Страница 7 из 75
– Оно и заметно, – засмеялся мой новый сосед. Гад!
– Что тебе заметно?!
– Заметно, что только такая красотуля как ты может одна гулять по лесу, не боясь злодеев.
– Ты про себя что ли? Так вот почему ты так смотрел на меня… может мне в полицию сообщить? – невинно поинтересовалась я.
– Ой, вэй… мне нравится, как ты мило сердишься. У тебя сразу щечки краснеют, и правый глаз дергаться начинает.
– Да пошел ты! – огрызнулась я.
– Куда прикажет сердитая мадам? Ради вас хоть на край света, – он снова засмеялся и склонился в шутливом полупоклоне.
– Шут гороховый, – крикнула я ему и поспешила к дому.
Черт! Черт! Угораздило наткнуться на такого… такого… я, так и не придумав, как бы назвать нового знакомого, выругалась, надела купальник, и, прихватив полотенце, отправилась к озеру.
Вода в нашем озере чистая-пречистая, прозрачная до такой степени, что дно видно чуть ли не до середины.
Я обожаю встречать здесь закат, наслаждаясь красками вечерней природы. Солнце лениво сползает за деревья, оставляя на небе разноцветные полоски. Воздух, чистый и звонкий, как хрусталь, проникает внутрь, течет по венам и артериям, попадая прямиком в мозг. Мысли становятся чистые-чистые, ясные и прозрачные. Озеро находится далековато от деревни, и потому я почти всегда наслаждаюсь одиночеством в этом месте.
Деревенские облюбовали большой пруд, и даже оборудовали там что-то наподобие городского пляжа. Откуда-то приволокли полуразваленные лежаки, пару зонтиков, честно стащенные из какого-то кафе, доставляли на чьей-то газели. Каждый год старательно расчищают его, подвозят свежий песок. Если бы не отдыхающие из соседних деревень, купались бы там два с половиной человека, хоть и в Духовке сто домов, а все же отдыхать людям особенно некогда. Работа, огород, да хозяйство.
Вообще, здесь хоть и пьют поголовно все мужчины, и частично женщины, а народ вполне трудолюбивый и крепкий. Сказать, что живут они бедно – не скажешь. Мужчины ездят работать на вахту, кто куда. Женщины одни справляются с животными, детьми и домашними делами, успевая ездить на ближайший к Духовке рынок, чтобы продавать мясо, яйца, огурцы. Небольшая школа, куда бегают ребята из трех соседних деревень, магазинчик со всем самым необходимым, фельдшерский пункт. Жить можно.
Занятая такими мыслями, я загорала на расстеленном полотенце, и не сразу заметила, что рядом кто-то есть. Да что ж это такое! Я открыла один глаз. Так и есть – соседушка. Роман, ничуть не смущаясь, расстелил большое покрывало справа от меня, стянул шорты, оставшись в красных плавках. Потом долго копался в сумке, и, наконец, достал тюбик и протянул мне.
– Намажь спину, а то обгореть недолго, – нагло улыбался он.
Я молча поднялась, и принялась одеваться.
– Ну ладно-ладно. Я дурак, извини.
В голосе его никакого раскаяния не угадывалось.
– Ну хоть спину-то намажь, – протянул наглец, на что я, девушка вполне воспитанная и интеллигентная, показала ему средний палец, и, не прощаясь, потопала по тропинке к дому.
– Ну и вали! Сама же еще приползешь, – закричал Роман вслед.
Как мило! Придурок… нет, ну каков, а. Интересно, надолго он к бабке приехал? Мне от него что, прятаться теперь?
Дома я первым делом приняла душ, повесив полотенце и купальник сушиться на веревку во дворе. Хорошо Христофоровна не видит сие непотребство. Бабуля моя страсть как не любит это дело, считая, что я превращаю усадьбу в деревенскую хибару такими украшениями.
Внизу хлопнула дверь, когда я как раз досушивала волосы феном.
Спускаться вниз и встречаться с внучком не было никакого желания, но готовить обед нужно, а потому я навесила на лицо самую милую свою улыбку, накинула длинную рубашку до колен, заплела волосы в две косы и вышла в холл. Как жаль, что на кухню из моей комнаты нет прямого хода. Хотя, как я обнаружила спустя минуту, это бы мне сильно не помогло.
Роман, развалившись на диване, накладывал остатки оладий в тарелку. По телевизору шла очередная политическая передача, и Роман с интересом вслушивался в перепалку странных людей в зале.
– Вкусно! – отметил он, с интересом меня рассматривая.
– Вкусно?
– Да, я же говорю! Очень вкусно.
– Ну не подавись тогда, – припечатала я.
В этот самый момент внучек вдруг выпучил глаза, схватился обеими руками за горло, и открыл рот, из которого донеслись страшные сипы и хрипы. Я в ужасе смотрела на Романа, не в силах поверить, что мое пожелание не подавиться, сказанное с издевкой, сработало. Господи, что же делать?! Он, конечно, тот еще придурок, но не бросать же его здесь умирать? Что делать-то?
Я в два прыжка подскочила к парню и принялась что есть силы долбить его по спине ребром ладони. Хотя я слышала, что вроде этого делать как раз нельзя, но что можно делать я знать не знала, а помочь хотела. Не хватало мне еще тут трупа. Внезапно Рома перестал задыхаться, перехватил мою руку и притянул меня к себе. Гад! Симулировал значит.
Я вывернулась кое-как и с силой влепила ему пощечину. А он… он смотрел на меня, и громко ржал. Нет! Это невыносимо! Ну, внучек, войну значит объявил мне. Будет тебе война!
Самое интересное, что все наши действия походили на немое кино. Никто не произнес ни звука, и лишь настенные часы нарушали тишину в кухне. Все так же молча я отвернулась к плите, чтобы поставить кастрюлю с водой, и тут в кухне раздался голос бабки:
– Мы жрать сегодня будем?!
– О! Бабуля! – Роман вскочил с дивана, и протянул руку Христофоровне. Надо же, какой джентльмен.
– Сандра Христофоровна? Вы почтили кухню своим вниманием? – удивилась я.
Кстати говоря, сейчас я не язвила. Просто бабка всегда считала место, где готовится стряпня, наделом прислуги, вроде меня. Обедать она предпочитала в столовой, когда выходила из комнаты, или в своей спальне.
– Тебя спросить забыла. Нет, Ромочка, ты представляешь, язвит и язвит, стерва малахольная!