Смертники

Затаив дыхание, я поднял голову к небу, надеясь, что это прибыли на помощь глайдеры с базы. И… снова вынужден был прибегнуть к иноязычным словечкам, не найдя подходящих выражений в родном языке.

Надо мной пролетали аппараты пришельцев — вовсе не похожие на тарелки, кстати говоря. Скорее, на половинки луковиц, разрезанных вдоль. Целая вереница таких «луковиц» проносилась мимо меня куда-то по своим делам.

А потом один из аппаратов Чужих замер на секунду в воздухе — не иначе, заметив одинокого землянина. Я просто-таки кожей, сквозь скафандр ощутил холодный взгляд нечеловеческих органов зрения, устремленный в мою сторону.

«Лети мимо! Лети мимо!» — про себя умолял я его. Но тщетно. Определившись на мой счет, «луковица» пришельцев начала стремительно снижаться.

И мне в тот момент подумалось, что еще один стереотип заслужил путевку туда, где плач и скрежет зубовный. Я говорю о повышенной везучести и живучести моего народа.

Хотя… народ мой, если подумать, действительно пережил многое. И наверняка переживет еще. Но вот отдельным его представителям выживаемость при этом вовсе не гарантирована.

Барон

Как говорят у нас в Германии, «у злых коров кривые рога».

Странная на первый взгляд фраза. Не менее странная, чем дурацкие шагающие броневики, любимые русскими. У тех, кстати, есть аналогичная пословица: «бодливой корове Бог рогов не дает».

Действительно, форма рогов у коровы, как и сам факт их наличия едва ли зависит от ее душевных качеств. Это исключительно прерогатива возраста и, отчасти, кормежки — не надо быть фермером, чтобы понимать это.

Но… и те же бронеходы русские неплохо успели себя показать хотя бы в условиях Марса, и с пословицами этими не все очевидно. Поскольку понимать их следует не буквально, а в переносном смысле. Как что-то вроде законов Мерфи, любимых американцами почти так же сильно, как Микки Маус и кока-кола.

Смысл их в том, что когда ты сильно к чему-то стремишься, некий закон мироздания тебе в этом препятствует. Причем помехи создает смехотворные на первый взгляд, но оказывающиеся в итоге решающими.

И я могу назвать немало примеров, когда этот непостижимый закон себя проявлял — в жизни моих знакомых и не только.

Собрался, например, парень на свидание с девушкой. И вдруг, буквально в последний момент выясняется, что цветочный магазинчик, на который он рассчитывал, именно в этот день закрылся. Необязательно навсегда, но на поиски альтернативы уйдет время, так что на свидание наш незадачливый герой-любовник опоздает. Или опоздает по другой причине. По вине, например, машины, обдавшей беднягу грязью после недавнего дождя. Отчего парень вынужден бежать домой переодеваться.

Да и сам дождь неплохо способен подкорректировать человеческие планы. Важно, что итог будет один: кавалер опоздал, а дама его осталась, хоть чуточку, но разочарована. Что не лучшим образом скажется на будущих отношениях.

Другой пример. Некто опять-таки молодой (да, вдобавок, на редкость амбициозный) собирается на собеседование, устраиваясь на работу. И, сам того не ожидая, может стать не только амбициозным, но и опаздывающим по вине того же дождя или авто с водителем-лихачом. А может без проблем собраться, вовремя (или даже немного пораньше) прибыть в офис… но пропустить либо пятнышко на рубашке, либо ниточку на рукаве пиджака. Показав себя небрежным и работы своей мечты, разумеется, недостойным.

Сорвать деловую встречу (а с ней сделку века) способна нечаянно пролитая кружка кофе.

Концерт поп-звезды на стадионе, рассчитанном на сто тысяч человек, могут отменить лишь из-за того, что звезда вышеупомянутая из-за пьянства или наркоты находится не в лучшей форме. А выпустить кого-то, одетого так же и под звезду загримированного под звуки фонограммы организаторам концерта не хватило совести.

Чтобы уничтожить небоскреб бизнес-центра, где трудились тысячи человек, хватит одного зомбированного или просто отмороженного ублюдка, обвешанного взрывчаткой. Той же взрывоопасной мрази под силу сорвать футбольный матч, ради которого тысячи людей набились на трибуны стадиона, а еще миллионы — приникли к телеэкранам.

Ну а зарвавшимся, совсем обнаглевшим в последние годы инопланетянам, наведывающимся к нам в гости уже при свете дня, вполне по плечу испортить и свидание, и собеседование, и деловую встречу. А также концерт и футбольный матч. Причем все и почти сразу.

