Страница 5 из 48
— Все в порядке, Боб! Восемь футов и три дюйма… Выше не идет. Теперь забинтуем покрепче ногу и можете отвязывать коня… Ну, ну, не тревожьтесь, поправится скоро.
Но Роберт подавлен. Нет, не все ладно в голове у пастора. Бога он, видно, не боится, хотя служит всевышнему как будто исправно. Когда хозяин в собственном саду подрывал корни у яблони и кромсал хорошие виноградные лозы, то это было чудно — и только. Но перерезать жилу у молодого, здорового коня?!
А Стивен Гейлс торжествовал: серия трудных опытов завершена успешно.
Началось же вот с чего. Увлеченный работами своего знаменитого соотечественника Гарвея, открывшего кровообращение у животных, Гейлс решил изучить движение соков у растений. Должен ведь отыскаться у растений регулирующий орган, подобный сердцу! Такой орган скорее всего скрыт в корнях, — рассуждал ученый.
Но ничего нельзя брать на веру. Давно прошли те времена, когда считали истиной всякие измышления, подобные теориям средневекового схоласта Альберта фон Больштедта. Этот Больштедт, живший в XIII веке и прозванный, вероятно за красноречие, Альбертом Великим, утверждал, что ячмень может превращаться в пшеницу, а пшеница — в ячмень; что из дубовых веток, воткнутых в землю, могут развиться виноградные лозы!..
Если хочешь доказать какую-нибудь истину, то пользуйся числом, мерой и весом, — неустанно повторял Гейлс. И добавлял, что сам господь бог, сотворяя вселенную, измерял, взвешивал, вычислял…
Но как же все-таки отыскать у растения сердце? Ранней осенью Гейлс вырыл в своем саду, под молодой яблоней, яму. Добравшись до бокового корня яблони, пастор с помощью длинной стеклянной трубки, опущенной в ртуть, определил, что корень выполняет ту же роль, что сердце у животного — нагнетает соки в сосуды! Ну, а листья? Ведь они испаряют воду — это известно с давних пор, — значит, возможно, и притягивают ее.
Сидя на краю вырытой им ямы, Гейлс в раздумье рассматривает крону яблоньки. Измерять, вычислять, ничего не брать на веру… Он срезает с кроны покрытый листьями побег и плотно вгоняет его в стеклянную трубку с водой. Второй конец трубки опущен в сосуд со ртутью.
Гейлс держит трубку перед глазами. Побег всасывает воду — ртуть пошла вверх! Значит, листья, лишенные связи с корнем, и сами по себе способны присасывать воду. Выходит, что «сердце» растения в листе? Корни подают влагу, лишь повинуясь присасывающему действию листьев…
Тут Гейлс спохватывается: ведь ранней весной, когда листвы еще нет вовсе, наблюдается «плач» растений: в эту пору, надрезав березу, можно добыть ее вкусный сок. Похоже, что и листья и корни служат растению насосами, что «сердца» скрыты внизу и наверху. Но и это нужно проверить.
Дождавшись весны, Гейлс уже в марте принимается за свой виноградник. Срезав лозу, он вставляет стебель в трубку и наблюдает за ним в разное время суток. Сок истекает и днем и ночью; днем, на солнце — сильнее. Гейлс измеряет высоту подъема жидкости, делает запись.
Еще один опыт с виноградной лозой, но уже после прекращения «плача» — в апреле. И на этот раз сок продолжает подниматься, хотя и с меньшей силой, нежели в марте.
Так Стивен Гейлс открыл корневое давление и первым в науке измерил его силу. Но какова эта сила — больше она или меньше, чем сила давления крови у животных? Надо сравнить. Гейлс приказывает оторопевшему конюху повалить коня на спину и вскрывает у животного большую берцовую артерию. Этим дело не кончается. Спустя день безжалостный пастор, к величайшему ужасу домашних, проделывает такую же операцию над собачонкой — любимицей семьи.
Теперь можно заняться сравнительными вычислениями. Они показывают, что сила корневого давления виноградной лозы в пять раз больше артериального давления у лошади и в семь раз больше артериального давления собаки!
