Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 22

Шли долго, практически всё светлое время суток. Через каждые два часа делали десятиминутный привал. Давали возможность отдохнуть ногам, задирали их вверх, на деревья или на рюкзаки, а тело распластывали по земле, чтобы отдыхала спина. В эти несколько минут успевали поговорить и побалагурить.

На одном из таких привалов вспоминали случай, произошедший на каких-то предыдущих учениях. Тогда с нами шёл помощник начальника отдела Владимир Иванович Голик. Он был значительно старше нас, очень авторитетный и уважаемый полковник. В группе по статусу в это время он был проверяющим, у нас это называлось «посредником»… Наблюдал, оценивал и, конечно, подсказывал. Поскольку, как человек, Владимир Иванович всегда отличался порядочностью, он выполнял функции рядового разведчика, приговаривая: «Не барин – сам сделаю…» Поэтому вместе со всеми прочёсывал местность во время разведки объекта. Тёмная дождливая ночь. Наткнулись на секрет противодействия, практически чуть не наступив на него. Всполошили охранение. Поднялась группа преследования, и человек тридцать-сорок бросились в погоню. «Мы бежали, как зайцы с горы, – рассказывал один из участников этой гонки, – практически сразу растворившись в темноте ночи. Местонахождение группы определяли только по шуму ломаемого нашим неудержимым бегом кустарника и леса. Пробежав километра три, упали в канаву и затихли. Слышали только раздражённые голоса солдат: Куда они делись? Как сквозь землю провалились…»

После того как всё кончилось и группа была в безопасности, Голик произнёс: «Пусть я лучше умру от инфаркта, чем от позора, что меня поймают…» Эти слова одного из наших командиров стали затем определяющими для каждого из нас. Уход от преследования, побег – это одно из самых важных упражнений спецназа.

Длительное совместное нахождение в лесу имеет две совершенно противоположные стороны, как у медали. Всё подразделение в самом начале делится на пары, затем – на четвёрки. И далее – всё и всегда у них происходит вместе. Рядом спят и бодрствуют, едят, идут на доразведку, составляют отчёт, даже «по нужде» отходят вместе. Одна сторона этой медали – это сплочение, дружеские разговоры, взаимопомощь, гордость от настоящего мужского характера воина, от дела, которому ты служишь. Вторая – усталость, раздражительность от долгого нудного хождения, кажущаяся бессмысленность от «ненужных» приказов и нежелание выполнять грязную чёрную работу: выкопать яму для мусора, замаскировать место стоянки и многое другое… Вы учитесь много лет, но всё равно, овладевая премудростями военного искусства, всё время находите что-то новое, и так – до бесконечности.

С наступлением темноты сделали длинный, на целый час, привал. Развели небольшой костёрчик, приготовили горячую еду, чай и нежились, давая отдохнуть натруженному телу. Завели разговор. В этот раз заспорили о религии:

– Религия – это фактор. Высший фактор – приоритета управления человеком, – говорил Вася Сорокин. Он недавно вернулся из длительной командировки «с югов», его уникальный склад ума был выпестован длительным нахождением в Афганистане. Он хорошо видел влияние мусульманства на население этой страны. Он профессионально чувствовал эту силу. Мы поначалу тоже подумали, что разговор вёлся именно об этой стране. Но…

– Кто из вас верит в Бога? – вдруг неожиданно спросил Сорокин.

Все промолчали. У каждого из нас – свои отношения со Всевышним. Пока эту тему мы ни перед кем не открывали.

– Мы – материалисты…

– Даже если власть отделила церковь от государства, – продолжил Василий, – эти отделения и откаты есть временные и даже более усиливающие влияние религии на сознание человека. Скрытность и потаённость вызывает всегда больший интерес и возрастающее доверие к запрещённому…

– Не в религии и вере или неверии в Бога заключается развитие человечества, – возразил кто-то из нас.

– Согласен, – попивая чаёк, далее говорил, всё более возбуждаясь, Сорокин, – тем более, христианство напоминает, по аналогии с человеческим организмом, рак. Возникнув в Римской империи – великой и языческой, потихонечку развиваясь по окраинам, «съело» организм – разрушив язычество, а затем – и государство. Стёрло с лица земли памятники, здания, разрушив сознание, память и приоритеты язычников.

– Да, – заговорил Володя Геймур, наиболее начитанный и эрудированный член нашей группы. – Сегодня эта болезнь сидит в самом чреве бывшего великого государства в Риме…

– Ватикан, управляя миром, продолжает развращать сознание человечества.





– Одним из первых актов христианского государства было уничтожение Александрийской библиотеки, 325-й год нашей эры, – блеснул своими знаниями Геймур.

– И походы крестоносцев, чтобы мечом и огнём заставить полюбить Христа. Гордыня – самый большой грех в христианстве… – Наш оратор замолк, давая возможность задуматься над сказанным. – Но гордыня католического христианства – превыше всего! Отрицая любое инакомыслие и признавая только себя как единственно верных… Что это, если не гордыня?! Запретив все формы религиозности и став единственной обязательной властительницей душ и мыслей…

– Попытка крестоносцев уничтожить мусульманство на Востоке, – наконец вставил и я своё слово, – только укрепила силы истинно верующих мусульман…

– Точно, – подхватил Вася, – вот вам, в том числе, одна из реальных причин сегодняшнего восхождения ещё одной «молодой» религии – мусульманства и перехода многих уже христиан в другую религию. – Он опять замолк, а мы все вспомнили одну поучительную историю, которая произошла в Афганистане…

Рассказывали её многие офицеры, прошедшие пыльные дороги этой страны. Рассказывали часто с обидой и досадой, сетуя на глупость кое-кого из начальства. В Афганистане и религия, и условия пустыни и открытой местности с постоянными ветрами – всё это выработало уже веками сложившуюся традицию ходить «по малой нужде» сидя. Так вот, один из партийных деятелей, прибывший как советник, однажды сказал: «Я их научу ссать стоя…» Никто никого, соответственно, ничему не научил. Но эта фраза, образец беспардонного вмешательства в обычаи и традиции целого народа, была недопустима в нашем понимании, а для того «советника» его карьера на этом и закончилась. Но по таким судили и обо всех русских…

– Люди на подсознательном уровне чувствуют ложь, – продолжал Сорокин, размышляя о христианстве. – И в этом «чистом поле» сегодня видим или материализм, или секты, или… мусульманство.

– А как же православие?

– Православие – это наше почти генетическое состояние… Но разбираться в этом придётся каждому самостоятельно. – Василий неожиданно отвернулся и сделал вид, что задремал. Он не хотел больше говорить на эту тему. Мы должны сначала «пережевать» услышанное. Прожив длительное время в Афганистане, активно работая и принося при этом хорошие результаты, он ясно видел усиление позиций религии среди населения, которое и ранее без неё не могло ступить и шагу. Чем больше «сгибали» палку, заставляя отказаться от Аллаха, тем больше веры прибавлялось у людей. Видно, Василий очень часто и много говорил об этом со своими «подсоветными». Многое почерпнул из мудрости восточных стариков, не терпелось поделиться со своими братьями. Сказал и… запереживал: «Не рано ли?»

– Человеку не хватает на этом «поле» знаний, – продолжил я, рассматривая спину Сорокина. – Эти темы и государствами, и религиями запрещены и караются смертью. Раньше – открыто, сегодня – скрытно, но неотвратимо…

Думай как хочешь, что я имел в виду своей последней фразой. Но под каждым словом моего зама был готов подписаться.

Допили чай. Тщательно проверили рюкзаки и оружие, чтобы ничего не гремело, затушили и замаскировали костёр и двинулись в путь.

Шли быстро. Сначала яркая луна помогала, подсвечивая лесные дороги и тропинки, но с середины ночи пошёл дождь. Мелкий, противный, через некоторое время превратившийся в ливень. Тучи закрыли нашу небесную спутницу, и стало так темно, что хоть глаз выколи. Двигались по компасу, пока не стало светать. Прятаться от дождя смысла уже не было. Мы стали мокрыми, как часто это и бывало, до нитки. Сухими оставались только топографические карты и вещи, бережно нами хранимые в целлофановых мешочках, – носки, нижнее бельё и планы наших операций. Часа два двигались в темноте, пока небо не стало сначала сереть, а потом за тучами обозначилось солнце и оповестило о начале следующего дня. Стало немного веселей. Кроссовки хлюпали от воды в них, майки и трусы, не говоря о спецназовской форме, были хоть выжимай, удовольствие состояло в одном: нам всё нипочём или, на языке гражданских людей, – по плечу! Но через некоторое время наступил ступор от никчёмности происходящего. «Неужели нельзя пересидеть где-нибудь этот проклятый дождь? Куда мы рвёмся, зачем?»