Не бойся темноты

— А ну цыц! — приказала она.

Еще раз, взглянув на развешанные фотографии Лили, подумала, что что-то проглядела. Нечто очень важное. Природная ведьминская интуиция просто кричала об этом.

Лили выглянула на улицу и раздосадовано вздохнула. На улице пошел моросящий дождик. И порталом воспользоваться никак нельзя. Проведение ритуала потребует от нее слишком огромных ресурсов. Возможно, даже придется распечатать несколько накопителей.

Ведьма подхватила зонтик, взлезла в ненавистные ботильоны и, осторожно положив фото Тамары в карман, стремительным шагом покинула свой кабинет.

Для ритуала ей необходима была жертва. Лили всеми фибрами души ненавидела черное колдовство и прибегала к нему только при крайней необходимости. Сейчас как раз была такая необходимость.

Жертвой должна была стать старая облезлая, полуслепая кошка. Лили подобрала ее на улицу. Накормила и посадила в мешок. Жалко. Даже полудохлую бродяжку, а все равно жалко. Ведьма тряхнула белокурыми кудрями отгоняя непрошенные мысли. Кошки ближе всех к потустороннему миру и ее кровь станет отличным проводником.

Лили припарковала свою старенькую машину рядом с красивым кованным забором и вышла на улице, немного поежившись от холода. Ночь выдалась прохладной и лунной. На небе не было и облачка. Лили вдохнула свежий после дождя воздух. Отличная ночь для колдовства.

Она подхватила с заднего сиденья мешок с кошкой, которая слабо завозилась и замяукала, необходимый инвентарь и решительно пошла в сторону старинных кованых ворот.

Кладбище было самым удачным местом для подобного действа. Во-первых, именно здесь происходит первичная концентрация потусторонней энергии. Во-вторых, тут никто не отследит именно ее колдовство, потому что любой уважающий себя черный маг профессионал проводит ритуалы на кладбище по семь раз в неделю. Тут все насквозь пропитано запрещенными чарами. И, в-третьих, стражи будут гораздо лояльнее, если ведьма не будет отступать от традиций.

Ведьма уверенно ступала по кладбищенской центральной дороге, словно вовсе не ощущая страха. А он все же был. Затаился в самом уголке сознания. Эх, зря она не выпила двойную дозу своего любимого чая. Он помогает освободить мозг от ненужных эмоций и помогает с концентрацией внимания.

Мертвых Лили не боялась. Ей они навредить не могли. Ведьма опасалась тех живых, что рыщут по кладбищу под покровом ночи. Не хотелось бы ей столкнуться с черным магом в разгар ритуала.

Тщательно просканировав кладбище по секциям на наличие враждебного присутствия,

Лили, не обнаружив ничего подозрительного, остановилась на перекрестке центральных дорог.

Она в последний раз огляделась и опустилась на колени. Из инвентарной сумки достала толстую белую свечу, ритуальный нож и железный кубок. Легкое движение рук и черный ведьминский плащ аккуратно кладут на землю, и ведьма остается полностью обнаженная. Вслед за плащом летит шляпа.

Лили зябко поежилась, всеми силами пытаясь отрешиться от холода. Черт бы побрал этот дьявольский этикет. Какой извращенец придумал, что ведьмы должны являться по ту сторону только голыми? Причем от магов подобного вовсе не требуется. Нужно поскорее заканчивать.

Свеча зажжена. Ее слабый огонек отбрасывает неясную полоску света на сосредоточенное лицо обнаженной ведьмы. Она сидит на земле в смиренной позе. Концентрируется. Резкое движение ритуальным ножом и она в один удар перерезает кошке горло. Ни один мускул не дрогнул на лице ведьмы, пока она тщательно наполняла свежей кровью кубок.

Лили не сомневалась, что потом как только она доберется до дома, ее будет долго и мучительно рвать в туалете. Но сейчас, ни единой эмоции. Только ледяное спокойствие и кровь капающая с ее занемевших пальцев.

Кубок наполнен, свеча погашена. Лили закрывает уже переставшие светиться глаза и впадает в легкий транс, готовясь к переходу. Ее бледное замерзшее тело раскачивается из стороны в сторону. Волосы обдает горячим порывом ветра.

Жарко. Как же жарко в аду.

