Страница 32 из 55
— Но ваш отец, он же не мог не видеть, что происходит.
— При нём меня не трогали, без него — шпыняли, а он предпочитал не замечать. Несмотря на признание я был нежеланным ребёнком. Через год меня отослали в лицей-интернат, и наступило затишье. Не сразу. Первый месяц меня пытались задирать. Несколько сломанных носов, и сокурсники решили, что я для них больше не существую. Я оказался в изоляции, но меня устроило. Кошмар возвращался на летних каникулах. Мой внешний вид расстраивал мачеху, поэтому надва месяца я отправлялся не домой к отцу, а в загородное имение к дяде. Два крепыша, которых вы видели, мои двоюродные братья. После лицея я учился в Первом институте магии, снимал квартиру, благо деньгами отец снабжал, будто откупался. Я отметил своё совершеннолетие, доучился оставшиеся курсы и рванул, как мне казалось, домой — к маме.
По прозвучавшей в словах горечи, я догадалась, что по приезду Шарха ждало крушение надежд и очередное разочарование.
ГЛАВА 18
Пауза затягивалась. Шарх скривился. От переносицы вверх лоб пересекла глубокая морщина.
— Я приехал домой и узнал, что мамы нет уже несколько лет, подхватила лихорадку и сгорела в два дня. Встреча на состоялась.
— Мне очень жаль. Простите, Шарх, этот разговор был плохой идеей.
— Рано или поздно этот разговор должен был состояться. Почему бы и не сейчас? И, Аля, прекратите меня жалеть. Это… бесит!
Прекратить так прекратить. Шарху виднее. Следующий вопрос я постаралась задать как можно небрежнее:
— Новые родственники вас не приняли?
Шарх словно очнулся от тяжёлых воспоминаний, посмотрел на меня с недоумением:
— Нет, что вы. У нигутов родня — это святое. Меня приняли с распростёртыми объятиями, в честь приезда устроили грандиозный праздник. Не поверите, ради меня со всей страны съехались около тысячи человек. Племянник второй жены двоюродного брата тёти моей матери — как вам такой выверт? На празднике я познакомился с прабабушкой, и она пригласила меня стать её учеником. Несмотря на то, что у нигутов ученик — это, фактически, слуга, которого держат в чёрном теле, я согласился, и тот год стал самым счастливым в моей жизни. К сожалению, учёба закончилась быстро, и бабушка отослала меня обратно в дом матери.
Шарх вновь нахмурился.
— Она объяснила, почему?
— Да. Она сказала, что я должен жить полноценной жизнью, а не притворяться старушечьей тенью. Это было тяжёлое для меня, но мудрое решение, — Шарх немного помолчал. — Дом матери принадлежал братьям, и, когда я приехал второй раз, я уже был не гостем, а полноценным членом семьи, который должен подчиняться заведённому порядку. Вот тут-то я и осознал, насколько я чужой этим людям. У бабушки быт был организован ближе к лафандским традициям, а братья ели из общего блюда руками, не утруждая себя элементарной гигиеной. Только представьте, около десяти человек, включая женщин и детей, усаживаются вокруг блюда, облизывают грязные пальцы и запускают руки в еду.
— Ужас, — передёрнулась я абсолютно искренне.
— Тогда я впервые подумал, что дикарями нугутов называют не без причин, — Шарх снова помолчал и, словно извиняясь, пожал плечами. — Лафандское воспитание, нигутская внешность. Я чужак и тут, и там.
— Что было дальше?
— Моя несостоявшаяся свадьба, — хмыкнул Шарх. — Старший брат позвал к себе и сообщил, что весьма богатый маг хочет видеть меня мужем своей обожаемой дочери и готов весьма щедро одарить будущих родственников. Брат хотел денег, а мне доставалась роль товара и пожизненного мальчика на побегушках. Я должен был работать под началом мага, а в свободное от работы время ублажать жену и исполнять её прихоти. Я отказался. И, опережая ваши подозрения, скажу, что нет, от меня не отказались, просто из категории «член семьи» я перешёл обратно в категорию «родственник» и должен был покинуть дом.
— Звучит не так уж и плохо.
— Да, но я снова остался один. И, когда пришло очередное письмо отца, я принял его предложение, тем самым совершив ошибку, которая, возможно, будет стоить мне жизни.