Спросите, к чему эта прелюдия? Какое отношение имеет к виновнику торжества, то есть, ко мне? Поясняю. Во-первых, именно незваные гости из космоса, которых я не мог не упомянуть, своими посягательствами в немалой степени определили мой жизненный путь. А, во-вторых, на пути этом немалую роль сыграл закон бытия, нашедший отражение в той, упомянутой вначале, пословице.

Поясняю. Еще в детстве родители говорили, что я, обладатель суровых, как рычание самого большого пса, имени и фамилии Герхард Рихтгофен, являюсь потомком легендарного Красного барона — прославленного воздушного аса Первой мировой.

Спасибо им, кстати, что о вкладе нашей семьи во Вторую мировую войну говорить не стали. Все-таки первую из глобальных мясорубок вспоминать можно с гордостью. Не за идиотские идеи фюрера-сумасброда ведь тогда воевали — за Фатерлянд. А потому не беда, что и ту войну тоже продули, причем с более тяжелыми последствиями. И тоже пребывали тогда в плену опасной иллюзии, что-де солдатский сапог втопчет в грязь кого угодно, если будет надет на ногу простого колбасника.

Конечно, не стоит исключать, что назвавшийся Бароном ас, как и подобает человеку-легенде, был таким же вымышленным персонажем, как Геракл у веселых лодырей-греков. Или король Артур у торопыг-англичан, как сквозь зубы сплевывающих короткие словечки своего кастрированного языка. Я, во всяком случае, ни на какие фотографии великого предка в семейном архиве не натыкался.

Проблема в другом. Слава, даже надуманная, не столько права дарует, сколько обременяет обязанностями, чьи-то завышенными ожиданиями. А если это отсвет чужой славы, если твоих собственных заслуг здесь нет, тогда тем более ничего, кроме ожиданий и обязательств тебе не перепадает.

Кроме обязательств, которые трудно выполнить, и ожиданий, оправдать которые почти нереально.

Родители-то мечтали, чтобы я тоже стал летчиком. Необязательно военным, но все равно способным вернуть своей фамилии хотя бы толику былого блеска. А я с детства боялся высоты: не любил ни в окно смотреть, ни выходить на балкон, ни кататься с горки. Как же! На нее ведь прежде надо взобраться.

В школьные годы я более или менее сладил с этими смехотворными страхами. Но вот с трамплина в бассейн прыгал все равно с большой неохотой. А когда класс однажды отправился в поход в горы… ну, то есть, как в поход — покататься на канатной дороге — я остался дома, прикинувшись больным.

А уж как я боялся летать на самолете!.. Вспомнить хотя бы тот случай, когда мне было пять лет, а родителям вздумалось слетать в Венецию, знаменитые каналы посмотреть. Так меня, ревущего, матери пришлось буквально волоком втаскивать по трапу в салон.

Опять же, став старше, я научился, и страхи свои чуток приглушать и прятать их. Не демонстрируя чувства столь открыто. Полет, во всяком случае, мог внешне спокойно пережить… особенно, если не сидеть у иллюминатора и на что-нибудь отвлечься во время взлета и посадки. Но удовольствия осознание многокилометровой пустоты под собой мне все равно не доставляло. Так что, если была возможность, я предпочитал передвигаться на поезде или автобусе.

Но самый абсурд начался, когда, подталкиваемый родительскими амбициями в священном союзе с собственной юношеской дуростью, я записался в Бундесвер. Где все комиссии определили меня не куда-нибудь, а в ВВС. На радость моим родителям и к почти панике в глубине моей души.

Паника, впрочем, оказалась преждевременной. Первых же дней службы мне хватило, чтобы уяснить: управление самолетом или вертолетом — процесс сложный, учатся ему не один год, так что доверяли штурвал железной «птички» только офицерам. А зеленые новички-рядовые и в системе военно-воздушных сил играли примерно такую же роль, как и в любых других войсках. Летая разве что в качестве пассажиров. А в остальное время пребывать на положении мальчиков на побегушках, обслуги, причем настолько бестолковой, что даже балбес на два-три года тебя старше считает своим долгом поучать тебя. А чаще — прилюдно честить. После чего нередко чувствуешь себя никчемным безруким тупицей, которому оказали великую честь, подпустив к краеугольному камню обороноспособности Фатерлянда. Но ты, новичок безмозглый, ее не оправдал и теперь обязан прочувствовать всю степень своей ничтожности.