Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 120

"Сланшл", - выдохнули сотни женских умов.

- Сланшл, - повторил лорд Целитель.

- Сланшл, - сказала Мерси дочери, забирая ее у Олоны.

Впервые со времени потопа сердце ее наполнилось радостью, и она задала подошедшей Морне главный вопрос:

- Ну, ясновидящая Создательница Королей, какое будущее ждет мою милую крошку?

Нежные, как Эолова арфа, внутренние голоса запели Песню.

- Я вижу Аграйнель королевой Многоцветной Земли.

У Мерси перехватило дыхание.

- Правда? Ты не лукавишь?

На гладком, без единой морщинки, лбу старухи выступили капли пота. Губы ее дрожали.

- Правда. Я поняла это при первом ее вздохе.

Мерси остановилась перед портьерами в глубине помоста. Ее глаза отрешенно блестели. Она крепко прижала ребенка к своей пылающей щеке.

- А ее король?! - вскричала Мерси. - Кто он?

- Он... еще не родился.

- Но ты знаешь, кто он? У кого он родится? - настаивала Мерси. Скажи мне, Морна! Ты _д_о_л_ж_н_а_ мне сказать!

Морна попятилась, побледнела, защищаясь от любопытства Мерси.

- Я не могу! - с трудом выдавила она. - Не могу.

Потом резко отдернула портьеру и выбежала. Мерси изумленно глядела ей вслед. Лорд Целитель подошел, оберегающим жестом обнял ее за плечи и стер в ее усталом мозгу навязчивые вопросы, беспокойство, страх.

Мерси тут же обо всем забыла.

Ребенок зашевелился возле груди, начал сосать, и заботы отлетели прочь.

5

Он пробудился от жадного, засасывающего поцелуя.

Безвкусная пережеванная пища перекочевала в его рот из чужого. Ласки влажного языка и пальцев, массирующих горло до тех пор, пика он не проглотит, монотонное бормотанье в ритме его сердца.

Он почувствовал запах мяса, немытого женского тела, одетого в шкуры; дыма, поднимающегося к каменному потолку; услышал далекий перезвон струй, чье-то близкое раскатистое харканье, щебет птиц; шумное дыхание ветра в верхушках горных сосен.

Все тело сковал паралич, но ему все-таки удалось разлепить веки. Свет больно ударил в глаза; видение было расплывчатым. Из глотки вырвался глухой стон. Молитвенное бормотание тут же прекратилось.

- О Боже, наконец-то!

Длинные свисающие пряди очень грязных белокурых волос. Бледное одутловатое лицо под слоем копоти, короткий приплюснутый нос, широко расставленные голубовато-серые глазки, вспыхнувшие от радости. Разинутый перемазанный пищей рот, гнилые зубы.

- О Бог Моря! Ты очнулся!

Лицо приблизилось, стало нечетким; вновь последовал смачный и страстный поцелуй. Оторвавшись от его рта, она принялась ласкать губами ноздри, щеки, глаза и лоб, мочки и ушные раковины, гладкую нижнюю челюсть.

- Очнулся! Жив! О мой светлый Бог!

Пока он мог шевелить только глазами; мозг одеревенел, метафункции начисто стерлись. Женщина отпрыгнула и куда-то убежала; теперь он рассмотрел каменные стены темной пещеры в тусклом свете, маячившем где-то возле ног (только есть ли они у него - вот вопрос).

После долгого отхаркивания раздался гнусавый старческий голос:





- Живой, стало быть? Ну-ка поглядим на это чудо!

Шаркающие шаги, натужное дыхание с бурлящей в горле мокротой. Взволнованный шепот женщины:

- Осторожно, дедушка! Не трогай его.

- Да заткнись, корова, дай поглядеть!

Теперь над ним склонились два лица. Здоровенная бабища в засаленных одеждах из оленьих шкур и старик в поношенных холщовых штанах и жилете из великолепных норковых шкурок, бородатый, плешивый, с налитыми кровью глазами и хищным ястребиным носом.

Старик присел на корточки. Цепкая паучья рука схватила его за волосы и потянула на себя.

- Не надо, дедушка! - взвыла женщина.

Вернувшиеся к жизни глаза наполнились слезами. Зрение прояснилось, и лежащий увидел свое тело, закутанное в мех. Дряхлый палач выпустил прядь волос, и он стукнулся затылком о каменный пол. Старик с ухмылкой щелкнул его по носу, ущипнул за щеку шершавыми пальцами, дал несколько оплеух при этом голова бессильно моталась из стороны в сторону.

- Глянь-ка, и вправду живой! Только вялый какой-то. Да, ваше танусское величество, осталась от вас куча дерьма!

Женщина оттащила упирающегося старика.

- Только попробуй еще раз тронуть Бога, дедушка! - произнесла она с угрозой в голосе. Послышались звуки ударов, старческие стоны. - Он мой! Я спасла его от смерти и никому не дам его в обиду.

Еще один удар и слабый окрик.

- Черт тебя драл, девка, я ж ему ничего не сделал! О-о-о! Хребет сломаешь, сука поганая! Помоги встать.

- Сперва дай слово, дедушка.

- Даю, даю! - Старик приглушенно выругался.

- Ступай принеси его руку. И масляную грелку. Они там, у костра.

Пыхтя и отплевываясь, тот ушел. Женщина проворно опустилась на колени и опять потянулась к нему своими вывороченными губами. Он стиснул зубы, защищаясь от назойливых губ.

- Ну почему? - укоризненно воскликнула она и пригладила ему волосы. Я же люблю тебя. Не бойся, со мной ты будешь счастлив, очень счастлив. Но сначала... у меня есть для тебя сюрприз.

Дед принес кожаный мешок и какой-то ящичек.

- А можно мне поглядеть? - попросил он. - Ну хоть одним глазком, Голда!

Она усмехнулась.

- Что, молодость вспомнил, старый скот?

- Ну я же сделал руку! - скулил старик. - Я буду тихонечко сидеть, как мышь.

- Да ты и без разрешения за нами подглядываешь. Ладно уж. Руку давай!

Повеяло холодом: она отогнула край мехового покрывала.

Ему почудилось какое-то движение возле правого бока, и он скосил туда глаза.

Женщина приподняла его руку, которая чуть ниже локтя оканчивалась культей.

Что-то заклокотало у него в горле.

Рука опустилась.

- О мой бедный Бог! - сочувственно воскликнула она. - Я забыла, что ты не знаешь! - Опять поцелуи, страшные поцелуи. - Я нашла тебя израненного в лагуне. Одну из твоих стеклянных рукавиц смыло волной, и рука была изодрана в клочья о соляные наросты у подножия наших скал. И вдобавок тебя укусила гиена. Я прогнала ее, но укусы гиен ядовиты, потому рана гноилась и никак не заживала. Дедушка сказал мне, что надо делать. Он думал, у меня не хватит смелости. - Лицо, будто вырубленное топором, придвинулось совсем близко, обдавая его зловонным дыханием. Потом женщина с улыбкой отстранилась и показала ему деревянную руку. - Я попросила дедушку, и он вытесал ее для тебя. - Из полутьмы донеслось старческое хихиканье. - Сейчас я ее привяжу, и ты опять будешь цел-целехонек.