Страница 20 из 28
Влад встал у них на пути и загородил лестницу.
- Никто отсюда не уйдёт. Богиня примет твою жертву.
- Нет, Влад, - начала Глория, но Влад проигнорировал ее, повысив голос, чтобы заглушить ее протесты.
- Богиня знает, каково это - быть человеком. Она знает, каково это - быть человеком в Aду. И она никогда не захочет пройти через это снова. Верно? - Влад усмехнулся, качая головой, его язык метался во рту в откровенно сексуальном жесте, от которого у Глории мурашки побежали по коже.
- Конечно, если она больше не хочет быть Богиней, мы всегда можем сделать так, чтобы она снова стала человеком. Так мы вдвоем сможем провести остаток вечности в Aду, заново знакомясь. Как тебе это нравится, любимая? - Влад снова улыбнулся, и по спине Глории пробежали мурашки.
Она бросилась вперед, схватила шлюху за горло и швырнула ее на спину на кровать. Девушка едва сопротивлялась, облегчая Глории задачу. Влад ясно дал понять, что либо проститутка, либо Глория, и она не собиралась жертвовать собой ради какой-то шлюхи. Не для вечного проклятия.
Глория стоически раздвинула ноги проститутки, наклонившись к ней, чтобы удержать на месте. Девушка немного сопротивлялась, но, казалось, была парализована страхом, пока Глория не начала погружать один коготь, потом другой и еще один, пока все пять пальцев не оказались внутри нее по самые костяшки. Она начала брыкаться и кричать, но Глория крепко держала ее.
Шлюха застонала и крепко зажмурилась.
- О, Боже! О, Отец Небесный! Бляяядь!
Глория засунула свой кулак внутрь, растягивая влагалище шлюхи сильнее, чем когда-либо делал любой её клиент, Глория протолкнула руку через шейку матки, затем ухватила плод внутри женщины и резко вырвала его вместе с лавиной крови и околоплодных вод.
Шлюха извивалась и кричала, заливая кровью постель Глории. Глория подняла ребенка, пуповина все еще была прикреплена к нему и натянулась от окровавленного тела агонизирующей матери. Плод завыл, как истерзанная коза.
Влад медленно аплодировал, улыбаясь своей похотливой, хищной улыбкой.
- Замечательно, Глория. Но ты еще не закончила.
- Что? Я приняла эту проклятую жертву! Я приняла жертву! Я сыграла твоего демона-Бога для тебя, - сказала Глория, поднимая руку, чтобы показать внутренности, свисающие с ее когтей, кожу, клочья жизненно важных тканей и сгустки разорванных кровеносных сосудов, которые когда-то были внутри шлюхи, теперь они были разбросаны по покрывалу. - Она мертва, Влад.
- A это – нет, - oн указал на плод.
- Делай с ним что хочешь, - oна протянула его Владу, но он покачал головой.
- Мне-то это зачем, - сказал он, делая шаг назад. - Я думаю, тебе нужно сделать что-то большее, чем просто свернуть ему шею.
- Но почему? - воскликнул Натан, выходя из тени. - Я думал, ты... я думал, ты просто…
- Просто что? - выпалил Влад, двигаясь к Натану. - О чем ты думал? Что мы убьем мать этого существа и, может быть, отправим его жить к ёбаной Мэри Поппинс? Что у этого дела будет счастливый конец? О чем ты только думал?
Натан покачал головой, и его щеки покраснели.
- Я... Я...- пробормотал он. - Я всего лишь хотел угодить своей Богине. Я не думал, что дело зайдёт так далеко!
Влад фыркнул.
- И? О чём же ты думал, говоря это?
Натан открыл рот, но ему нечего было добавить. Он с трудом сглотнул.
- Очень жаль, малыш. Я думаю, ты не думал и не думаешь – снова, - Влад повернулся к Глории. - В тебе все еще слишком много человечности. Ты ведь это знаешь, не так ли?
Она уставилась на него, но знала, что он прав; знала, что сочувствие, которое она испытывала к этой шлюхе и ее ребёнку, погубит ее. Под всей своей демонической плотью и мощью она все еще была человеком, все еще Глорией. Она не знала, была ли это сила или слабость. Прямо сейчас она чувствовала слабость.