— Отец продолжал вам писать?! — не поверила я. После того, как откровенно пренебрегал сыном, не дал счастливого детства?
— Аля, без ложной скромности, я один из лучших магов современности, а у отца артефакторские фабрики, зельеварни, конторы, оказывающие разного рода магические услуги. Я интересовал отца не как сын, а как ценный работник. Меня устраивало… Я вернулся в Лафандию, сразу же получил должность, зарплату, интересные задачи. Правда, довеском шло источаемое окружающими презрение. Несмотря ни на какие таланты, я не перестал быть нигутской обезьяной. Ко мне не лезли, просто игнорировали и общались неохотно, исключительно по делу. Чужое мнение меня мало трогало, я получал удовольствие от работы, погрузился в неё с головой, всё шло свои чередом.
— Тогда почему вы сказали, что возвращение стало ошибкой?
— Торговля артефактами предполагает не только их производство, но и жёсткую конкуренцию с другими дельцами. На отца навели весьма мощное проклятие, защита не смогла развеять его в полном объёме. Отец серьёзно заболел, и мачеха очень быстро вспомнила, что я хоть и бастард, имею с её детьми равные права на наследство.
— Разве подобные вещи не решаются завещанием?
— Завещать можно личное имущество. Родовое имущество династии магов получает самый сильный из прямых наследников, и определяет наследника артефакт, так называемое «сердце рода». Отец может написать хоть десять завещаний. Никаких сомнений, что после его смерти главой рода стану я. Мачеха и братики засуетились, двух дней не прошло, как ко мне пожаловал убийца.
— Тогда в чём ошибка? — не поняла я. — Оставайтесь вы в Нигутии, про вас бы всё равно вспомнили.
— Разве можно всерьёз считать черномазого обезьяныша угрозой? Первый месяц братики откровенно не верили моим успехам. Оставайся я в Нигутии, им бы в голову не пришло, что позабытый второсортный дикарь в разы превосходит их.
Я не знала, что на это ответить. Принимать сочувствие и искреннее сопереживание Шарх отказывался. А мне теперь стал понятней его характер: с такой роднёй, как его лафандские родичи, озвереть можно.
— Ладно, — прервал мои размышления Шарх. — Время обеда. Рискнём сходить в отельный ресторан? Я бы поехал в «Чайку», но сегодня мне не стоит отдаляться от сада. Мало ли…
— Рискнём, — улыбнулась я. — Мне даже любопытно сравнить, чем кормят сотрудников и гостей.
— Вряд ли вы найдёте хоть одно отличие, кроме разнообразия, разве что.
Мы спустились в холл, где стали свидетелями весьма занятной и, на мой взгляд, необычной картины. Я даже притормозила, чтобы досмотреть. От отеля отъезжал автомобиль, изрыгавший сизые клубы дыма, а в холл зашли две молодые нигутки в платьях, пошитых по лафандской моде. На головах замысловатые чалмы. Любопытное сочетание традиционного и колониального стилей… У каждой в руках по крошечному клатчу. Девушки огляделись и, не удостоив вниманием ресепшен, устремились к креслам.
За ними в холл вошли двое мужчин, вероятно, мужей. Первая ассоциация — вьючные ослы. На спинах гигантские заплечные мешки, в руках сумки, ещё и детей умудряются держать. Мужчины дошли до кресел вслед за девушками, поставили багаж, почти синхронно вытерли лбы рукавами и пошли на ресепшен.
— Аля?
— Извините, просто очень удивлена. До сих пор у нигутов я видела ровно противоположное: мужчина не напрягается, а женщина хлопочет.
— У нигутов встречаются самые разные уклады, зависит от богатства семьи, от того, есть ли в родне одарённые.
Между тем мужчины оплатили комнаты, получили на кожу печати и поторопились к бару. После таких нагрузок я бы тоже пить хотела. Не угадала. Мужчины получили напитки и принесли жёнам, которые сидели и беззаботно болтали. Стаканы девушки взяли как само собой разумеющееся и поблагодарить не удосужились. К ресепшену они тоже не пошли, Махель сам вышел из-за стойки, поставил печати и девушкам, и детям.