— Лилиан! Детка! Вот уж не ожидал, — слышит ведьма чей-то шепот у себя в голове, — Дано тебя не было видно. Соскучилась?

Медленно ведьма подняла веки. Далось это с большим трудом. Все реакции заторможены, картинки размыты, восприятие притуплено. Впрочем как и всегда.

— Нет, Сем, — коротко ответила она, прекрасно зная, что чем больше говоришь, тем быстрее тают силы.

— А чего тогда явилась? — голос в голове был наглым и ехидным.

— Дело есть.

— Ах, дело, — насмехается Сем, — Давай. Что принесла?

Лили с трудом осознает себя висящей в абсолютно черном пространстве. Мысленно пытается восстановить картину убийства кошки и протягивает руку. В ней оказывается кубок с кровью.

— Жадина, — заметил голос, — Могла бы на человеческую расщедриться.

Рука Лили дрожит от перенапряжения. Но она старается не подавать виду.

— Чего хочешь? — внезапно серьезно спрашивает Сем.

— Принадлежность сущности, — хрипит Лили в ответ

— Чья?

— При жизни Лара Карлайл.

Голос замолкает. Лили чувствует, что силы на исходе, но продолжает ждать ответа, терпеливо стиснув зубы.

— Сущность больше не принадлежит нам, — наконец произносит Сем.

Лили начинает существенно потряхивать. Кубок ожидаемо исчезает.

— Спасибо, страж, — выдыхает ведьма.

— Только за твои красивые сиськи, — ржет Сем, — Будешь должна еще кошку.

Тут все окутывается красным туманом, и ведьма падает без чувств на перекрестке кладбищенских дорог.

В обмороке Лили пробыла не больше тридцати секунд. Повернувшись на бок она трущимися руками раскрыла инвентарную сумку и выудила небольшое зеркальце. Аккуратно распечатала накопитель и чуть не расплакалась от пронзительной боли, что поселилась в области солнечного сплетения. Сегодня она слишком растратилась. Теперь пару дней нельзя будет колдовать.

Олька была не просто рассержена. Она пребывала в состоянии очень близком к бешенству. Девушка нервно ходила по гостиной Гринов, отсчитывая шаги и каждые минуту поглядывая на часы. Напротив сидел Серебряков, опустив свою темноволосую голову. Рыжеволосая сокурсница время от времени бросала на него красноречиво испепеляющие взгляды.

— Вот где она может быть? — в очередной раз, заламывая руки, нападала на Ромку верная подруга Остроуховой, — Я тебе все гляделки повукалупаваю, если с ней что-нибудь случиться.

Молодой человек молчал. А Ольку это бесило еще больше.

— Почему ты ее домой не отвез?!

Серебряков приподняла голову, бросил в сторону девушки недобрый взгляд, но рыжая все не унималась.

— Дебил великовозрастный, — язвительно выплюнула она, — Что б еще раз тебе доверилась. Нужно было самой отпрашиваться.

Роман был терпелив, но не настолько что б терпеть оскорбления в свой адрес.

— Оль, если ты сейчас не заткнешься — я за себя не отвечаю. И без того тошно…

— Конечно же, ему теперь тошно! — всплеснула руками девушка, — Потерять больную, едва державшуюся на ногах девушку в медпункте? Это ж, какую голову нужно иметь?!

Серебряков скривился и пробурчал:

— Я на секунду отлучился по важному делу.

У Ольки от возмущения запылали не только щеки, но и уши.

— У твоего 'важного дела' случаем не третий размер груди и откликается оно на имя 'Надя'?

— Нет, — сухо процедил парень.

— Угу. А то я не видела, как Третьякова подорвалась за тобой следом.

Она хотела было еще что-то сказать, но замерла на полуслове, прислушиваясь к тихим шагам у порога. В следующую секунду входная дверь отворилась, и в проеме показалась сгорбившаяся фигура Тамары в старенькой мастерке.

— Томка! — радостно взвизгнула Оля и бросилась обнимать подругу, — Я тебя сначала убью, потом покалечу, а затем отругаю.

— Пусти, — прохрипела Тома в ответ, пытаясь ослабить стальную хватку вокруг своей шеи.

— У тебя температура! — воскликнула Оля, прикасаясь губами ко лбу подруги, — Так, быстро в кровать. Ты лекарства купила?

У Томки стал совершенно растерянный вид.