не снимала. Поди, дай ей по попе, когда она вырастет. Дети легко её забывае. Каждый раз, когда она ложиться спать, дети её забывае, и это хорошо, Котенька. Она просыпается на три-четыре года старше, и снова знакомится, но уже со старшими братьями-сёстрами тех, с кем с горки недавно каталася. Потом будут ещё старше дети. После и не дети вовсе. А потом… Я не хочу потерять Иго, как потерял свою…

Он пожевал недосказанное и сплюнул. Черты лица погрубели, морщины стали почти чёрными, старчески нависшие веки мелко задрожали. Сосны вдруг ожили и испуганно зашептались, где-то у реки раздался громкий треск старой, отжившей своё ветлы. Китайский смартфон в морщинистых руках деда только и успел жалобно пискнуть - хрустнул и потух.

— Ну вот… Котя, там в Азии-то, може купишь старику новый? - вымученно улыбнулся дед, и я кивнул. - Вот и ладненько. Пока Иго играе, мы о деле поговорим, чаю попьём. Тебе понравился чай? Сам собирал. Ещё когда мог.

Мне предстояло изучать окружающую действительность заново. Это всегда сложнее, чем просто познавать мир, ведь нужно выкорчевать старые убеждения и наложить на кровоточащие раны сознания пластыри новой истины, которые оно порой наотрез отказывается принимать. Всё это совершенно точно не была никакая не компьютерная симуляция, реальность наша была вполне реальной. И слова деда тому служили отличным подтверждением.

— Начнём?

— Ты на меня особо-то не надейся, малец, - смачно, на всю гостиную, отхлебнул чаю дед. - Я старый. Я забываю многое. Да и не забывал бы - время не моё уже.

— Хочешь сказать, что в твоё время не было никаких “рангов” и “ступеней”?

— Неа, - мотнул белой головой дед. - На то Игра и Извечная, малец, что она изменчива. Она велась, когда люди камнями ещё бросались. Велась, когда в дело пошёл порох. Ядрёная мощь у людей, - он потряс треснувшим смартфоном, как проповедник Библией, - появилась, а она никуда не делась. Она всё переживе, малец. Меня. Тебя. Таланты и шкалы всякие в твоём храме не предел. Скоро и храма-то, наверное, не буде никакого в головах ловчих!

— А что будет вместо него?

— Не знаю. Точно знаю одно: никуда не денется только кромешное истребление друг дружки…

— А кто её ведёт-то? Кто за всем стоит? Кому нужно уничтожение одной культуры другими?

Он посмотрел на меня, как на дитя неразумное. Мол, ну говорил же - не надейся на меня. Я выдохнул. Так вот запросто принять новые элементы действительности не получалось, мозг протестовал, брыкался.

— Я своё отвоевал уже. Систему, как видишь, не поломать. Може, ты?..

— Може… - не зло передразнил я.

Лихо дремало всегда. Оцепенение - вот то слово, которое приходит на ум при виде этой сущности. Никогда бы не подумал, что в славянской мифологии может быть настолько жуткое чудище. С другой стороны, кто её знает, славянскую-то мифологию?.. Похождения разудалого греческого полубога по телевизору да стилизованная под Египет фантастика - это да, подобного добра ещё в детстве хватало.

Лихо тоже было первой ступени. Класс обычный, по природе - дух мщения. Но если у нхакала столбец роста был заполнен на треть, то у одноглазого он пустовал. Ничего, это ненадолго.

Экран под его постаментом утверждал, что с талантом первой ступени у лихо мне даже повезло. Потому как не всякий мог оказаться у него в отмеченных, как у нхакала. Это должен быть человек, по своей воле совершивший убийство, иначе лихо и глазом не моргнёт. А лысый совершил не просто убийство, а тройное. Если вдуматься, он и меня убил тем вечером…

Лысый перешёл к лихо “по наследству”, и дед предупредил, что с этим могут быть некоторые проблемы. Мол, не делается так вообще-то. Лихо само должно бы видеть человека, которого ей в отмеченные вносят, но иногда, особенно когда за дело берётся патриарх, сгодится и так.

Суть отрицательной стороны лихо заключалась в том, что во время стычки с отмеченным помимо придания неимоверной силы и ловкости против него, оно напрочь отключит у меня инстинкт самосохранения. За лысым я прямом смысле в огонь пойду. Что ж, не так уж и плохо. Наверное…