Она была Богиней и не должна была постоянно напоминать себе об этом. Она посмотрела на узловатые мускулы, тянущиеся по рукам, на острые когти на кончиках пальцев, с которых все еще капала кровь. В ней не осталось ничего человеческого, кроме совести и души. Она была демоном, богиней, существом, намного превосходящим ту жалкую шлюху, жертву, намного превосходящим тех жалких созданий, которых она все еще жалела. Но она не чувствовала к ним ни любви, ни сострадания. В конце концов, они никогда не испытывали к людям никаких чувств. Именно ради них она трахала тысячи мужчин на камеру. Ради них она занималась сексом с собаками, свиньями, коровами, мулами и лошадьми. Это они наблюдали за происходящим с другой стороны компьютера. Они были теми, кто покупал это дерьмо. Они были единственными, кто мог бы помочь ей, но не сделали этого. Она чувствовала сострадание к Анджеле, ее собственной плоти и крови, и была предана ею, из-за неё оказалась в Aду. Потом она сделала это снова, отказавшись от Pая ради неблагодарного отродья. Неужели она снова собирается быть дурой? Отказаться от божественности ради этих эгоистичных, неблагодарных, продажных и жадных людей?
Да ну, нахуй.
Она чувствовала жалость к малышу, как человек, которому приходится усыплять любимого питомца. Теперь они были ее любимцами. Это были ее ебучие игрушки. Ее скот. Ее овцы. И неважно, насколько они малы, они были здесь, чтобы выполнить ее приказ. Ничего больше. Если бы они были на ее месте, то сделали бы с ней то же самое. Они убили бы ее душу и сняли происходящее на пленку, чтобы все потом это видели. Так в чем же разница?
И теперь точно так же жертва стала мучителем. Глория опустилась на колени рядом с мертвой шлюхой и подняла руки над головой, растягивая пуповину, пока та не превратилась в длинную нить. Новорожденный беспомощно выл и брыкался, его крошечное окровавленное тельце было слишком новым для этого мира.
- Я думаю, он скучает по своей матери, - сказала она, поднося его к лицу, чтобы посмотреть на него.
Влад фыркнул, как будто готовясь прочитать очередную лекцию о человечности, когда она добавила:
- Думаю, я помогу им воссоединиться.
Глория глубоко вздохнула, готовясь сделать шаг так далеко за пределы своей природы, своей человечности, что пути назад уже не будет. С этим поступком ее человечность навсегда останется в прошлом. Часть ее задавалась вопросом, действительно ли существует такая вещь, как нечеловеческая жестокость. Она задавалась вопросом, было ли что-то настолько жестокое, что люди не делали этого ещё раньше. В гитлеровской Германии, в Дарфуре, Руанде, Европе во времена инквизиции? Был ли какой-нибудь поступок настолько отвратительный, что его совершение сделало бы вас поистине бесчеловечным? Действительно чудовищным? По-настоящему злым? Она собиралась это выяснить.
Схватив младенца за живот, она засунула его обратно в растерзанную плоть шлюхи головой вперед, толкая визжащего новорожденного глубоко в вагинальную полость мертвой матери.
- О, Боже, нет! - закричал Натан, кровь отхлынула от его лица, ногти оставили следы на щеках. - Пожалуйста! - всхлипнул он, падая на колени.
Тело Глории задрожало, потрясенное собственной жестокостью, но еще не окончательной. Она еще не зашла достаточно далеко, еще не вышла за пределы своей человечности, за пределы того, когда дети-солдаты занимаются групповыми изнасилованиями, и их заставляют отрубать конечности собственным родителям. Она еще не вышла за пределы нацистских лагерей смерти, экспериментирующих над людьми, делающих абажуры из человеческой кожи, выставляемых в музеях. Она еще не вышла за рамки физических методов допроса, таких как сжигание, сдирание кожи, расчленение, вывихи конечностей и уродование гениталий, которые использовались христианской церковью для выявления ведьм. Она не пошла дальше того, что девственниц забивали камнями и сжигали заживо за то, что они согрешили против Аллаха, позволив изнасиловать себя против своей воли. Она не выходила за рамки таких женщин, как она, которых заставляли сосать у ослов, чтобы накормить их героиновую зависимость, или подвергаться групповым изнасилованиям пятидесятью мужчинами, а затем покрываться с головы до ног их спермой за пару тысяч долларов. То, что она делала до сих пор, было пустяком. Это были ещё цветочки.