После того как Гейлс обнародовал итоги своих опытов над лозами, конем и собакой, ученого избрали членом Королевского общества в Лондоне. Произошло это в 1717 году.
…Интереснейший был человек Стивен Гейлс, шестой сын баронета Томаса Гейлса из Кента. Впрочем, с внешней стороны жизнь Стивена не богата событиями. Учился он в Кембридже. Получил звание магистра искусств, а затем бакалавра богословия. Ему предназначен был духовный сан. И Стивен стал священником. Дни его мирно текли в тиши. Но служил он больше науке, чем церкви.
Гейлс любил изобретать. Он придумал вентилятор. Это приспособление, которое нам кажется таким нехитрым, вызвало тогда удивительные перемены.
Первые вентиляторы Гейлса поставили в тюрьме, переполненной заключенными. Спустя четыре года один из тюремных надзирателей, сидя со своим другом в кабачке за стаканом грога, мрачно острил:
— Достопочтенный Гейлс подложил властям порядочную свинью. Раньше, когда воздух в камерах не очищался, у нас в тюрьме отправлялось на тот свет ежегодно от пятидесяти до ста заключенных. Никого это, как вы понимаете, не беспокоило. А за последние четыре года, после того как пастор сделал эти свои очистители, умерли всего четверо!.. Если дело так пойдет дальше, то придется хозяевам графства раскошелиться на постройку нового тюремного корпуса!..
А Гейлс продолжал изобретать. Придумал, как сохранить от порчи мясо в далеких путешествиях; увлекшись химией, дознался, как собирать газы и как измерять их объем; устроил опреснитель морской воды.
Главной же страстью пастора была ботаника. В науку о растениях, носившую в ту пору еще описательный характер, он смело привносил методы математики и физики.
Ревнители «чистой ботаники» возмущались:
— Плюсы и минусы — дело математиков; унции, футы, дюймы — для торгашей. Натуралисту приличествует наблюдать и наивозможно точно описывать виденное.
Гейлс же упорно стоял на своем: число, мера, вес.
Он не смог отыскать у растения сердце. Природа, как мы знаем, не наделила растительные организмы таким органом. Но в поисках несуществующего «сердца растений» он изучил и правильно объяснил движение соков у растений.
Гейлс то и дело поднимал глаза кверху, где шелестела на ветерке темная зелень листвы. Какую роль играет лист в питании растений? Этот вопрос не оставлял его. Но тут, как и Мальпиги, Гейлс мог довольствоваться лишь догадками — ни число, ни мера, ни вес не могли еще помочь в разгадке великой тайны.
Гейлс считал, что растения получают часть необходимого им питания при помощи листьев из воздуха. Свет же, по мнению Гейлса, проникая в ткани листа, быть может, содействует «облагораживанию веществ, в них находящихся…»
Опередить свой век — не в этом ли высшая доблесть ученого! Климент Аркадьевич Тимирязев назвал Гейлса в числе основателей физиологии растений. А наука эта развилась лишь через столетие после опытов Гейлса. И одним из главных разделов молодой науки, на которую опирается ныне агрономия, стала разгадка тайны зеленого листа.
Жирный тук из воздуха…
В Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, близ Малой Невы, в середине XVIII века стоял просторный деревянный дом. В нем жили большей частью иноземцы, приглашенные на службу в молодую Петербургскую Академию наук, основанную Петром Первым. Летом 1741 года в этом доме, в дворовом флигеле, занял две комнатки широкоплечий, высоченного роста молодой человек с открытым бесхитростным лицом. Такие лица часто встречались во все времена на Руси у северян. Это был Михаил Васильевич Ломоносов. Он только что вернулся из Западной Европы, где провел в учении пять лет.
Спустя полгода, после изрядной канители, Ломоносова определили адъюнктом физического класса Петербургской Академии наук.
По соседству с домом, где жил Ломоносов, на Первой линии Васильевского острова находился «Ботанический огород». Осмотрев его вскоре по приезде в Петербург, Ломоносов воскликнул: